Университетские игры

Нью-Йорк

Я облегчённо вздохнула услышав категорический отказ Бенедикта от поездки на семинар. Мне бы очень не хотелось, чтобы обстоятельства отдалили нас, на тысячи миль друг от друга, в канун праздника. Приближалось Рождество и в моей груди теплилась робкая надежда, встретить его вместе с Ридом. Чувствуя, как щеки заливаются румянцем от моих мыслей, я молча взмолилась, чтобы никто из присутствующих в кабинете, не обратил на меня внимание. Миллер уже была у двери, когда Бенедикт заговорил: — Мисс Миллер? — Да? — ректор обернулась, опустив руку, протянутую к дверной ручке. — Возможно, я соглашусь на ваше предложение, если со мной на семинар поедет мисс Престон. Звук моего имени заставил меня вздрогнуть и я выдавила из себя первое, что пришло в голову, гораздо тише, чем нужно было для того, чтобы быть услышанной: — Что? — Извините? — вопрос Миллер прозвучал в параллель с моим, гораздо громче. Профессор заговорил твёрдо и уверенно, игнорируя растущие удивление на лице ректора: — Я думаю, мисс Престон будет полезно найти спонсоров для финансирования её кандидатской диссертации, — Рид выдержал недолгую паузу, затем скрестил руки на груди и слегка наклонил голову: — если вы, конечно, не собираетесь предоставить ей университетское финансирование. Я с восхищением смотрела на невозмутимое лицо Бенедикта и слегка завидовала его уверенности. Я конечно могу ответить на нападки Миллер, но так открыто и спокойно диктовать ей условия, у меня не хватало смелости. Удивление на лице Роуз Миллер быстро сменилось её обычным, надменным выражением: — Боюсь, это невозможно, профессор Рид, — каким-то по-особенному, вкрадчивым тоном произнесла ректор, после чего на её лице расплылась хищная, триумфальная улыбка, — на этот семинар университетом забронировано лишь два места и наши с вами имена уже внесены в список участников. Так что, профессор, собирайте чемодан, мы летим в Чехию! Рождество в Праге неповторимо! За Миллер захлопнулась дверь и в кабинете повисла гробовая тишина. Рид замер, словно изваяние, продолжая смотреть на закрытую дверь, а я смотрела на профессора, пытаясь осознать произошедшее. Шах и мат. Миллер обыграла Бенедикта в два счёта. Оказавшись на шаг впереди, она на корню пресекла любую возможность встретить Рождество мне и Бенедикту вместе. Ни здесь, ни в Чехии. Моя робкая надежда стремительно угасла, оставив за собой горький привкус безысходности. Профессор резко стукнул по столу ребром, сжатой в кулак ладони, заставив меня снова вздрогнуть. Я мысленно отругала себя за чрезмерную пугливость, последнее время мои нервы совершенно никуда не годятся. Я впервые видела столь ярко проявившиеся эмоции Рида. Обычно спокойный и хладнокровный профессор, сейчас казалось, был не на шутку зол. Продолжая хранить молчание, Бенедикт обошёл стол и опустившись в кресло, быстро застучал пальцами по клавиатуре, что-то набирая. Его действия вывели меня из оцепенения и я, не понимая, как расценивать его поведение, двинулась к двери, посчитав, единственно верным решением сейчас, уйти. — Софи, подожди, — произнёс Рид, что-то внимательно изучая на мониторе, — присядь. Подчиняясь его мягкому тону, я тихо опустилась на самый краешек дивана. Прошла мучительно долгая минута, прежде чем Бенедикт заговорил, переводя свой взгляд с монитором на меня: — Софи, я думаю, ты понимаешь, что я хотел, чтобы ты поехала со мной не только из-за твоей диссертации? Я хотел, чтобы мы встретили это Рождество вместе, — профессор замолчал глядя мне в глаза, словно искал в них одобрение, а моё лицо снова залила краска, — у меня было два способа, как это осуществить. Первый — отказаться от поездки под весомым предлогом и остаться здесь с тобой. Второй — взять тебя в Прагу. После выходки Миллер, первый вариант уже не сработает, так как я дал ей понять, что непреодолимых препятствий, моему присутствию на семинаре, нет. Второй же вариант, Миллер похоже разгадала даже раньше, чем он пришёл мне в голову. Рид замолчал, а я опустила взгляд на свои, нервно подрагивающие пальцы, лежащие на коленях. Эмоции бушующие внутри сбивали с толку. С одной стороны сердце заходилось в радостном танце от того, что наши желания совпали. Даже мечтать об этом, не говоря уж о том, чтобы осуществить, было ещё той дерзостью. С другой стороны, сердце сдавливала в тиски грусть, от невозможности осуществить эти желания, несмотря на их взаимность. — Ничего, я понимаю… — мой голос прозвучал гораздо тише, чем я бы хотела. — Нет, ничего ты не понимаешь, Софи, — профессор встал со своего кресла и подойдя ко мне, опустился на корточки, накрывая мои руки своими тёплыми ладонями и пытаясь поймать мой взгляд, — посмотри на меня. Я подняла глаза и наши взгляды встретились. Его серые глаза смотрели на меня с теплотой и беспокойством. На несколько долгих секунд я погрузилась в этот уютный омут и почувствовала, как нервозность уступает место спокойствию. Я мягко улыбнулась и заговорила, уже гораздо лучше контролируя свой голос: — Я бы тоже хотела встретить Рождество с тобой, Бенедикт, — глубоко дыша, я с трудом заставила себя не краснеть, — но я понимаю, что сейчас перечить Миллер не стоит. Ты ведь только вступил в должность, поэтому, тебе всё же стоит поехать на этот семинар. Рид пересел на диван рядом со мной, не выпуская моих ладоней из своих рук. — Но мы всё же сможем встретить Рождество вместе, — я удивлённо захлопала ресницами, а Бенедикт продолжил: — только что, я нашёл выход. Семинар назначен на раннее утро, двадцать четвертого декабря. Если сразу после него я поеду в аэропорт, успею вернуться. Перелёт с пересадкой и займёт тринадцать часов. Из них смело вычитаем шесть часов разницы часовых поясов. Вечером я буду в Нью-Йорке. — Ты правда это сделаешь ради меня? — пожалуй, это был самый глупый вопрос из тех, что я могла задать, но сейчас это было единственным, что пришло мне в голову, я опустила глаза. Пальцы Бенедикта нежным касанием приподняли мой подбородок, вынуждая снова взглянуть в серый омут. — Да, Софи, я это сделаю. Я хочу провести это Рождество с тобой. И даже четыре тысячи миль не помешают мне этого сделать. Взгляд Рида опустился на мои губы и я на долю секунды задохнулась от предвкушения. Касание его губ было нежным, но требовательным. Я с наслаждением прикрыла глаза и раскрыв губы навстречу горячему языку, встретила его своим. Пальцы Бенедикта запутались в моих волосах на затылке, притягивая меня ещё ближе. Я полностью погрузилась в головокружительные ощущения, отдаваясь моменту. Наши языки танцевали танец страсти, похожий на танго, то отдаляясь друг от друга, то сталкиваясь вновь. Я положила руки на его шею, забираясь пальцами за ворот водолазки. Вторая ладонь Рида легла мне на поясницу, обжигая своим прикосновением сквозь тонкий шифон блузки и замерла, словно дожидаясь позволения. Тихий стон, сорвавшийся с моих губ, растворился на губах профессора. Расценив этот звук как знак одобрения, пальца Бенедикта заскользили вверх по позвоночнику, пробуждая волну мурашек и ещё один стон. Поцелуй становился жарче и настойчивее, нежность сменялась, давно сдерживаемой, но наконец выпущенной на волю, страстью. Ведомая эмоциями, я провела ладонью по напряжённым мышцам груди и пресса профессора, остановившись на металлической пряжке его ремня. Рука Бенедикта накрыла мои пальцы, останавливая мягким, но решительным жестом. Оторвавшись от моих губ и отдалившись лишь на пару дюймов, Рид резко выдохнул, обжигая дыханием, моё и без того разгорячённое лицо: — Тише, не сейчас… не так… Я видела каких невероятных усилий стоило профессору это решение. С трудом переводя безнадёжно сбившиеся дыхание, я положила раскрытую ладонь ему на грудь, убрав её с пряжки. Бенедикт коснулся своим лбом моего и замер с закрытыми глазами. Несколько долгих, сладостных минут мы сидели так молча, восстанавливая дыхание и слушая сумасшедший грохот в груди друг друга. Первым тишину нарушил профессор: — Тебе пора, Софи. Едь домой и отдохни как следует, это день был долгим и непростым, — Рид нежно погладил меня по щеке, — я тоже поеду домой. Нужно собираться, завтра утром самолёт. Напоминание о том, что он улетает, чёрной кошкой заскребло внутри и я, решив отогнать эти мысли, лукаво улыбнулась профессору: — Это все причины, по которым ты хочешь, чтобы я ушла? — Нет, — взгляд Рида снова опустился на мои губы, — главная причина в том, что во второй раз я не остановлюсь. Удовлетворённая его ответом, я в коротком, невинном поцелуе коснулась его губ и быстро, чтобы не передумать, поднялась с дивана. Профессор остался сидеть, наблюдая как я, слегка неловко, поправляю волосы. Встретившись взглядом с Ридом я замерла, словно загипнотизированная. В глубине его глаз таилось сейчас что-то первобытное, даже можно сказать опасное, но такое манящее. У меня возникло ощущение, словно я стою на краю обрыва, а у его подножия разбиваются о скалы необузданные волны цвета глаз Рида. От столь откровенной, мощной стихии захватывает дух. Волны пугают, обещая неотвратимую гибель, но вместе с тем и завораживают так, что невозможно противиться желанию сделать шаг и погрузиться с головой в пучину. До горящих от нехватки кислорода лёгких, до головокружения, до потери пульса и себя в этой опасной природе. Собрав ничтожные остатки воли и самообладания, я отвела взгляд, разрывая зрительный контакт. Подхватив сумочку с кресла, я развернулась к двери, но даже не успела взяться за ручку, как почувствовала лопатками Рида за своей спиной. Развернувшись, я улыбнулась профессору, слегка устало и тихо произнесла: — Возвращайся ко мне скорее, Бенедикт. Тёплая ладонь Рида легла мне на щёку, поглаживая пальцем скулу. — Я вернусь, как и обещал, — его губы коснулись моего виска, вынуждая на долю секунды прикрыть глаза от удовольствия. Бенедикт убрал ладонь с моего лица и сделал шаг назад, молча давая этим понять, что прощание окончено. Я, так же молча, вышла за дверь. Говорить что-либо ещё, пытаясь оттянуть момент расставания, не имело смысла. Потому что, разлучаться совсем не хотелось. Ощущая себя школьницей в пубертатном периоде, я вышла из университета и вдохнула полной грудью морозный воздух. Отсутствие Рида продлится всего два дня. Два несправедливо долгих, тоскливых дня. Декабрьская свежесть слегка прояснила мысли и я подставила лицо, ласкающему своей прохладой, ветру. Воспоминания о произошедшем в кабинете после ухода Миллер, заставляли меня глупо улыбаться. Сердце в груди робко ликовало. Анализируя, наши с Ридом, зарождающиеся отношения, я не спеша двинулась в сторону своей квартиры. Завести что ли кошку, чтобы было кому меня ждать дома?

Прага

Железная птица коснулась шасси взлётной полосы. Едва ощутимый толчок подтвердил объявление о посадке, прозвучавшее минутой ранее. Закрыв книгу Гая Дойчера «The Unfolding of language» и приспустив очки с переносицы я устало потёр глаза. В иллюминаторе самолёта мелькали огни аэропорта Праги. Долгий перелёт, с часовой пересадкой в аэропорту Франции, наконец достиг своей цели. На обоих рейсах наши с Миллер места были в разных концах салона бизнес-класса. К счастью, мне не пришлось терпеть её общество много часов к ряду. Это несказанно радовало и вселяло надежду на то, что к бронированию номеров в отеле она подошла с той же рациональностью. Вот только рациональность и логичность Миллер была почему-то выборочной. В отличие от меня, ограничившегося ручной кладью, багажом Роуз был довольно крупный чемодан. Потому, ещё половину часа пришлось провести возле ленты выдачи багажа. Дорога до отеля заняла без малого ещё час. Что являлось ужасным расточительством времени. Ещё одним расточительством, только на этот раз университетских финансов, был сам отель. Роуз Миллер не была бы собой, если бы не забронировала номера в историческом Art Nouveau Palace. Приняв единственно верное решение, оставить всё это без комментариев, я молча поднялся к себе в номер. После столь долгого перелёта, мысли сейчас вертелись лишь вокруг душа и кровати. Горячие струи тропического душа смывали усталость с напряженных мышц. Закрыв глаза и опустив голову, я наслаждался ощущениями, чувствуя каждую каплю стекающую по моей шее. Эти капли напоминали прикосновения Софи. Такие же лёгкие и приятные. Интересно чем она занимается? Действительно ли она ждёт новой встречи также как я? Маленькая моя, знала бы ты, как давно я наблюдаю за тобой. Как давно я хотел прикоснуться к твоей коже, почувствовать её бархатистость, узнать вкус твоих губ. Сколько раз за эти несколько лет, что ты пришла работать в университет, я останавливал себя от того, чтобы поддаться своим желаниям. Каждый раз убеждая себя, что я вовсе не тот, кто тебе нужен. Что узнав меня ближе, ты испугаешься того, что тебе откроется. И я не решался перевести наше общение на более близкое. Но совсем недавно, ты сама потянулась ко мне, от чего-то став смелее. На этот раз устоять я не смог. Моя прелестная мисс Престон… по университету уже гуляют слухи о нас. Что-то мне подсказывает, что их источник Роуз Миллер. Как бы мне хотелось защитить тебя от них, чтобы тебя не коснулась эта грязь. Выйдя из душа и обернув полотенце вокруг бёдер, я задумчиво опустился в кресло с телефоном в руке. Разница между Прагой и Нью-Йорком составляла шесть часов. А значит, в то время как здесь уже глубокая ночь, дома Софи только освободилась с работы. Потирая переносицу, я сверлил взглядом чёрный экран мобильника. Не будет ли это слишком навязчиво с моей стороны? Но вопреки мыслям, пальцы уже набирали сообщение. «Привет. Как ты?» — двойная галочка засветилась синим буквально через пару секунд, словно Софи ждала, не выпуская телефон из рук. Ответ тоже не заставил себя ждать: «Всё хорошо. Как долетел?» — беспокоится или просто дань вежливости? «Утомительно, но терпимо.» — моя нелюбовь к перепискам определённо сказывалась на информативности моих сообщений. Но ведь я сам затеял это. Я уже начал набирать более развёрнутый ответ, как в дверь номера постучали. Заблокировав привычным жестом телефон, я бросил его на кресло и направился к двери, уже на ходу вспоминая, что не повесил табличку «Не беспокоить» на дверную ручку с обратной стороны. Но даже без таблички персонал вряд ли стал бы беспокоить гостей в такое время. Перебрав по пути в голове причины бесцеремонности, начиная от пожара и заканчивая банальным «ошиблись номером», я распахнул дверь. Открывшаяся картина оказалась самой неожиданной из возможных. На пороге моего номера стояла Роуз Миллер с бокалом красного вина. Внешний вид ректора не оставлял абсолютно никаких сомнений в цели её визита. Полы белого, шёлкового халата едва прикрывали ягодицы и были небрежно схвачены на талии поясом. — Мисс Миллер? — настороженно протянул я, мысленно проклиная себя за то, что не сменил полотенце на спортивные брюки, лежавшие в дорожной сумке, прежде чем открыть дверь. — Бенедикт, прошу тебя, зови меня Роуз, — тонкая ладошка властным жестом опустилось мне на грудь и Миллер вплыла в номер, соблазнительно покачивая бёдрами, — прикрой дверь, здесь сквозняк, я легко одета. — Мисс Миллер, что вы здесь делаете? — произнёс я, удивляясь покорности с которой выполнил её просьбу и закрыл дверь. Миллер, демонстративно игнорируя кресло, опустилась на кровать и закинув ногу на ногу, отчего халат на бедрах распахнулся ещё сильнее, сделала глоток вина и только после этого ответила: — Бенедикт, вот уж не думала, что мужчине твоего возраста нужно объяснять причину визита женщины в таком виде, — ещё глоток, — мы ведь взрослые люди, Бен. Внутренне передернувшись от сокращения своего имени, я облокотился о комод, скрестив руки на груди: — Вот именно, мисс Миллер. Мы взрослые люди, а вы пьяны и вряд ли отдаёте себе отчёт в своих действиях. Думаю, позже вы пожалеете о том, что делаете сейчас. Взгляд Миллер с моего лица опустился ниже. Пройдясь по плечам, груди и прессу, он остановился на полотенце. Подойдя ко мне почти вплотную, Роуз повторила траекторию взгляда наманикюренными ноготками. Надо отдать должное, Роуз Миллер была весьма недурна собой, для своего возраста. Стройное тело, подтянутая кожа и чувственные губы. В другое время и в другой ситуации, я бы возможно воспользовался её предложением и даже нашел бы в нём выгоду. Но сейчас, прикосновение этой женщины вызывали почти отвращение. Пальцы Миллер коснулись края полотенца, вынуждая меня схватить её запястье. — Роуз, не стоит… Миллер прищурилась, снова поднося бокал к губам. Сделав глоток, её губы растянулись в довольной улыбке: — Уже лучше. Ты наконец выучил моё имя. — Мисс Миллер, я прошу вас покинуть мой номер, — я тяжело вздохнул, ситуация начинала не на шутку выводить из себя. Миллер поставила бокал на комод за моей спиной и потянула конец своего пояса, видимо решив сменить тактику. Только сейчас я понял, что всё ещё держу её запястье, убрав пальцы, я отпустил её руку. Свобода обеих рук позволила Роуз беспрепятственно скинуть тонкий шёлк с плеч. Ведомый инстинктами и здоровым мужским любопытством, я позволил себе оценить открывшийся мне вид. Тонкая, длинная шея спускалась к острым плечам с глубокой яремной ямкой и чётким ключичным изломом. Полная грудь, облаченная в дорогое белое кружево, пикантного фасона, тяжело вздымалась, выдавая волнение Роуз. Узкая талия с плоским животом переходила в широкий таз и округлые, соблазнительные бедра. Треугольник кружева, в пару к верху, прикрывавший сосредоточение женственности, был крохотным, но всё же оставлял место для фантазии. Фантазии, которая даже сейчас, после резюмирования того, что мне предлагалось, не была мне интересна. Я устало прикрыл глаза, подавляя раздражение. Ну, как до этой упёртой, захмелевшей женщины донести, что я её не хочу? Сделав несколько глубоких вдохов, я снова взглянул на Миллер: — Роуз, прошу тебя, не усложняй всё. Субординация, моё воспитание и твоя гордость не позволяют мне просто выставить тебя за дверь. Но если ты продолжишь испытывать моё терпение, клянусь, я так и сделаю. Глаза Роуз злобно сузились не предвещая ничего хорошего: — Это ведь из-за этой пигалицы, Престон, верно Рид? — если бы словами можно было ударить, то звук этой «пощечины» был бы слышен даже в Нью-Йорке, — Ты думаешь, ты ей правда нужен? Да эта двадцатилетняя серая мышка вильнёт хвостом и укатит в закат с каким-нибудь молодым парнем, раньше чем ты успеешь наконец осознать вашу разницу в возрасте! Мои ладони непроизвольно сжались в кулаки, сквозь зубы, я произнёс почти по слогам: — Убирайся, Миллер! Сейчас же! Подхватив с пола халат и не утруждая себя тем, чтобы его надеть, Роуз фурией вылетела в коридор, громко хлопнув дверью. Сжав двумя пальцами переносицу, я досадливо покачал головой. Вряд ли Миллер забудет то, что здесь произошло. И вряд ли её самолюбие простит мне этот отказ. Перспективы были прямо противоположны радужным. Поставить Миллер на место, если она обратит свой гнев на меня, проблемой не станет. Но, если она возьмётся изводить Софи… Ладно, над этим я подумаю на свежую, выспавшуюся голову. Выключив повсюду свет и приняв, так давно желаемое мною, горизонтальное положение на кровати, я провалился в царство Морфея, едва моя голова коснулась подушки.

Нью-Йорк

Рутинные рабочие задачи, едва ли отвлекали меня от мыслей о Бенедикте. Первым утренним напоминанием о нём стал небольшой букет бело-розовых пионов на моём рабочем столе. И когда только успел? Зарывшись лицом в благоухающие бутоны, я готова была замурлыкать, вдыхая нежный аромат. Рядом с букетом, на столе, лежала записка, написанная аккуратным, почти каллиграфическим почерком профессора. Мои щеки зарделись от удовольствия.

«Когда я вижу эти цветы, я думаю о тебе. Они такие же нежные.»

Найдя в почте письмо, с требующими выполнения задачами, от Бенедикта, я принялась за работу, периодически поглядывая на цветы и глупо улыбаясь. Завершив к обеду распечатку и сортировку необходимых документов, я отнесла их на стол Рида. И позволила себе маленькую шалость: задержаться там, изучая рабочее место профессора. Когда-то давно, мне кто-то сказал, что потому, как выглядит рабочее место, можно многое сказать о его владельце. Первое, что сделал Бенедикт, переехав в этот кабинет, это заменил массивный раритетный стол и кожаное кресло. Теперь на их месте стоял меньше по размеру, но более удобный по функционалу, стол из тёмного дуба и удобное, мягкое кресло обтянутое тёмно-зелёным бархатом. Пока этот кабинет принадлежал Миллер, стол был вечно завален какими-то бумагами, канцелярией и прочим. У профессора же на столе царил идеальный порядок. Даже старый компьютер Рид сменил на более практичный ноутбук. Общую картину дополняли два органайзера: для документов и для пишущих принадлежностей. Что примечательно, ручки стоящие в органайзере были абсолютно одинаковыми и даже стояли все пишущим концом вниз. Решив проверить одно предположение, я перевернула одну из трёх ручек вверх тормашками. Остаток рабочего дня пролетел незаметно за болтовнёй с Грейс, забежавшей ко мне после обеда. Сначала она долго восхищалась букетом, затем долго ругала Миллер из-за семинара, а после, снова долго, хвалила Рида за находчивость относительно скорого возвращения в Нью-Йорк. Настроение было замечательным, хоть я и очень скучала по Бенедикту. Пару раз за день рука самопроизвольно тянулась к телефону. Каждый раз я пресекала своё рвение, не желая показаться назойливой. И только вернувшись домой и заварив ароматное какао, я наконец взяла в руки мобильник с твёрдым намерением написать Бенедикту. Внезапно дисплей на телефоне загорелся, а тишину квартиры нарушил короткий писк, оповещая о входящем сообщении. «Привет. Как ты?» — три простых слова в совокупности с именем отправителя заставили меня улыбнуться широкой улыбкой. Подавляя, крайне детское, но такое естественное желание, затанцевать по квартире, прижимая к груди телефон, я открыла диалог. «Всё хорошо. Как долетел?» — писать о том, как я сильно соскучилась, в ответ на первое же сообщение, пожалуй, не очень уместно. «Утомительно, но терпимо.» — следующее сообщение вызвало небольшое замешательство своей сухостью. Но, на удивление, буквально следом появилась системная строка о том, что абонент набирает сообщение. После чего пропала так же быстро, как и появилась. Передумал? Подождав сообщение ещё несколько минут, я разочарованно вздохнула и отложив телефон в сторону, обняла ладонями кружку с какао. Софи, без паники! В Праге глубокая ночь. Возможно, профессор написал тебе сообщение из последних сил и просто… уснул? Пожалуй, это самый лучший вариант из тех, что я могла придумать. Оставлять диалог именно так, мне почему-то категорически не хотелось и я снова взяла телефон в руки. «Спасибо за цветы. Я соскучилась.» — следующей неожиданностью для меня стали синие галочки, появившиеся почти мгновенно. Но ответа так и не последовало. Утро выходного дня встретило меня противной трелью не выключенного с вечера будильника. Первым делом, ещё не до конца осознавая окружающий мир, я открыла переписку с Бенедиктом. Но изменений в ней не оказалось, что слегка огорчило. Что заставило Бенедикта проигнорировать сообщение даже после пробуждения, оставалось загадкой. Наверное, слишком занят. Я улыбнулась собственным переживаниям. Софи, это же просто сообщения. В любом случае, в дополнение к утреннему какао, меня грела мысль о том, что если профессор успел в аэропорт после семинара, как планировал, его самолёт уже на пути в Штаты. Неожиданно появившееся вчера, впервые за несколько лет, желание достать искусственную ёлку из кладовки, было решено осуществить. Где-то, вместе с ней в кладовке, были и гирлянды. Приговорив остатки какао одним глотком, я отправилась на поиски своей цели, тихо напивая под нос «Jingle bells».

Прага

Утро Сочельника, как и предшествующий ему вечер, не отличалось добротой. Взглянув на часы, я тихо выругался. Я проспал. Семинар должен начаться меньше, чем через час. Одной из лучших черт моей натуры была пунктуальность. Но в силу разницы часовых поясов, мой организм решил на это наплевать. А где Миллер? Почему не разбудила? Может всё же стоило оставить её вчера в своём номере? Последняя мысль вызвала на моём лице саркастичную усмешку. Может не проспал бы. Быстро завершив сборы, я спустился на ресепшен, проклиная себя за непредусмотрительность. Мог бы вчера поинтересоваться в каком номере остановилась Роуз Миллер. Получив от портье ответ на свой вопрос, я понял, что утро стало еще менее добрым. Номер Миллер был слева от моего. Это означало лишь одно: планы по-моему соблазнению она строила ещё в Нью-Йорке, бронируя номера. Вернувшись на этаж, я решительно постучал в соседнюю дверь. Спустя пару долгих минут дверь всё же открылась. На пороге стояла Миллер, всё в том же белом, коротком халатике. Времени на обсуждение вчерашнего и выяснение отношений не было, поэтому, игнорируя её внешний вид, я задал самый логичный вопрос: — Мисс Миллер, вы все ещё не одеты? До семинара меньше половины часа. — Профессор Рид, — протянула ректор развернувшись и удаляясь обратно в глубь номера, но оставляя дверь открытой, — простите, я совсем забыла вам сказать. Семинар перенесли, он состоится после обеда, в два часа. Волна безумной злости моментально объяла всё внутри меня: — Какого дьявола, Роуз?! — ребро моего кулака впечаталось в косяк дверного проёма, заставляя древесину жалобно скрипнуть и надломиться. Миллер притворно захлопала ресницами, даже не пытаясь скрыть довольной улыбки: — Профессор Рид, вы вероятнее всего, тешили себя надеждой успеть вернуться в Нью-Йорк к Рождеству? Сожалею, но у вас не выйдет. Подавив в себе первобытный порыв сжать её горло в своих руках, я молча развернулся, удаляясь в свой номер. Сука! Она всё спланировала заранее! Начиная с того, что предугадала моё желание взять Софи с собой и заканчивая переносом чёртового семинара. Вряд ли она сыграла в этом важную роль, скорее так удачно для неё легли карты. И при других обстоятельствах её план, возможно бы даже вызвал у меня уважение. Но сейчас… Вернувшись в номер я, в первую очередь, сунул голову под струю холодной воды, дабы прогнать навязчивые картинки о том, как я голыми руками душу Роуз Миллер. О, с каким бы удовольствием я это сделал! Вернув самообладание, я взглянул в зеркало. Замечательно! Маска сдержанного, рассудительного профессора снова была на месте. Думай, Рид! Думай! Начало семинара в два часа, длиться он будет, однозначно не меньше трёх часов. Войдя в комнату, я быстро просканировал её в поисках своего дорожного лэптопа. Самолёт! Мне срочно нужно увидеть расписание рейсов! Потратив пару минут на изучение сайтов по продаже билетов, я раздражённо захлопнул крышку ноутбука. Подходящего мне рейса просто не существовало. Даже при большом желании, я не успею. Думай, Рид! Ты ей обещал! Но как бы я не хотел обратного, выход из этой ситуации отсутствовал. Поэтому, не стоит обманывать самого себя. Я не успею вернуться в Нью-Йорк к полуночи. Если только…

Нью-Йорк

Прицепив последний блестящий шар на зелёную ветку и поправив гирлянду, я придирчиво оглядела результат со всех сторон. Удовлетворившись увиденным, я потянулась за кружкой, с уже остывшим какао. Это была уже третья кружка за последние несколько часов. Но моя любовь к этому напитку не позволяла мне от него отказаться. К тому же, палочка корицы торчащая из кружки добавляла сегодняшнему дню особенный аромат Рождества. Сделав глоток, я подняла глаза на часы висевшие на стене. Время тянулось невыносимо медленно. До приезда Бенедикта оставалось около четырех часов и я ломала голову, чем себя занять это время. Подарок для профессора был куплен уже давно, эксклюзивное издание Данте Алигьери на итальянском давно лежало на полке, заботливо завернутое в подарочную упаковку. Рождественская индейка стояла в духовке в ожидании своего часа. Заняться было совершенно нечем. Слоняться бесцельно по квартире проверяя телефон и поглядывая на часы каждые пять минут, совсем не хотелось. Может и правда, завести котёнка? Я снова взглянула на часы. Я вполне могу успеть съездить в приют и вернуться до приезда Рида. Почему бы не подарить какой-нибудь маленькой, одинокой душе частичку тепла и любви в это волшебное время? Решено! Я засуетилась по квартире в поисках необходимых вещей, на ходу прикидывая список того, что нужно будет прикупить для нового жильца. Надевая пальто в прихожей, я подпрыгнула от неожиданного звонка в дверь, раздавшегося над самым ухом. Как не вовремя, у меня совершенно нет на это времени. Нахмурившись и мечтая побыстрее выпроводить незваного гостя, я распахнула дверь. Увиденное заставило меня сделать шаг назад, удивлённо хлопая ресницами. Половину дверного проёма занимал огромный букет белоснежных пионов, скрывая от меня того, кто этот букет держал. Лишь край горчичного пальто выдавал его носителя. — Бенедикт? — мысли в моей голове лихорадочно забегали, пытаясь выяснить где я просчиталась, — ты здесь? Букет опустился и лицо профессора тронула фирменная улыбка: — Позволишь войти? — Да, конечно, — принимая цветы из рук Рида, я отступила в сторону, впуская его в квартиру. Неожиданно профессор, взяв моё лицо в горячие ладони, притянул меня к себе. Прижавшись своим лбом к моему, нервно зашептал: — Я тоже скучал, — коснувшись губами моих лишь на секунду, Бенедикт продолжил, внимательно вглядываясь мне в глаза: — Софи, скажи мне, если у тебя будет возможность стать преподавателем Гарвардского университета в Бостоне, ты согласишься? Если я предложу тебе такую возможность? Нервозность Рида начала передаваться мне и я почувствовала, как кончики моих пальцев похолодели. Видеть профессора таким было странно и непривычно. Всегда собранный и сдержанный, сейчас он словно не мог ничего контролировать и был растерян, от чего даже выглядел намного моложе своих лет. Стараясь сохранять спокойствие, я заглянула ему в глаза, слегка отстранившись для удобства: — Но я не понимаю… — Софи, прошу, просто ответь мне, ты поедешь со мной в Бостон? — надежда в глазах Бенедикта словно начала угасать, — а после, я тебе всё объясню. Всё, что смогу. — Да, Бенедикт, я поеду с тобой, если это будет нужно. Рид так быстро накрыл мои губы поцелуем, что я едва успела сориентироваться в калейдоскопе его эмоций. Его поцелуй был отчаянно жадным, словно только что, в моих словах он обрёл то, что не мог найти долгие годы. Коротко ответив на его порыв, я отстранилась, всё же желая узнать, что происходит. Поняв меня без слов, профессор заговорил: — Пару недель назад, мне поступило предложение занять должность завкафедрой на факультете искусств и наук в Гарвардском университете. Я не собирался его принимать и остался здесь. — Но почему? — в моей голове категорически не укладывалось, что может существовать причина по которой можно отказаться от такого подарка судьбы. Бенедикт упорно молчал, судя по всему, не горя желанием отвечать на этот вопрос, но спустя пару минут напряжённого молчания, всё же сдался: — Из-за тебя, Софи, — Рид перевёл взгляд с моего лица на стену позади меня, — я не хотел оставлять тебя одну с Миллер. Поэтому, когда её назначили ректором, я согласился занять её должность, зная, что так её власть над тобой существенно ограничится. — Но почему сейчас ты решил принять предложение Гарварда? Что изменилось? — я всё ещё ничего не понимала. — Просто сегодня я решил рискнуть и ты согласилась, — Бенедикт улыбнулся, к нему окончательно вернулась уверенность и собранность. Мои попытки собрать в голове единую картину происходящего были безуспешны, поэтому, решив оставить это на потом, я задала ещё один, волнующий меня вопрос: — Как семинар? Профессор притянул меня за талию к себе, заключая в уютное кольцо рук, ставших неожиданно такими родными. Задумчиво поднял взгляд на часы и как бы между делом, целуя меня в макушку, произнёс: — Закончился четыре часа назад, но без меня. Не давай мне возможности засыпать его вопросами, Рид накрыл мои губы поцелуем. Все мысли моментально покинули мою голову, когда горячие ладони Бенедикта начали рисовать узоры по моему телу. Я ответила ему столь же жадно, вкладывая в поцелуй всю истому, мучившую меня с нашей последней встречи. С упоением вдыхая терпкий аромат его парфюма, я поняла, что ответы мне вовсе не нужны. Мне нужен был только он и ничего больше. Он здесь и весь мой мир сжался до размеров этой квартиры. Сейчас были только мы, на грани осознания чего-то большего и нового для нас. А котёнка я всё же заведу, только уже вместе с Бенедиктом и уже в Бостоне. В голове светлой птицей пронеслась последняя мысль, прежде чем меня окончательно увлекли в свою пучину необузданные серые воды. Теперь всё будет хорошо.

***