Иное

      В Аду было тепло. Нет. В Аду было жарко, чертовски жарко. Пот стекал по лицу солеными дорожками и постепенно пропитывал одежду, отчего та становилась влажной. Соленая влага касалась кожи с маленькими ранками и заставляла те болеть. Я каждый раз морщилась от боли, но продолжала работать натруженными руками, на которых всё больше и больше становилось ссадин.       Не работать было нельзя. В Аду вообще много чего было нельзя. Особенно, если ты человеческое отродье, как выражались сами демоны. Здесь человек был в качестве рабочей силы, прислуживающей во дворце и выполняющей разнообразное количество грязной работы. Расходники, на которые было плевать, загнуться они от обезвоживания, голода или усталости. Расходники, чьи тела можно было спокойно сжечь в адовом пламени, если те умрут. Расходники, существование которых не было ценностью, ведь таких, как они, наверху — тьма.       Тьма была и в моей душе. Надежда на спасение угасла в первый же день моего пребывания здесь, когда поняла, что даже на Земле мы, люди, не представляли ни малейшей ценности для своего государства. Нас никто и никогда не пытался спасти. Оказавшись в Аду, ты автоматически становился членом этого хаоса боли и страданий.       Я с трудом повернула голову в сторону, когда услышала глухой стук справа от себя. Это было тело девушки, ударившееся о сухую землю, которую мы возделывали для странного урожая, как будто в такой почве могло что-либо вырасти. Кажется, её звали Ами. Когда-то у нас всех были имена, но со временем они позабылись. В них нет необходимости, если тебе каждый день напоминают о собственном ничтожестве и что твое существование принадлежит лишь им. Имя — личность. Потеряв одно, потеряешь и другое. Свое я уже не помнила. А её имя сохранилось в памяти. Наверное, потому, что она боролась до последнего, у неё была цель, которую я, однако, не понимала. Ами хотела умереть. Она говорила, что это тело её, голос, разум, чувства — всё её, и никто не вправе забирать это. Поэтому ничего не ела и работала до изнеможения, чтобы быстрее предать свое тело тлению, ведь только так можно освободиться от кандалов, стягивающих руки и ноги мертвой петлей. И она умерла.       Демоница, приставленная к нам для контроля, презрительно цыкнула, щелкнув пальцами, и тело Ами охватил огонь. С такими, как Ами, долго не церемонились.       Я глубоко вдохнула, заполняя нос и легкие горячим воздухом. Пусть хотя бы эта жизнь будет ей в радость.       День приближался к концу, но привычных для нас понятий, как утро или ночь, здесь не было. В Аду царило единственное время суток, которое я даже не могла охарактеризовать. Воздух и пространство вокруг были поддернуты красноватой дымкой как во время пожара, солнце было тускло-бардового цвета и практически не давало света, тем самым создавая вечные сумерки. Однако у нас существовало понятие рабочего дня, которое сменялось несколькими часами отдыха. Не знаю, как демоны ориентировались в своих часах, но над ухом гаркнули:       — Время сна, бесполезные личинки!       Нас погнали в небольшой пристрой, располагавшийся с северной стороны дворца. Внутри были голые стены и холодный пол, на котором мы спали. Несмотря на жару, все поверхности помещений дворца были ледяными, наверное, под стать королю здешних земель. Я его никогда не видела, но слышала о его чрезмерной жестокости и непоколебимости.       Медленным шагом, еле передвигая ноги, я двигалась к минутам тишины, которые предвкушала с самого утра. Жутко хотелось спать. С каждым днем мое тело слабело всё больше, и я уже сомневалась, что протяну еще какое-то время. Перед глазами всплыло лицо Ами: она лежала на выжженной земле и улыбалась, глаза были полны слез, но слез счастья. Вероятно, она была права. Лучше умереть.       Из воспоминаний меня выдернули чьи-то крики. Несколько демонов ходили вдоль вереницы измученных людей, хватали их за волосы и всматривались в лица. Трогали в основном девушек с длинными светлыми волосами и отводили их в сторону. Я нахмурилась. Когда очередь дошла до меня, не сдержала сдавленного стона. Волосы, больно сжатые в кулаке демоницы, оттягивали голову назад, открывая лицо её взору.       — Не особо симпатичная, быстро окажешься снова в моих руках, — красные глаза злорадно улыбались.       Я промолчала, разговаривать и спорить было бесполезно. Лишь заправила растрепанные волосы за ухо. Я сама не заметила, как мои короткие волосы стали достигать талии. Время, проведенное здесь, текло как-то иначе, не как на Земле, поэтому я потеряла счет. Но если судить по отросшей длине, то я здесь уже несколько лет. Осознание отразилось на моем лице легкой паникой.       Все эти года я была погружена в себя и не замечала происходящих вокруг вещей. А вокруг происходило много чего. Раз в несколько месяцев девушек со светлыми длинными волосами уводили во дворец, какое-то время они отсутствовали, а затем всегда возвращались, кроме одной. Куда пропадала эта девушка, никто не знал. И я сомневаюсь, что её участь была счастливой. Меня передернуло.       — Пошли, мои хорошие! — каркающе рассмеялась демоница, сопровождающая нас. Нас всего было четверо. Как четыре всадника апокалипсиса: такие же больные, истощенные, злые и наполовину мертвые. Я усмехнулась иронии происходящего. Мы уже в Аду, и не мы несем погибель, а погибель пришла к нам.       Когда нас привели в просторное помещение, в котором стояла огромная купель с привычной для меня водой, — прозрачной, отливающей голубым — я округлила глаза. Вокруг располагались баночки с маслами и различными травами, издающими приятный аромат. Не верилось, что в Аду может быть нечто прекрасное.       Из двери на противоположной стороне помещения появилось еще четыре демоницы, они несли в руках стопки с одеждой. Каждая из них кивнула нашей сопровождающей и та, с предвкушением улыбнувшись, отдала приказ:       — Начинаем, приведите в порядок эти недоразумения. Они должны сиять чистотой, иначе господина вывернет наизнанку от их вида. Однажды он уже отрубил голову одной нерадивой девице, осмелившейся коснуться его, будучи в рваной одежде и нечистом теле.       Теперь мои глаза округлились не от восхищения, а от ужаса. Представшая перед взором картина заставила передернуть плечами.       Приставленная ко мне демоница схватила меня за локоть, разворачивая к себе. В её руках лежал резной гребень из серебра, она принялась расчесывать мои спутавшиеся волосы. Сначала было больно, потому что она выдергивала колтуны, но потом гребень заскользил по гладким волосам, от чего я даже прикрыла глаза.       Каждую из нас натерли до блеска, расчесали, накрасили и одели, но прежде заставили отмокать в горячей воде целый час. Всё это делалось без единого комментария и звука, что еще больше нагоняло жути. Действительно всё выглядело так, будто нас готовили к праздничному ужину, только, к сожалению, мы были не гостями, а ужином.       Я перевела взгляд на девушек. За слоем грязи и пыли скрывались красивые лица с грустными глазами. Они были прекрасны в своей грусти. Грусть, как еще одно украшение, создавала вокруг ореол таинственности, за вуаль которой хотелось заглянуть.       Нас повели длинными коридорами, пока не привели в огромный зал, украшенный белыми цветами. Они стояли повсюду и очень тонко пахли свежестью. Я не знала их названия, но они отдалено напоминали земные лилии. Только у этих лилий были длинные лепестки, которые заканчивались алым шипом. Присмотревшись внимательно, я заметила капельку крови, аккуратно балансирующую на остром конце лепестка. Тонкие высокие стебли пронзительно черного цвета слабо покачивались на сквозняке, словно танцевали. Кроме цветов, здесь был только трон, одиноко возвышающийся на небольшом помосте. И сейчас он пустовал. Знание, что сейчас объявится истинный хозяин этого места, не особо воодушевляло.       — Построились, — зло прошипела демоница, даже она не рисковала нарушать этой уединенной тишины зала. — Господину в глаза не смотреть, стоять прямо, делать всё, что он говорит. Рот свой вообще не открывать. Ясно?       Мы синхронно кивнули, опустив глаза в пол. Он был черного цвета, глянцевый, отражающий всю обреченность наших лиц. Девушки смотрели строго перед собой, я же разглядывала потолок, который так четко виднелся в этой тьме пола. Удивительно, что всё помещение было идеально черным, ни намека на другой цвет, только белые лилии разгоняли темноту давящих стен. Мне стало интересно взглянуть на хозяина дворца. Какой он? Его душа так же черна, как это помещение?       Я вздохнула и прикрыла глаза, как услышала громкий шепот демоницы:       — Приготовились, господин идет! — она сама встала по стойке смирно, склонив голову в приветственном жесте.       Сердце почему-то ухнуло, когда я услышала глухие шаги в отдалении. Они медленно приближались. Размеренный стук подошвы об пол маленьким молоточком ударялся в голове. Из-за шума в ушах я не до конца поняла, послышалось мне или нет тихое бормотание демоницы рядом со мной:       — Кто знает, что лучше: остаться с ним или вернуться умирать на поля…       Я резко повернула голову в её сторону, забыв обо всех предосторожностях, и замерла, увидев его. Он был как человек. Ничего демонического. Только красив, как дьявол. У всех существ этого мира были какие-нибудь признаки, указывающие на то, что они родом отсюда: рога, хвосты, острые когти, неестественного цвета кожа, порой чешуя и даже шерсть. А этого выдавали холодные, как сталь, изумрудные глаза, в которых пульсировала радужка на оттенок светлее. Складывалось впечатление, что она вращалась в разные стороны, сосредоточенно изучая. Было жутко. Сама смерть плескалась на дне и улыбалась тем, кто посмел заглянуть в её обитель.       Мужчина заметил мое пристальное внимание, остановился в паре шагов. Его глаза сузились, легкая злость, а потом заинтересованность вспыхнули во взгляде и быстро погасли. Опомнившись, я опустила голову, понимая, что сейчас натворила. Захотелось провалиться сквозь землю, но что иронично я уже была под землей.       — Дея, мне кажется, я объяснил правила нахождения всех девушек в этом зале, — небрежно бросил он, усаживаясь в кресле и закидывая ногу на ногу.       Дея заметалась вокруг нас, не зная, что сказать и сделать, а потом просто упала на колени перед демоном, с силой ударившись лбом о ледяной пол. Мужчина презрительно фыркнул и, как мне показалось, даже закатил глаза. В помещении разительно стало холоднее с его приходом, словно северные ветра сковали своими колючими цепями всё здание. Я поежилась, чувствуя, как холод забирается и в без того тонкое шелковое платье с открытой спиной.       — Простите, господин, такого больше не повториться! Я накажу её! — запричитала демоница, хватая меня за руку и утягивая за собой на пол. Я, не ожидавшая такого, больно ударилась коленями, чувствуя, как сдирается кожа.       Дея слишком проворно для провинившейся вскочила, откуда-то в её руке появился огненный хлыст, которым она ударила меня по спине. Я закричала, когда боль от удара и жара лизнула кожу. В тот же миг пришло горькое понимание для чего все платья с вырезом на спине. Девушки сбоку от меня дернулись и тихо взвизгнули.       — Дея, — предостерегающе протянул демон, когда она замахнулась для второго удара. — Я просил?       Демоница остановилась с поднятой рукой и в недоумении хлопнула глазами.       — Нет?       — Нет, — холодно рыкнул он. — Пошли все прочь. Эту оставь.       Я еще больше съежилась на полу, слыша, как все тихими шажками покидают помещение, оставляя меня наедине с ним.       Спину саднило. От одного удара не должно было быть каких-либо серьезных повреждений, однако, зная, что способны сделать все демоны одним ударом в порыве злости, страха и желания угодить господину, я пошевелила лопатками, пытаясь оценить степень ущерба. Место удара пульсировало, словно было живым. Я чувствовала только жжение и боль. Хотя спустя минуту моих ковыряний появилось легкое онемение. Нахмурившись, я начала крутиться, пытаясь заглянуть за плечо.       Мужчина сидел на троне и снисходительно наблюдал за моей возней, его однозначно забавляла ситуация. В какой-то момент это ему надоело, и он встал, направившись ко мне. Я затихла, лихорадочно думая, как слиться с полом, на котором до сих пор сидела и жутко мерзла.       Демон обошел меня, встав за спину. Повернув голову немного в сторону, я боковым зрением видела, как он сосредоточено рассматривает рану, поднеся тонкие длинные пальцы в перчатках к подбородку. Было в этом что-то красивое.       Буквально за какую-то секунду спина онемела еще сильнее, и в идеальной тишине помещения я услышала характерный лопающийся звук, а потом уже на границе поясницы почувствовала горячую влагу, смачивающую весь низ платья с такой скоростью, что я в ужасе распахнула глаза и издала нечленораздельный возглас.       Я не видела, что происходит сзади, но понимала — что-то плохое, ибо мне резко стало жарко, закружилась голова, и потемнело в глазах. Не удержавшись на упирающихся в пол руках, я завалилась набок. Только сейчас ледяной пол принес облегчение.       Снова вспомнилась лежащая на земле Ами. Её счастливый взгляд, когда смерть пришла и протянула руку помощи. Эти костлявые пальцы легко коснулись тонкой и высушенной сухими ветрами кожи. Касание было прекрасным, ибо Ами исчезла во всполохах огня, мягко обнимающих её худое тело.       Я же чувствовала приход смерти как агонию. Это не было похоже на освобождение, которое испытала Ами. Я горела заживо. И я не хотела так умирать.       Мужчина всё смотрел и смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд кожей, он проникал внутрь и вызывал дискомфорт. Демон смотрел на чужую смерть. И это было нормально. Его не особо волновала судьба другого человека. Подобных мне в этом холодном дворце будет тьма. И где одна тьма, там и вторая. В забытом богом месте пространства для зла и боли было достаточно.       Хрип вырвался из горла. Воздух плохо проникал в легкие. Еще минута-две. И конец.       От осознания этого меня охватила такая необъятная ненависть, что я закричала. Ненависть горела во мне лучше адского пламени, подпаливая пространство вокруг. Почему этот мир так несправедлив? Почему кому-то приходится страдать из-за прихоти других? Почему странные желания людей и нелюдей оказывают какое-то влияние на простых смертных, желающих обычной человеческой жизни?       До попадания сюда у меня были друзья, любимые работа и хобби. Я жила, наслаждаясь каждой минутой, потому что понимала: всё, что есть у меня сейчас — великая ценность, которую нужно беречь. Думала ли я когда-нибудь, что окажусь в подобной ситуации? Думала ли я, что однажды на меня будет смотреть существо, наделенное такой силой, что мне и не снилось? Будет смотреть и ждать, пока я умру.       Нечестно. Я просто хотела жить.       Вся боль, скопившаяся в груди за время нахождения здесь, вылилась. Крик закончился. И я закончилась вместе с ним. Легкие уже не качали воздух, грудь перестала подниматься в такт дыханию, но мозг еще функционировал, потому что я видела и анализировала проплывающие перед глазами картинки. Скорее, это были воспоминания из прошлой жизни. Всегда же говорят, что перед смертью люди видят всю свою жизнь.       Последнее, что отпечаталось на сетчатке перед тем, как я навсегда закрыла глаза, была протянутая рука в черной перчатке и легкое касание, вызвавшее приятное покалывание по всему телу.

***

      В Аду было тепло. Нет. В Аду было жарко, чертовски жарко. Я ненавидел эту температуру. Столетия здесь распалили мои презрение и злость ко всему окружающему. Пожар горел внутри меня и не собирался потухать, языки пламени лизали сердце — если, конечно, таковое имелось — и заставляли его биться так сильно, что хотелось вырвать. Однажды ненависть вылилась через край, потоки, быстро качаемые горячим сердцем, затопили сознание. Тогда Ад окрасился алым. И тогда пришел долгожданный покой. Я вырвал это проклятое сердце. Оказывается, таковое имелось. Красный пульсирующий комок с всё еще вытекающей из аорты кровью. Совершенно идентичное человеческому. Я хохотал как обезумевший. С тех пор внутри было пепелище, оставленное после долгой войны с собой и миром. Однако теперь тишина была идеальной.       Ад оставался жарким — он в любом случае живет по своим законам, — зато дворец, мое пристанище разочарования, стал под стать мне — ледяным. Может ли что-то быть прекраснее, когда окружающий мир похож на твой внутренний. Гармония.       Смерть витала в том месте, где я обитал. Она стала моей верной спутницей на долгие годы, пока в Аду не стали появляться живые люди. Именно живые. При желании их можно было отправить обратно, не повредив жизненному циклу. Но зачем? Мне нравилось наблюдать за ними, нравилось видеть столько эмоций, сменяющихся за секунду от растерянности и страха до смирения и ненависти, на их лицах. Бесплатное зрелище на маленьких белых полотнах с черными провалами вместо глаз и рта.       Однажды на черной и мертвой земле Ада, которую пытались возделывать люди, я заметил девушку с белыми, как снег, волосами, похожими на мои. Тогда что-то дернулось в груди и заныло. Тьма внутри меня забурлила и протянула свои длинные щупальца по направлению к ней. Мне захотелось прикоснуться к этой светлой и теплой коже, полной жизни, которая во мне отсутствовала. Первые люди еще не были такими пугливыми, как нынешние, поэтому в её глазах сквозили банальная заинтересованность и смущение.       Не знаю, был ли то я или моя темная суть, высасывающая всё живое вокруг, но рука потянулась в её волосам и больно сжала в кулаке. Она испуганно ахнула, заглядывая мне в лицо и откровенно не понимая, что сделала не так. На тот момент всё было не так: мое состояние, её пронизывающий взгляд и даже ветер, доносивший тепло девичьего тела. Тогда я понял, насколько был холодным. Насколько был мертвым. Злость, обуявшая меня, вспыхнула как спичка. Долгожданный покой, который я выбаюкивал столетиями, рухнул за секунду.       Рука в перчатке дернулась, выпуская истинное существо, сидевшее во мне.       С тех пор раз в несколько месяцев я просил приводить ко мне девушек с белыми волосами. Что я надеялся в них увидеть — сам не понимаю. Но душа разрывалась на части, а монстр внутри меня грыз грудную клетку, если я не шел у него на поводу и не давал человеческого тела. Теплого тела. Живого тела.       Иронично, как смерть стремилась к жизни. Только смерть никогда не смогла бы быть с ней. Каждое мое прикосновение вызывало дрожь и сладкую агонию, которые превращались в предсмертный сон.       Красивые белые волосы лежали мягкой волной на черном полу. Его холод позволял телу находиться здесь еще несколько дней, не разлагаясь, пока я мог созерцать течение жизни. А точнее её конец. Все представляют смерть в темных, мрачных тонах, но я однозначно могу сказать, что её цвет — белый.       Долгое время я видел смерть в снегу, когда спускался в девятый круг Ада. Озеро Коцит было полно льда, остужающего мои бушующие мысли. Периодически шел снег, но только почему-то в самом центре Коцит, поэтому я вставал туда и забывался на долгие часы. Возвращающаяся гармония возвращала меня во дворец, где снова было пусто и тоскливо.       Так продолжалось до бесконечности. Страх в глазах, отблеск света в белых волосах, красные разводы на черном полу. Мое касание, несущее смерть. Я сам был смертью, и ничего не мог с этим поделать. А хотел ли?       Вереница прозрачных тел слилась в одно большое тело, которое давило на меня, и только очередное прикосновение к жизни, бьющейся в хрупком сердце, давало мне хотя бы секундное спокойствие. Это стало необходимостью. Это стало привычкой. Это стало наслаждением. В какой-то момент я понял, что делаю это ради собственного удовольствия. И больше ничего не важно.       Очередной месяц должен был привести ко мне еще одну обладательницу белых волос, однако среди ужасающей белизны смерти я увидел пряди, поцелованные лучами восходящего солнца. Легкий оттенок спелой пшеницы заставил на время задержать взгляд. Хозяйка волос выглядела жалко — маленькая, худая, с выступающими ключицами и скулами, — но только до тех пор, пока я не увидел её глаза. Живые. Искрящиеся. Испуганно-заинтересованные. Они смотрели прямо в душу с многочисленными вопросами, на которые хотели получить однозначные и быстрые ответы. Ответы, которых у меня не было.       Она всё смотрела, прожигая во мне дыру взглядом, пока не осознала свою оплошность. Быстрый взмах длинных ресниц — и девица сжалась, уставившись в пол. Я усмехнулся.       Сотворенная ею оплошность не осталась не прокомментирована, и Дея со всей её прытью угождения бросилась исполнять указания. Девушка упала на колени, а я почувствовал еле уловимый сладкий аромат. Монстр внутри меня царапнул когтем. Уж запах крови он мог отличить от чего угодно.       Слабый аромат сменился взрывом запахов, ударивших мне в нос. Место, где раньше было сердце, болезненно сжалось и будто бы запульсировало. Грудная клетка вспыхнула острой болью. Я хотел встать, хотел наброситься на нее, разрывая когтями эту нежную плоть, хотел вкусить утекающую из нее жизнь, но одернул себя, лишь протянув:       — Дея, я просил?       Мне срочно нужно было избавиться ото всех, оставив лишь её. Внутри всё горело. Я знал эти ощущения. Знал, что после наступит долгожданный покой, но перед этим я вдоволь намучаюсь.       Я не заметил, как все ушли. Всё внимание было сосредоточено на маленьком съежившемся тельце. Она пыталась осмотреть свою спину и не понимала, что с ней происходит. Зато я понимал всё. Она умирала. Огненный хлыст разрывал кожу жертвы, пуская сразу в кровь ядовитые вещества, которые потоком горячей влаги разносились по всему телу за считанные секунды. Я замер в предвкушении, оскалившись. Однако моего терпения не хватило надолго. Я уже сходил с ума, мне нужно было быть ближе. Нужно было быть рядом. Касаться. Вдыхать запах жизни с её теплой кожи, пока смерть не забрала очередной кусочек света в моем мире.       Не заметил, как оказался за её спиной, как она сжалась, краем глаза посматривая вбок, следя, чтобы я не сделал ничего лишнего.       Лишнего.       О дьявол, как я хотел сделать это лишнее.       Если бы не Дея со своим огненным хлыстом, забравшим у меня её; если бы не я с монстром внутри; если бы… то что?       Я ненавидел всё вокруг: Дею, себя, эту девушку. Воздух около меня подрагивал, быстро сгущаясь. И взорвался страшным хлопком, принесшим запах крови и её мучительный крик.       Столько боли и отчаяния. Столько желания жить в этом возгласе, разрезавшем густое пространство.       И это даже не я, не я виновник её страданий. Не моя рука принесла ей агонию, а после — мягкую смерть. Была бы она рада, была бы она благодарна, если бы умерла от моей руки? Я слышал её хрипы, слышал, как легкие из последних сил качают воздух, заставляя хвататься за крупицы реальности.       В груди что-то сжалось и будто забилось. Раз. Два. Удар. Три. Четыре. Удар. Рука прикоснулась к месту сердца и приподнялась в ритм удара. Я нервно усмехнулся.       Девушка перестала дышать, но была еще в сознании и смотрела прямо на меня. Глаза в глаза. Какие картинки проносились перед её взором? Какие воспоминания вспыхивали в её мозгу? Какие эмоции теплились в её сердце? Я не знал, но хотел знать, хотел видеть, хотел слышать. Я помешался еще в тот момент, когда увидел её в первый раз. Такую маленькую, такую теплую, такую живую. Моей мертвой душе нужна была она. И только она.       Я протянул руку к телу, чувствуя, как оно напрягается и расслабляется от прикосновения. Рваный вдох снова проникает в легкие, заставляя те работать.       Я сделал ей подарок, забрав старую жизнь и подарив новую. Она умерла для верхнего мира, но сохранила свою душу для нижнего. Для меня. Пусть это эгоистично с моей стороны, но хотя бы так она будет жить.       Девчушка не скажет мне спасибо. Не улыбнется. Будет ненавидеть. Однако это место и даже я сам не заберут у нее волос цвета спелой пшеницы и глаз цвета плодородной почвы.       Она живая. И это самое главное.