***
Он знал, что матросы считают его безумцем, но его это не волновало. Он уверен в чистоте своего рассудка, уверен во вчерашнем сне. А значит, ему по зубам шторм, в который он уверенно направил «Призрак». За столько лет дрянная головная боль перестала быть большой проблемой, какая-нибудь чесотка беспокоила бы больше. Ларсен приноровился, научился укрощать её силой воли, терпеть сквозь стиснутые зубы. Важнее был результат, отражавшийся в журнале, а не, так называемые, побочные эффекты. Какой смысл жалеть себя, если, в конечном итоге, получаешь лишь пользу? Ларсен помнил каково это — не иметь контроля над собственной жизнью. Нутром ощущать опасность за каждом углом, чуять враждебность в каждом взгляде. До того судьбоносного дня, когда вымбовка вмазала ему по голове всё, что он мог, это беспомощно скалить зубы навстречу смутным опасностям. Но его жизнь в его же руках. И быть беспомощным он себе не позволит. Вся команда, весь корабль как на ладони. Он знал у кого и где запрятан нож, кто и как посмотрит на него следующим утром, какая мачта рухнет в следующий шторм. И Ларсен прятаться не собирался. Ещё в юности он понял — смерть бессильна перед тем, кто знает её планы, и поглощает лишь трусов. Ларсен не трус. Не беспомощный идиот. Пока он обладает знанием, даром судьбы, жизни, да хоть самого Дьявола, он ни за что не позволит себе проиграть. Его жизнь в его собственных руках. Над головой жутко загрохотало. Среди бушующих волн и грома слух выцепил треск. Ларсен обернулся. Поверженная стихией грот-мачта разлетелась по палубе под ругань матросов. Такого эпизода во сне уж точно не было. Вытирая мокрое лицо рукавом, Ларсен мрачно усмехнулся. «Будем считать, что мы в расчёте, госпожа Смерть». Только вот мачту он новую поставит, крепче прежней. И в следующем шторме ещё с ней поквитается. Смерть так просто его не заберёт.***
Голова в последнее время болела куда чаще. Не только ночью, но и днём, да притом настолько душила сознание, что приходилось сутки проводить в постели, зарываясь головой в подушку, будто в попытке себя задушить. Да и толку от этой боли не было абсолютно. Не сны, не видения пустую голову не посещали. Ларсену не нравилось думать, что эти приступы как-то связаны с появлением на корабле этого дрянного джентльмена, но слишком уж много странностей уже его окружали. Хэмфри не поддавался Судьбе, словно незанесённый на карту остров. И сколько Ларсен не пытался, увидеть сны, в которых бы хоть на мгновенье мелькнуло одно нервное лицо, не получалось. Ларсена это настораживало. Он чувствовал опасность, чувствовал, что что-то с Хэмфри не так, но напротив его имени в журнале стоял немногословный прочерк. Ларсен не мог опираться на свои догадки, когда все остальные имена были полны деталей, добытых из снов. Лич, Джонсон, даже трусливая крыса Маргридж — все изучены вдоль и поперёк. Один только Хэмфри, джентельмен-белоручка абсолютно пустой на первый взгляд, не поддавался и не открывался. Ларсен всегда и везде искал подвох. Его дар приучил остерегаться, готовиться к опасности, никогда не расслаблять стальные струны нервов. Ведь только попробуй отвернуться, и ничем не примечательный угрюмый юнга кинется с ножом. Но Хэмфри… Нервный, постоянно находящийся в своих мыслях. Опасность вокруг него витала, но Ларсен больше боялся, что рано или поздно нерадивый джентльмен свалится за борт, чем того, что он пустит висящий на бедре кортик в дело. Да и если бы такая возможность была, то Ларсен бы уже её предвидел. Но голова пуста, а мысли о Хэмфри, на удивление, полны спокойствия. С ним не хотелось скалить зубы, впиваться взглядом в каждое движение. Со временем даже забывалось правило всегда держать пистолет на виду. Ларсену нравилась эта безопасность. Настоящая безопасность, а не её подобие, которым он жил столько лет. Контролировать жизнь, крепко сжимать её в собственных руках стало тяжким бременем и уже не приносило былого азарта. Обозлённые матросы, жестокие ветра, ревущие штормы — всё так закономерно вело к смерти, что острое желание противостоять ей превратилось в привычку, исступлённый животный инстинкт. Даже последняя шавка скалится на направленное на неё ружьё. Нет, это не безопасность, это уже нечто схожее с паранойей. Разве что его паранойя имеет под собой больше оснований. И если Судьба когда-то давно одарила его возможностью обмануть Смерть, не так уж и наивно предположить, что она преподнесла ещё одну возможность. Возможность наконец почувствовать себя в безопасности, проводя вечера за усыпляюще долгими разговорами и не бросая долгие взгляды на кортик на чужом бедре. Во снах, что посещали после бесед с Хэмфри, Ларсен стал чаще слышать крики котиков. Ему хотелось верить, что это к лучшему, и он даже не думал о том, что слышит эти крики в абсолютной темноте.