Идите к чёрту, Олег Борисович

Сашка стояла у окна и смотрела вниз, на улицы. Она не дождалась окончания концерта и сбежала домой. Вечер был тихий, тёплый и снежный. «Вот и ещё один год почти прошёл, — подумала Сашка, открывая окно и стряхивая снег вниз. — Где я встречу следующий? Экзамен 13 января. Несчастливое число. А что, если?..» А что «если», она старалась не думать. Она спустилась вниз и позвонила маме. Поздравила её с наступающим праздником, механически проговаривая слова. «А ведь это, возможно, последний наш разговор, — вдруг промелькнула мысль. — Если я провалюсь?!» Ей хотелось, чтобы мама уговорила её вернуться домой. Хотя бы на каникулы, чтобы попрощаться. Но та, занятая мыслями о маленьком Валечке, автоматически отвечала: «Да, жалко, что не приедешь». Если бы тогда Валентина не схватил инфаркт… Если бы будильник сработал, Фариту бы не пришлось её наказывать… И мама ждала бы её на Новый год. Или нет? «Это всё подстроено, чтобы мама легко отпустила меня в Торпу, чтобы не боялась за меня, — с грустью подумала Сашка. — Новый муж, новый ребёнок, новая жизнь. Я в ней — чужеродный элемент. Пазл, не подходящий к картинке. Если меня не станет, она сможет жить дальше». Эмоциональная память, вот как назвал это Портнов. Даже если экзамен пройдёт успешно, она больше никогда не будет собой. Будет ли она когда-нибудь что-то чувствовать? Чувствует ли что-то тригонометрическая функция, когда её растягивают вдоль оси? А глагол? Глагол повелительного наклонения, что бы это ни значило. Когда-то она обещала научиться всему и отомстить. А стала такой же, как они. Легко рассталась с Егором, когда он перестал быть ей нужным. Всё сложилось как сложилось, ей даже не хотелось ему что-то объяснять. Смешной милый Костик. Как хорошо, что с ним тоже всё закончено. Может ли аксиома индукции заниматься сексом с геометрической прогрессией? Она бы сама не поверила, если бы не видела своими глазами. Как перестраивается живой биологический объект, девочка Саша, и перестраивается в нечто, не поддающееся анализу. В структуру? В функцию? Ей иногда казалось, что Портнов со Стерхом её боятся. Когда она вновь прыгает выше головы и превращается в механическое чудовище или присваивает всё подряд. Если бы она могла, она бы сделала мир без страха. Но страх будет во всём, до чего она дотянется. Кто-то, переодетый в костюм деда с бородой, прошёл под окнами. «Интересно, — усмехнулась Сашка, — может, кто-то додумался создать мир, где Дед Мороз на самом деле исполняет новогодние желания? Ведь кто-то же это придумал. Я бы тогда загадала…» Охваченная внезапным порывом, она выбралась на крышу, чуть не потеряв домашние тапочки. «Вот бы ещё раз пролететь над Торпой», — поднимая голову вверх, подумала Сашка. Снег слепил ей глаза. Она пыталась различить звёзды среди этих нескончаемых белых хлопьев, но ничего не увидела. — Каждая уникальна, как же, — проворчала она, поудобнее утаптываясь на крыше. — Когда позвоночники снежинок скрипят под нашими ногами, никто не вспоминает об этом. И пусть Стерх ей запретил, всё равно. Ей никто не увидит, если она будет осторожной. Вдруг это её последний акт неповиновения? А что, если полететь сейчас домой? К двум Валентинам и маме? Сашка перегнулась через подоконник и схватила со стола рюкзак. Нацепила себе на грудь — крылья будут мешать. Закрыла глаза. Вдох-выдох. — Я человек, — сказала она вслух. — И я глагол. Ей показалось, что она услышала знакомый голос, который её окликнул. Но она уже была далеко. Стремительно рассекая потоки воздуха, она поднималась всё выше и выше. Руки окоченели, и Сашка пожалела, что не оделась нормально. Кляня себя за дурацкий порыв, она повернула было обратно, но ветер вперемешку со снегом не дал ей разглядеть город внизу. Сашка уже не совсем понимала, где низ, а где верх, в ушах кололо и свистело, тапочки… Куда они подевались? Она подняла голову. Небо казалось чёрным и пустым, только три одинокие звезды горели, будто сигнальные фары поезда. Где-то она уже видела эту картинку… Из последних сил она рванулась к небу. Падая, Сашка вспомнила, что когда-то, в прошлой жизни, она купалась в море. Было жарко и солнечно, мама её любила, скоро 11 класс. Она хотела поступать на филологический. Ей нравился Ваня Конев. В кармашке платья Сашка держала плоский камень и касалась его пальцами, такого тёплого, как будто живого. Она падала прямо в небо. «Я не боюсь», — было её последними мыслями.