Чай

В кабинет влетел Степан. Как всегда, не вовремя. - Мария Сергеевна, ну, мы вычислили номер машины, которая у вас на хвосте была. Номер записан на некого Жмурина, дважды судимого в Екатеринбурге. - Квашня, какой хвост...Марья Сергеевна, за вами следили?! - выпучил на нее глаза Кораблев. - Ну да, и что? - Почему вы мне не сказали?! - Ну, Лень, они же ничего мне страшного не сделали. Я не хотела, чтобы ты переживал. - Считайте, что у вас получилось. Только теперь я буду вас охранять в двойном размере. И не спорьте со мной!

***

- Мам, кто это? Я вроде Митю просила через пятнадцать минут заехать. - Злат, я сама не знаю, - откровенно испугавшись ночному звонку, Швецова подошла к дверному глазку. Увидев в подъезде Кораблева, она с облегчением выдохнула и открыла дверь. - Разрешите. - Лень, что случилось? - Привет, Злат, - не спешив отвечать на вопрос, Кораблёв помахал Швецовой-младшей, и закрыл за собой дверь. - Злат, подожди Митю на кухне, - укоризненно посмотрела Маша на дочь. Та, поняв, что мешать лучше не стоит, скрылась в дверном проеме. - Все в порядке, - размахивая руками, что было жестом, как раз таки, что все наоборот, Кораблев вошел в прихожую, - нет никакого повода для беспокойства. Швецова усмехнулась. - Ты приехал ко мне ночью, чтобы это сообщить, так? - Нет, номера у них чужие, у тачки. Мы завтра возьмем этих красавцев, а сегодня, если вы не возражаете, я у вас здесь побуду. Откровенно говоря, Кораблев и сам толком не понимал, зачем приехал. Рита дома ждала, да и Маша могла быть вовсе не одна дома. Почему-то вдруг страшно за нее стало, как тогда, когда на нее еще маньяк охотился. - Возражаю, конечно, - сказала Швецова, толкнув в плечо бесцеремонно собиравшегося пройти дальше Кораблева. - Марья Сергеевна, я в курсе про Екатеринбург. Поверьте, там реальные ребята, и они очень на вас обижены, - Леня тяжело вздохнул, и почему-то очень сильно нервничал. - Леня, успокойся, им нужен стрелок, а не я. Так что давай, домой, а то Рита тебя убьет. - Вообще-то она меня к вам и послала. - Серьезно? Переживает? А она не приревнует? - А есть повод? Оба как-то хитро друг на друга посмотрели, когда их ночной диалог прервала вошедшая Злата. - Ну все, мам, я поехала. - Давай, котенок, будь осторожна только. - Дядь Лень, вы, правда, останьтесь. А то мама одна да одна. - Златочка, иди уже, а, - Швецова укоризненно глянула на "сваху". Когда дверь за Швецовой младшей захлопнулась, Леонид продолжил. - Мария Сергеевна...Ну, я правда за вас очень переживаю. Все-таки, вам уже не двадцать. - Ты правда приехал ко мне ночью, чтобы защитить? - впервые без претензий в голосе, и абсолютно по-детски улыбнувшись, спросила Маша. Кораблев лишь смущенно отвел от нее взгляд. - Ой, горе моё. Есть будешь? Голодный поди?

***

- Ой, ну что вы, Мария Сергеевна, я могу и на кухне поспать, - сказал Кораблев, увидев, что Маша начала расправлять вторую половину двуспальной кровати. - Прекрати. Ладно, чтобы тебя не смущать, моя половина правая, твоя - левая. По-моему, прекрасная субординация, разве нет? - Уж очень слышно иронию в вашем голосе. То есть, вас совершенно не смущает тот факт, что я женат? - Давай начнем с того, что ты сам ко мне пришел. Вот если бы ты соизволил принести с собой еще и диван, я была бы весьма признательна, и вообще... - Ладно-ладно, уговорили. Швецова скинула с плеч шелковый халат, оставшись в одних лёгких штанах и майке, сняла с головы полотенце и забралась под одеяло. Кораблев, последовав ее примеру, стянул с себя рубашку и брюки, и залез со своей стороны. Он до сих пор не мог понять, что сейчас лежит в одной постели с Машкой, да еще и при живой жене. Как-то всё не правильно ведь. Маша же была, напротив, абсолютно не возмутима. Как будто все так и должно быть. Она развернулась к нему лицом, и настолько близко оказалась, что у Кораблева перехватило дыхание. Все-таки, не каждый день видишь свою начальницу с мокрыми волосами на рядом на подушке без косметики, что делало ее только краше. Маша положила одну руку под голову, а второй поправила одеяло на оголенном плече Лени. Это был очень интимный жест. Настолько нежный, что Швецова сама поразилась чувствам, нахлынувшим на неё так резко. - Спокойной ночи, - она выключила светильник на тумбочке и закрыла глаза, - хотя, не вздумай спать, Кораблев, ты вообще-то охранять меня приехал, а не спать со мной, - хитро улыбнувшись, Машка перевернулась на другой бок, пытаясь скрыть неуместное смущение. И скоро засопела. А Кораблев в эту ночь, скорее всего, заснуть уже не сможет.

***

Свет от уличных фонарей пробивался сквозь шторы. Вот значит, как выглядит счастье. Своё, родное. На белоснежной наволочке, с растрепанными волосами. Кораблёв смотрел на неё не отрываясь, стараясь запомнить всё. От плавно поднимаюшейся груди до запаха её медовых волос. Рядом с ней всё становилось настолько неважным, незначительным. Время было уже за полночь, а Лене казалось, что прошло несколько минут. Он даже дышал через раз, чтобы не разбудить это милое создание, сопевшее в нескольких сантиметрах от него. Вдруг Маша резко открыла глаза, и также пристально уставилась на Кораблева. Тот как-то виновато улыбнулся, и заправил прядь выбившихся волос ей за ухо. Ночами, порой, происходят самые важные откровения. Которые на утро кажутся неправильными. Как же много времени прошло. Её морщинки вокруг глаз стали совсем глубокими, а его кожа на руках совсем морщинистой. Шутник-одиночка и влюблённая дурочка. Вот, кто они. И спустя годы, в разных постелях, с не своими людьми, но с теми же чувствами. Маша, временами видящая на месте мужа образ того зеленоглазого парня из двухтысячных. И Лёня, слышащий в пустой квартире её шаги, когда вокруг никого не было. Кораблёв натягивает на Машу свою половину одеяла и кутает ее в него, прижимая к себе ещё сильнее. Утыкается в её прохладный, бледный лоб носом, закрыв глаза. Швецова как никогда ощущает, что нужна ему. Чувствует его слабость, не смея осуждать. Слишком много лет Кораблёв был сильным. Теперь настал её черёд. И она готова закрыть своего волчонка сейчас от всего этого мира. - Знаешь, прошло уже двадцать лет, а я так и не научился жить без тебя. Шепчет в ночной умиротворенной тишине ей практически в губы. Маша, поглаживая его руку, лежащую на её щеке, прижимается к нему своими губами. Маша любила его теперь совсем по-другому. Как тогда. Отчаянно и безоговорочно. Так хотелось ей наконец произнести это "я люблю тебя". Три секунды, чтобы сказать. И целая жизнь, чтобы доказать. Дыхание сбивчивое, а сердце качает кровь так, что скоро не выдержит. - Какой же ты дурак, Кораблёв. Он улыбается, а внутри что-то плавится от этой фразы. Дурак. Полный идиот. Пить чай и тихо ждать два десятка лет, зная, что она не придёт. Больше походит на акт мазохизма. - Но я так люблю тебя. И до смерти хочу поцеловать тебя ещё раз. Он целует её теперь уже полностью подчиняя себе, не давая сделать и глотка воздуха. И ушки большим пальцем поглаживает. Маша хватается за плечо, которое так было необходимо и впивается в него ногтями. В ту ночь они не занимались любовью. Прижавшись головами друг к другу, сплетая руки, как те практиканты в первой командировке на гостиничной софе, которые никогда не постареют. Однако они всё же постарели: Маша в конце концов уснула у Кораблева под боком. Он шёл к ней пятьдесят лет, а она ждала его сорок два.