Снег и слёзы

      Этой ночью зимняя резиденция Эмгыра вар Эмрейса была украшена вычурными магическими гирляндами, развешанными по готическим фасадам величественных зданий. Знамёна, гобелены, даже чёрное солнце оказались обезображены переливающейся разноцветной мишурой по одному лишь желанию новоиспечённой императрицы. Дворец блестел, сверкал и сиял разными красками — необычно для жеманного Нильфгаарда, но превосходно для зимнего бала. Впервые за долгое время Император отвлёкся от текущей войны, политики и невзгод на целый вечер и всецело посвятил себя высшему свету.       Бал-маскарад, моментально ставший самым значимым событием в светской жизни столицы, собрал в тронном зале императорского дворца аристократов всех мастей. Прекрасные дамы в платьях, которых в обычный день назвали бы «аляповатыми», танцевали под громкую музыку, веселились, вкушали многочисленные десерты, разбавляли досуг терпким вином… Все, кроме неё.       Для Лже-Цириллы это был первый праздник подобных масштабов — именно такое оправдание придумал Император, поглядывая на опущенные веки и натянутую улыбку спутницы, которая весь вечер бросала заинтересованный взгляд только на окно. И чем её так прельстил сад? Белый, как её кожа, снег спрятал облезлые деревья и мёрзлую почву. Небольшое озеро покрылось кромкой льда, тонкого, но хрустящего так звонко, что на утренней прогулке девушка не побрезговала разломать своей маленькой тонкой ножкой лёд у бережка, пока Его Величество мысленно искал окно в расписании для одинокой зимней рыбалки.       — Чего бы ты хотела? — спросил Император тихо, но цинтрийка услышала его сквозь гам людских разговоров и музыки, что разливалась по залу.       — Всё, чего я хотела… — сказала она и с трепетным, радостным придыханием добавила: — У меня уже есть.       Эмгыр нахмурился — не оттого, что ответ его не устроил, наоборот; постарался подавить тёплую улыбку, промелькнувшую сквозь обыденно-высокомерную маску его лица.       — А Вы?..       Эмгыр не ожидал подобного вопроса, ведь очевидно: у него есть всё, о чём только может мечтать смертный человек, и даже больше.       — Ты уже подарила мне всё, что могла.       Лже-Цирилла заметно поникла: не поняла, что на самом деле кроется за грозным тоном, с которым он позволил себе ответить. На деле же — трудно, невыносимо трудно высказать человеку все те эмоции, что переполняют твою душу, испещрённую старыми шрамами и свежими кровоточащими ранами.       Рука, маленькая, хрупкая, на большом пальце которой красовался бриллиант, снятый с мизинца Императора, легла на подлокотник величавого трона, обрамлённого резными символами Великого Солнца. Цинтрийка заметно дрогнула и испуганно глянула на ладонь Эмгыра, которой он сразу же обхватил её холодные пальчики со слабым нажимом, вызывающим невыносимый трепет. Лже-Цирилла подняла взгляд нежно-зелёных глаз, и Эмгыр заблудился в мыслях.       «Маленький мой, хрупкий, нежный мой… интерес государства. Что могло быть прекраснее того, что ты подарила мне после свадьбы? Легитимная и сильная императорская власть над Цинтрой — твой самый лучший подарок».       Объявили перерыв, и красная, как варёный рак, лжепринцесса попросилась выйти в сад. Нехотя Эмгыр отпустил её руку и передал Стелле Конгрев, которая была рада отвлечься от мишуры лицемерного общества ради подопечной. Наставница спешно повела девочку в сад и шепотом ругалась, как, мол, с таким красным лицом можно было подле Его Величества сидеть? И цинтрийка краснела только больше, поникала сильнее; во взгляде читалось неистовое желание выйти наружу как можно быстрее.       Вместе с Императрицей из праздничного зала ушло и хорошее настроение. К счастью, только у Эмгыра: он заметно заскучал, и даже глоток терпкого сухого вина не смог развеселить его, отвлечь от мыслей о государственных делах, которые возвращались к нему даже во время праздника.       Глубоко вздохнув, Император водрузил ноги на подлокотник и подпёр голову рукой, наблюдая за окружением в компании людей, решивших отыскать его расположение в этот вечер. Но все они также были невыносимо скучны.       «Долго. Слишком долго, — думал Эмгыр. — Стелла, я надеюсь, ты не закопала девчонку в снег. Иначе я собственными руками окуну тебя в сугроб».       Терпение закончилось слишком быстро. Император, встав с трона, изъявил желание самостоятельно вернуть загулявшихся дам.       Наконец дверь на террасу была открыта, и перед взором Императора предстал сад, укрытый белой пеленой. С тёмного неба медленно сыпались мелкие снежинки. Безветрие, свежесть, благодать.       Дамы сидели на скамейке. Цинтрийка прижалась к груди наставницы, а та по-матерински гладила её по голове и приговаривала мягким, заботливым тоном. Император подошёл тихо — снег под расшитыми ботинками хрустел слабо, потому дамы заметили его только тогда, когда он получил возможность разглядеть их вблизи. На платье Стеллы остался заметный мокрый след, а лжепринцесса, едва завидев Эмгыра, не знала, куда деть себя, как скрыть красные заплаканные глаза.       — Что случилось? — холодно спросил Император.       Стелла добродушно улыбнулась и, отведя взгляд, отодвинулась от подопечной, не переставая держать её за руку. Повисло тревожное молчание. Эмгыр не любил, когда тянули с ответом, но рявкнуть в присутствии заплаканной цинтрийки не казалось ему хорошей идеей.       — Думаю, я должна вернуться в зал.       Император видел, с каким трудом наставница оставляла девочку, но в её взгляде не было сильного беспокойства. Свободное место на скамейке занял Эмгыр, заставив лжепринцессу отпрянуть, как от огня.       — Что случилось? — повторил он гораздо мягче, чем в первый раз, пристально вглядываясь в глаза собеседнице. — Нет, так не пойдет. Полгода обучения коту под хвост. Целых полгода, девочка. Ты так и не научилась держать себя в руках.       Достав платок, надушенный до одури, Эмгыр протянул его цинтрийке. Та осторожно приняла его, с трудом проглатывая слёзы.       — Расскажи мне, — произнес он и, не в силах видеть её в таком состоянии, устремил взгляд вперед. — Прошу тебя. Я сотру в порошок любого, кто бы ни был причиной твоих слез.       Она шумно сглотнула и высморкалась. Придворные невзлюбили Лже-Цири с первого взгляда. За происхождение, за плохие манеры, за интерес Императора, который отказал в предложении породниться буквально всем именитым семействам. Вновь воцарилось тревожное молчание. Эмгыр наблюдал, как в ночном небе блестели мелкие снежинки. На ветку, стряхнув белую насыпь, уселась упитанная синичка. Эмгыр ощутил, как за шиворот попало немного снега, поёжился и впервые пожалел о том, что не носит брыжей.       — Ничего не случилось, Ваше Величество.       — Не лги мне.       Лжепринцесса промолчала. Эмгыр глубоко вздохнул и напрягся.       — Тогда отчего ты плачешь? — продолжал он настаивать.       — От... — бормотала она, укутав покрасневший нос в платок. Слёзы не переставали течь из её глаз, но громкие всхлипы и дрожь прекратились. — От счастья.       — От счастья не плачут.       — Много вы знаете... — пробурчала Лже-Цири.       Изумлённый наглостью Эмгыр переменил позу, закинул ногу на ногу и, прислонив руку к лицу, наблюдал, как смешно цинтрийка чихала от сильного запаха его платка. Другой рукой он коснулся снега, скопившегося на деревянных брусьях садовой скамейки, и аккуратно собрал его.       — От счастья, значит...       С детской весёлостью Император смахнул на собеседницу весь снег, который оказался под рукой, отчего та с коротким писком подскочила, как ужаленная. Ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы осознать и принять произошедшее, несмотря на то, что подобная шалость казалась чем-то неестественным, чего Эмгыр себе никогда не позволял. И, судя по грозному взгляду, нахальная ухмылка раздражала её не меньше, чем быка — мельтешение красной тряпки.       — Ваше Величество... — пробурчала Лже-Цири и испуганно уставилась на его ноги. — У вас бо-ботинок...       Эмгыр устремил вопрошающий взгляд на ноги, и девчонке этого хватило, чтобы нагнуться и, сунув руки в сугроб, несколькими резкими движениями обсыпать обидчика снегом с ног до головы. И хотя он стерпел этот поступок, его повседневная маска безразличия треснула по швам — Эмгыр закрыл глаза, а на лице появилась тёплая искренняя улыбка.       — Ну вот... — выдавил он, готовясь к новому снежному нападению. — Теперь мы оба в снегу. Не стыдно?       — Ни капельки! — громкий девичий хохот эхом разнёсся в его голове, как терпкое, приятное вино растекается по телу. Подняв юбки и не переставая злорадствовать, девчонка побежала вглубь сада, и Император не мог отказать себе в желании догнать её и засунуть в сугроб...       Нагнать её удалось меж двух клумб, где в теплое время года росли акации; Лже-Цирилла, зацепившись ногой за ветку, усыпанную снегом, почти окунулась в сугроб с головой, но была подхвачена Императором... и упала вместе с ним. На него. Громкая музыка здесь звучала лишь отголосками, и тишину нарушало только тяжелое, прерывистое дыхание обоих. Щёки Лже-Цири прелестно побагровели от мороза.       Девчонка на мгновение застыла в одной позе и затем дрожащими руками коснулась его шеи, смотря на него блестящими от слёз глазами. Потом — объяла щёки ладонями и, закусив губу, разрыдалась пуще прежнего. С исступлённым рвением стала целовать его лоб, нос, щёки, губы. Коротко, жарко; обжигая холодное лицо горячими слезами.       Эмгыр не мог найти сил, чтобы пошевелиться. Неприкрытыми руками он прошёлся по линии талии, ощущая, с каким волнением лжепринцесса содрогается.       Он задумался о том, что её счастье передаётся ему самому и окутывает с тем же трепетом, с каким цинтрийка прижималась к нему и продолжала целовать там, где только могла достать.       Ему казалось, что он готов провести в холодном и мокром сугробе остаток своей жизни.