* * *
...Валет поскуливает во сне. Поджимает и баюкает больную лапу. Тогда шëл мелкий паскудный дождь, и с пожарной лестницы капало. — Сам-то долезешь? — щенок с сомнением оглядел Валета. — А то, — Валет прислонил костыль к стене и потянулся к нижней скобе. Он из цирковых. Умеет и не такое. Только стесняется, потому что однажды промахнулся. На чердаке пахнет прелыми листьями и лежалой пылью. — ...Вот. А если заночевать здесь, можно увидеть странное. Иногда и днëм бывает... — Брехня. Дождь царапается в крышу. Потолочные балки, вереницей уходящие в темноту — хоть чердак и маленький. Проталина окна, завешенная паутиной. Щенок бросает в неë окурок. Он застревает, покачиваясь. Под стулом с дырявым сиденьем что-то шуршит. Выползает — нелепое, мелкое, похожее на крысу с собачьей мордой. Кожистые крылья перебирают по полу. — На привидение не тянет, — щенок брезгливо трогает летучую мышь носком ботинка. Она шустро шелестит обратно под стул, но так и не взлетает. — Крыло подрано. Кошки, наверно. Добьëм? Валет смотрит — не жалостливо, не просяще, но взгляд бегает: — Может, давай заберëм? На удачу. Вдруг она полетит... Мышь в стае даром не нужна. Будет шуршать по ночам и гадить. Но Валет — главный шулер Дома. — Жратву ей искать сам будешь. Валет виновато улыбается: — Да я Крючка попрошу. Он по ночным бабочкам спец...* * *
Законы нарушались всегда. Какая-то глубоко закомплексованная личность однажды решила, что ходить к девочкам грех. Но можно ли запретить что-то Габи? Она чертит на стене едва заметные фиолетовые штрихи. Зрячая рука скользнëт по ним, ничего не почувствовав. Но Крючок, который может отыскать стрекозиное крыло в переплетении стеблей, и длинный, как ящериный хвост, Лавр умеют читать эти письмена. В стаях принято делиться. А ещë интересно посмотреть на щенка. И они зовут его с собой на ночную вылазку. Габи ждëт в глухом закутке между корпусами. Там растëт крапива и чистотел, туда не выходит ни одного окна. В темноте смутно белеют плечи. — Бонжур. А чего без цветов? — Ты б ещë на дуб залезла, — хмыкает Лавр. — В классах места нет, что ли? — А вы тихо не умеете, — Габи тоже усмехается. Поблëскивают зубы. Они оказываются холодными, а кольцо еë рук — обжигающе-душным. И на миг в этом круге щенку мерещится сотня горящих глаз. Габи кусает в шею. Всю обратную дорогу Крючок и Лавр молчат. На следующее свидание щенок приходит один.* * *
Новички не носят ошейников. Кличка всегда клеймо. Даже тот, кто был вожаком до него, надевал на шею самодельный ремень, расшитый прямоугольниками: — Это символы солнца. — Это хрень. Щенка били вдевятером. Отползли, скуля, четверо. В углу, наблюдая за всем, чесался Краб. Ему опять натëрли перцем ошейник: нечего бросать его где попало, когда идëшь в душ. Тот, кто был вожаком, задумчиво рассматривал трещины на противоположной стене: — Помпей, иди умойся.* * *
Бывший вожак спит теперь клубком на раскладушке у входа. Он вообще много спит. Оттого его и перекрестили в Соню. За окном — мутная наволочь. Постепенно созвездие Гончих Псов пропадает в тумане. И Помпею кажется, что ночь отводит взгляд.