Так было однажды утром

Едва сердце сжала ледяная ладонь, как Бейонд уже знал — это Кира. Теперь его очередь. Многие умерли в тюрьме на его глазах, слишком многие, чтобы он сомневался. Сорок секунд — вот и все, что осталось, но он подготовился. Он знал, что должен вспомнить перед смертью... Почти мгновенно перед его глазами пронеслись первые годы жизни. Потом смерть родителей — одного, затем другого, и Куиллш Вамми, забирающий испуганного мальчика со странными глазами в свой приют. В приюте интересно, и Бейонд позволяет себе вспоминать на несколько секунд дольше, чем планировал, но в его голове всплывает Л, и он знает, что больше тот ее не покинет. Л будет там, когда Бейонд вспомнит о том, как его захотели сделать преемником влиятельного детектива; когда тот взбесится от вторичности свой роли. Л будет там, когда Бейонд возненавидит его так сильно, что не пожалеет собственной жизни, чтобы поставить на место этого безэмоционального эгоиста. И Л будет там, когда Бейонд будет гореть заживо в своем персональном аду — гореть вечно, потому что последние воспоминания умирающего всегда остаются с ним, а пламя и ненависть к Л — вот та точка, на которой память Бейонда останавливается, как и его сердце сорок секунд назад... Глаза закрылись, лишь огонь продолжал печь... Исин открыл глаза. Тонкое одеяло на груди тлело. — Дерьмо! — он вскочил с дивана и бросился топтать ткань, покрытую золотыми всполохами, но голову словно сжало в тисках, а к горлу подкатила тошнота, и с тихим стоном Исин принял позу, в которой, как ему казалось, ему стало лучше. Осторожно затушив одеяло, он, держась рукой за стену и страшно ссутулившись, отправился на кухню, где гремел стаканами его друг. — Оба! — сердито, но тихо проговорил Исин. — Долбаный торчок, сколько раз я просил тушить окурки от косяков? Ты едва не сжег меня заживо! — Прости, дружище! — жизнерадостно, без малейшего следа раскаяния, проговорил Оба. — Садись, я сделаю тебе кофе. Не поднимая головы, Исин взгромоздился на стул с ногами и положил подбородок на колени. — Удобно? — скептически поинтересовался друг. — Нет. Но если я сяду нормально, меня вырвет с сорокапроцентной вероятностью... Мне такой сон приснился... — И какой же? — Оба сделал преувеличенно заинтересованный вид. — Я все равно расскажу тебе, — упрямо проговорил Исин, едва не падая со стула из-за опрометчивого движения. — Как будто я — это не только я, но и ты немножко. Тебя зовут Л, и ты детектив... — Постой, — Оба перебил, нахмурившись. — Просто Л? Дурь какая-то.. — О, дурь впереди. Меня так вообще зовут Бейонд. — Бейонд? Еще хуже. А у тебя есть фамилия? — Исин задумался было, но тут из коридора раздалось: — Хэппи Бездей ту юююююююю! — с радостным воплем из другой спальни, тоже шатаясь, вышел третий друг. — Обата, заткнись, «Бездей» был вчера! — Оба швырнул в певца красным яблоком. — Черт, да у тебя глаза того же цвета! Кажется, я знаю, кто допил вчера ту адскую смесь из сакэ и фруктового вина. Исин побледнел при упоминании алкоголя, но продолжил рассказ: — Так вот, есть Л и Бейонд. Л такой весь умный, как сволочь, редкая зануда, а Бейонда хотят сделать его заместителем, и Бейонд сбегает и пытается перехитрить Л, сгорев заживо. Но у него не получается, его ловят и сажают, а потом, уже в тюрьме, его убивает какой-то придурок с помощью черной тетради, куда можно написать имя человека, и тогда он умирает. — Ну и хрень, — покачал головой Обата. — А как зовут этого убийцу, зачем он тебя убивает? — Понятия не имею. Я знаю про него только то, что он часто убивает заключенных и что он не может даже правильно назваться, все время говорит: «Кира» вместо «киллер». Рыжий японец, представляете? — Оба и Обата покатились со смеху. — Зачем же он может убивать заключенных? — переспросил Оба, отсмеявшись. — Новый мир хочет построить? —Да откуда я знаю?! — возмутился Исин, отрезая себе огромный кусок пирога с джемом. — Это же сон! Бред полный! — Да-да, бред... — рассеянно повторил Оба. — Хотя...