Кристаллы.

Кристаллы топлива светятся изумрудным. Шаг назад, шаг влево, поворот. Уродливая и перепачканая изумрудной пылью рабочая форма, конечно, не ровня платью, и совершенно не подходят для танцев, а тяжёлые сапоги стучат о землю совершенно иначе, чем легкие белые туфельки. Шаг вперёд, шаг вправо, поворот. Каска сбивается с лица, и непослушная прядь светлых волос падает на лицо, а Иллен сжимает зубы, и выдавливает улыбку, уголками глаз пытается заметить её в собственном отражении. Как жаль, что её нельзя увековечить на лице, выковать, создать нажатием кнопки, как это делал Атаман! Всё в её мире можно поменять одним-единственным нажатием кнопки. Так почему же ей самой не предусмотрено кнопки, что бы улыбаться? Тот мальчишка, светловолосый и нелепый, так легко перестраивает их поселение, шахту, Аурум... Да что там Аурум — весь Энвелл, словно единое живое существо, шипит и извивается, перестраиваясь и перерождаясь под ногами новых героев — так почему этого не может она? Шаг назад, шаг влево, поворот. Нет. Пожалуй, потерять даже то, что у неё осталось — крошечные осколки памяти, как солнечные зайчики от зеркала, — она не хотела. Иллен боялась и представить, что когда-нибудь, глядя на почти новое, такое лёгкое и чужое для этого мира платье в своём шкафу, она не улыбнётся. И не взмахнёт рукой, вспоминая, как, смеясь и наступая друг другу на ноги, они учились танцевать, нелепо, неуклюже, но искренне, неточно повторяя кадры из какого-то фильма. Но сейчас хранимые ею воспоминания с невероятной силой впивались в кожу изнутри. Конечно, ей будет стыдно за эти мысли. Она непременно ужаснется, что могла даже на мгновение подумать об этом, но сейчас Иллен всей душой хотела, чтобы Энвелл снова был захвачен, а герои обратились всего лишь пешками на шахматной доске финального босса. Шаг вперёд, шаг вправо, поворот. Липкий ужас и стыд за собственные мысли настигает уже сейчас. Он накатывает удушливой волной, и Иллен сбивается с ритма, задевая локтём кристалл. Пытается унять дрожь в руках. Вдыхает — словно бы это могло помочь! — и закрывает глаза, а на закрытых веках вновь расцветают старые обои с нелепым узором и запах пыли, и старый телевизор, и зеленые деревья вокруг, и неразбитая на островки земля за окном. Иллен сжимает тонкую мозолистую ладонь в кулак, что бы прогнать видение, медленно оседает на пол, борясь с желанием закрыть лицо руками, а за спиной шумит и трещит новая прихоть или широкий жест нового короля, нет, мальчишки, всего-навсего самозванца, шута, каким-то чудом выдавшего себя за нового короля. Его статуи были на каждом углу королевства. Его нелепые постройки разбросаны по городу, словно кукольные домики, к которым Иллен никак не могла привыкнуть. И эти огромные, нелепые буквы, словно дань самолюбию мага, теперь неизменно парили над городом: 4KPhilldor — череп с выползающей из него змеёй, словно предупреждающий Иллен, что еще одна частичка её жизни будет разрушена. А на её месте поставят статую пиццы. Десятки бледно-бирюзовых Иллен в кристаллах попеременно хмурятся и пытаются приклеить на лицо прежнюю улыбку, и при взгляде на них на душе становится ещё противнее. — Хватит! — беззвучно шепчет она. Но кристаллы безмолствуют. Немые и крепкие свидетели её тоски молча наблюдают, и, кажется, взгляд бирюзовых стен полон осуждения. — Лен? Не, вы посмотрите! Мы тут пашем, а она за кристаллами прохлаждается! Давай живее! — Рыжеволосый, длинный и нескладный, с огромными желтыми глазами на зеленоватой коже, шахтёр бессовестсно выглядывает из-за огромного кристалла. — Иду! — пожалуй, чуть громче, чем стоило бы, отзывается она. Голос дрогнул, и Иллен быстро отвернулась. Кристаллы топлива превращают слезинки в глазах её отражения в крошечные алмазы.