Смерть лжеца

    …Хлестаков сидел один в своей комнате, которую ему любезно предоставила семья городничего. Но на душе его спокойно вовсе не было. Он ощущал некую привязанность к этому месту, и мысль о том, что ему скоро придется уезжать отравляла его, итак, плохое настроение. Подобные неприятные сознанию мысли подтолкнули его на написание письма своему хорошему знакомому Тряпичкину в Петербург. Приведя мысли в порядок слабым покачиванием головы из стороны в сторону, Хлестаков обратился к своему слуге Осипу.  - Видишь, дурак, как меня тут угощают и принимают? – С этими словами Хлестаков окунул перо в чернильницу, начав писать.  - Да, слава Богу! Только знаете что, Иван Александрович? – Осип неуверенно взглянул на молодого чиновника. Хлестаков метнул секундный недовольный взгляд на него.  - Что? - Я тут подумал… Может мы уже начнем обдумывать наш отъезд? Видится мне вас за кого-то другого приняли, ей Богу видится! – Осип сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить, - Да и ваш отец скорее всего уже заждался. – Слуга напряженно взглянул в окно. Хлестаков нахмурился, оторвавшись от письма.  - Вздор! – Воскликнул Хлестаков, - Я тебе хозяин или кто?! - Но… - Хотел объясниться Осип, но его настойчиво перебил Хлестаков.  - Ты должен меня слушаться! – Хлестаков явно не хотел покидать то место, где его холят и лелеют, - Знаешь что? Я не еду. Не еду и точка! – Хлестаков злобно отвернулся в сторону, подальше от физиономии Осипа. Спустя мгновенье Хлестаков протянул Осипу письмо. - Отнесешь это на почту. Прямо сейчас! – Хлестаков буквально силой сунул письмо в руку Осипу. Слуга лишь устало вздохнул, но возражать не смел. Осип медленно прошел к двери, накинув на себя легкую жилетку и сунув в ее единственный карман письмо. Послышался протяжный стон двери, а после и хлопок.  . . .     Письмо было доставлено на почту Осипом. Проходит несколько часов.      В комнате собралось много людей. Причиной всей этой шумихи была «помолвка» Хлестакова и Марьи Антоновны. Ничего не предвещало беды, можно было сказать, что все было отлично. Но тут неожиданно в комнату врывается почтмейстер, с распечатанным письмом в руке. Все насторожились и разом затихли. - Удивительное дело, господа! Чиновник, которого мы принимали за ревизора, был не ревизор вовсе! – Взволованно проговорил почтмейстер, после чего со всех сторон гулом пронеслись множество недовольных возгласов. – Вот, посмотрите, пожалуйста, в письме написано. – Иван Кузьмич протягивает письмо городничему. Городничий бегло прочел письмо, после чего немного приподнял его, давая рассмотреть и другим.  - Что!? – Антон Антонович дернулся от быстроты смены обстановки. – Как так? Может Вы ошиблись?  - Хотелось бы, чтобы было так. Да вот только письмо подписано самим Хлестаковым! – Почтмейстер показательно повертел в руке конверт, на котором было еле разборчиво написано «И. А. Хлестаков».      Осип медленно шел в направлении дома. Плохое предчувствие вдруг возникло у него глубоко в душе, но значения он этому не предал. Наконец достигнув порога, Осип вдруг услышал нечеткие возглас городничего. Началась ссора, этому свидетельствовали резкие и гневные выкрикивания нескольких лиц сразу. Но пройдя немного дальше на цыпочках, дабы быть незамеченным, Осип начал разбирать больше и больше слов. Вдруг, на одном лишь слове «ревизор» его сердце пропустило удар. В этот мимолетный момент Осип пожелал, чтобы ему послышалось, но нет, он услышал все четко и ясно.  - Они узнали! – Прохрипел слуга, потупившись назад. Неожиданно легкий сквозняк приоткрыл дверь с еле уловимым скрипом, что заставило Осипа нервно обернуться. За пару мгновений тот все осознал и продумал…     Он оббегал людей, лихорадочно сторонясь любого контакта с незнакомцами. В итоге Осип очутился перед огромными столбами деревьев могучего непроглядного леса. Небольшие сбережения при нем все же имелись, но рисковать ему было, честно сказать, страшно. Но, оглядываясь назад, он осознавал, что лучше уж идти невесть сколько дней в неизвестном направлении, чем быть ввязанным в жестокое наказание лжеца Хлестакова. Ему было резко все равно на судьбу своего хозяина, и возвращаться он точно не собирался. Пусть считают, что он черствый эгоист или просто трус, но это его тоже мало волновало. С такими мыслями Осип устремился вглубь леса. Первые шаги давались с большим трудом. Все же некая совесть внутри слуги рвалась наружу и жаждала справедливости и ответа за свои осознанные действия, но страх, казалось, вовсе затуманивал здравые мысли. Это заставило Осипа перейти на быстрый шаг, что потом плавно перетек в быстрый бег… …     ...Все сошлись в одном мнении, что Хлестакова нужно судить. И судить жестоко. Осознание того, что перепуганные гости кормили и тратили свое время на какого-то постороннего человека приводило в ужас. Разъяренные люди распахнули дверь в комнату лжеца, угрожающе столпившись в проходе. Ничего не подозревающий Хлестаков бегло пробежался по недовольным лицам, вопросительно приподняв брови. Вперед выступил городничий, гневно сжимая письмо в руке. Хлестакову понадобилось пару секунд на то, чтобы взглянуть на письмо и понять, что вся правда так легко и с позором вскрылась. От неожиданности событий чиновник даже немного приподнялся, а его губы невольно задрожали. Городничий прервал зловещую тишину первым.  - Ты вовсе не ревизор, не так ли!? – Напрямую заявил Антон Антонович. Под прицелом осуждающих, растерянных и обиженных взглядов слова чиновника просто испарились. Любая попытка заговорить была исключена из сознания Хлестакова. Оправдываться уже поздно, так поздно… Он молча продолжил метаться взглядом по комнате, ища хоть один луч спасения. Но все было тщетно. Люди начали тихо перешептываться.  - Судить его надо… И выпороть! – Едкая усмешка последовала после этих слов, отдаваясь эхом глубоко в сознании паникующего Хлестакова. Но большая часть гостей отрицательно помотала головой. Идеи за идеей, и одна ужаснее другой.  - Вешать его надо! – Выкрикнул где-то за толпой Земляника, - И на виду у всех. – Это предложение вызвало резкое затишье, что еще сильнее ужаснуло Хлестакова. Люди начали бросать друг другу многозначительные взгляды, все больше и больше одобрительно кивая. Все эти секунды крутились вечностью для Хлестакова. Вскоре гул прекратился снова, и все уставились на дрожащего чиновника. Расстояние пугающе медленно начало сужаться между лжецом и толпой озлобленных горожан. - Стойте! Не подходите! – Резкое возвращение Хлестакова в реальный мир заставило некоторых приостановиться, – За что! За что вы меня, бедного, так жестоко хотите казнить!.. – Хлестаков буквально слетел с кровати и прижался спиной к стене. - Все то, что мы на тебя, гада, тратили… - Раздалось из толпы. – Ты должен за это отплатить. А отплатишь ты нам своей жизнью. – Эта фраза окончательно убила надежду на спасение внутри чиновника, из-за чего он попытался устремиться к двери, растолкав народ, но все провалилось. Его схватили за руки, скрутив их ему за спину. Тот завыл в отчаянии, начав брыкаться. Но, к сожалению, все было тщетно. Сильные руки, подпитанный ядом ярости народ, который был готов на месте разорвать Хлестакова, просто не оставлял никаких шансов. Юношу вытолкали за порог дома, после чего потащили к главной площади. Хлестаков все еще дергался, что создавало очень жалкий вид.  - Кто вам дал письмо? – Закричал Хлестаков, — Это был Осип, я уверен! Предатель! Предатель!.. – Своими криками Хлестаков собирал вокруг себя толпу людей. – А где он сейчас?! Где? – Осознание того, что даже его собственный слуга оставил его, вызвало какое-то помутнение в сознании лжеца, после чего он немного притих… ...Придя на площадь, люди окружили плотной толпой чиновника. Хлестаков поднял слезящиеся глаза, но от увиденного они снова безнадежно упали в пол. Зловещая виселица располагалась прямо посреди площади, готовая в любой момент забрать его жизнь. С этими мыслями Хлестаков понял, что он начинает раскаиваться. Ему стало противно от своего эгоизма. Он мог просто нормально продолжать радоваться жизни, если бы не его детская выходка, которая теперь послужит ему буквально уроком на всю его жизнь, конец которой приближался с каждым стуком его сердца. Какая-то дрожь изнутри вырвалась наружу дрожащим выдохом. Хлестаков упал на колени и не смел поднимать головы, лишь бы не встречаться с этими взглядами… - Прошу, - Заикание мешало излагать мысли правильно, - Отпустите меня! Я просто уеду отсюда и больше не сунусь к вам ни на секунду! – Казалось будто люди его не слышат, оглушенные бешенством. Хлестакова подняли с коленей жестоким рывком вверх, но ватные ноги отказывались что-либо исполнять. Еле как Хлестакова подняли по ступеням, собираясь совершить ужасный самосуд. Страх разрывал сердце на миллиард кусочков, а в голове была неприятная каша. Хлестакова слепила обида на самого себя, но осознание всех своих ошибок приходит к нам очень поздно, что Хлестаков и вывел для себя. Сделав пару глубоких вдохов, дабы надышаться перед такой болезненно-выглядящей казнью. Хлестаков хоть и испытывал в основном раскаянье, но с ним еще были смешанные эмоции страха и грусти. И даже когда его голову просовывали в эту проклятую петлю, он уже и вправду не заботился о побеге. Он просто старался устоять на своих ватных ногах. Затянутая веревка, что так неприятно натирала его горло, ему вовсе не мешала. Разве только местами его мелкие вздохи сопровождались одним глубоким. Хлестаков стоял, считая секунды в голове с ударами своего сердца. Вскоре послышался резкий щелчок, после чего платформа под ногами просто провалилась внутрь полости, оставляя бедного чиновника в висящем положении. Резкое перекрытие кислорода и ужасная боль по всему телу заставила его попытаться закричать, но у него не вышло. Его крик вышел лишь тихий хрипом. Его ноги судорожно задергались, а руки обвили плотный канат. Борьба за жизнь продолжалась вполне недолго, потому что вскоре, секунд через двадцать, Хлестакову становилось все сложнее, сложнее и сложнее…