No mourners, no funerals

Play with fire — Sam Tinnesz feat. Yacht Money

      — Хороший мальчик.       Она заходит в его кабинет, и острые каблуки гулко стучат по деревянному полу.       Понятное дело, что эта фраза относится к огромному доберману, который лежит на подстилке у стола, а не к самому Казу. Но сказать что-то сейчас — значит вызвать волну смешков и язвительных комментариев. Хотя, признаться, это довольно странно - столь бесцеремонно врываться в его кабинет с первой фразой, обращённой не к хозяину этого самого кабинета, а к его питомцу.       И почему только Каз вообще позволяет ей так вести себя с ним?..       Глядя на то, как огромная, обычно злющая собака, не подпускающая к себе никого, кроме Бреккера, вылизывает руки Т/И Т/Ф, он чувствует несвойственную ему ревность — правда к кому конкретно она относится, Каз тоже не особо уверен.       — Выпьешь?       — Мог бы не спрашивать.       За что Т/И всегда любила клуб Бреккера, так это за хороший алкоголь — а ей всегда подавали лучшее.       Т/Ф грациозно садится в кресло. И на ее лице появляется довольная полуулыбка, когда доберман поднимается, трусит к ней и усаживается рядом, опуская массивную голову ей на колени. Он смотрит на неё так жалостливо и внимательно. Словно щенок. Забавно, потому что обычно он готов растерзать любого по одному слову хозяина. Или хозяйки, которую он неожиданно признал в лице Т/И.       А ещё — Т/Ф скрывает хитрую улыбку - иногда он напоминает ей самого Каза.       — Ты взволнован, — девушка делает глоток, едва Бреккер вручает ей бокал, и удовлетворенно жмурится, когда янтарная жидкость приятно обжигает горло.       — Оставь свои сердцебитские штучки, Т/И, — он поджимает губы в своей обычной манере. — Или я должен сказать «Красная королева»?       Т/Ф усмехается и окидывает взглядом свой наряд в темно-алых тонах. Ах, это ее новое прозвище… Оно такое вульгарное, хоть и подходит ей, это сложно отрицать. Впрочем, и выбирала его не она.       Т/И стягивает с тонких пальцев перчатки. Не то чтобы это что-то значило — свои способности она развила настолько, что они прекрасно работают даже тогда, когда ее руки затянуты в плотный тёмный бархат. Даже если бы они были скованы, даже если сломаны, способности бы ее не подвели, потому что это — часть Т/И, часть самой ее сути. А себе она доверяет больше, чем кому-либо. Даже не так: остальным она не доверяла вообще. Никому. За исключением, разве что, Бреккера.       Каз пронзает Т/Ф внимательным взглядом, пока она наслаждается своим напитком. Пауза затягивается. Но вскоре девушка убирает бокал в сторону и смотрит Бреккеру прямо в глаза. Обычно он избегал таких взглядов — долгих, пронзительных, словно в эту самую минуту его собеседник копается в его голове в попытках выяснить все, что ему нужно. Но Т/И — тоже его исключение. Она всегда была его исключением. Потому что несмотря на то, что ее единственным приоритетом всегда была она сама, несмотря на всю тьму, которая была внутри него, Каз Бреккер и Т/И Т/Ф странным образом дополняли друг друга.       — Нам нужно пересечь Каньон, — медленно произносит он. — И доставить сюда одну персону. Так называемую «Заклинательницу солнца». Последние слова Каз почти выплевывает — столько скепсиса, даже презрения слышится в его тоне. И Т/И отлично понимает, почему — в святых она не верила никогда. А сказки про Заклинателей солнца, будь они хоть трижды правдивыми, никогда не считала достойными своего внимания.       — Значит, Каньон? — девушка заинтересованно постукивает ногтем по бокалу.       — Ты с нами?       Т/И снова улыбается — так довольно, даже несколько хищно.       Ответ очевиден.       «Всегда».