Путь к победе. Неправдивая история о невышедшем интервью.

— Ты ни разу не сказал, что меня любишь… за столько лет. — Ты что кукла, чтоб тебя любить? Смешно. Щекотно. От веера пшеничных волос на груди. Просто смешная и щекотная отговорка. Они так развлекаются. Ведь любовь — это то, что делами, а не словами. На полу под сброшенным  одеялами, простынями, подушками планшет с прокатом «Маяка». Самая депрессивная серая программа. Или самая жизнеутверждающая в финале? И не серая, а жемчужная? Как молюск обволакиевает песчинку и та становится настоящим жемчугом, так они обволакивали их песчаных, своими программами,  постановками, своим видением жизни и концепта того, что воплощалось на льду, своим умением, правильно переданными техническими скиллами, грамотной мотивацией. Разбор полетов. Так спонтанно прекратившийся просто полетами. Полет нормальный. Четвертый год. Крыло к крылу. Разное бывало. Люди творческие способны на яркие и внезапные эмоции. Имеют право. Оттого, что творческие. И относиться надо к этому со снисхождением. Им простым обычным. Не наделенным столь тонкой душой. Этери это всегда понимала, поэтому и старалась сглаживать эти моменты. И старалась быть выше этого. Взлетать, как он — не могла. А вот лететь выше — вполне.  Рожденный ползать летать не может. Данечка — рожден для полета. Данечка — художник: яркий, импульсивный, спонтанный, с внезапными решениям, особенным, иногда даже странным, видением жизни, быстро воспламеняющийся, требующий тонкой, деликатной и незаметной для него поддержки этого огня, чтоб он горел ярко. Она сделает для него все, чтоб его творческий огонь полыхал в комфорте. Ведь основное предназначение женщины хранить очаг — пусть в их случае не семейный, а тот в котором полыхает огонь творчества. Это еще более ценно. Даня не такой как все. Он иной. Он творец. И ее счастье. И ее счастье, что она знающая и умеющая организовать все правильно, встретила этого творца. Вместе у них уникальный тандем. Его надо любыми способами сохранить. Любыми путями. Всегда. Это главное. А остальное — приложится. От него нельзя требовать то, что обычно требует общество от других мужчин. Да, ей иногда обидно. Хочется простого и понятного. Иногда. Очень редко. А очень часто — она понимает, что если хочется простого и понятного — поищи себе этого самого простого и понятного. А он особенный. И идет вразрез с обществом. Иначе бы не получались такие поэмы и картины на льду. Вот как Лайтхаус — это же ода любви, ожившая в руках, ногах, поворотах головы. Это серенада льда. *** — Дань, я конечно все понимаю, и никогда тебе никаких сцен не устраивала и не собираюсь… Творить такое, это себя не уважать и тебя. Но… везти эту девицу с нами в отпуск… Это уже немного за гранью… — Слушай! Я не понял? Ты мне что не доверяешь?!!! Как можно работать с человеком и не доверять ему? — Дань… — Что Дань? А когда ты со своими из Федерации едешь за город, я тебе мозг выношу? — Ну это другое. Ты же понимаешь, это те переговоры, с теми людьми, с которыми нас никто не должен видеть. Поэтому все и происходит на закрытых базах. Я тебя сколько раз с нами приглашала, договорилась, что ты будешь с нами. — Ага. С вами. При вас. Как щеночек. Вы там судьбы вершите, а я что буду сидеть, как придурок и глазами хлопать? Или как какая-то содержанка в бассейне плавать пока ты делом занимаешься? Этери горько вздохнула. Все так. Все так и есть. Надо купировать скандал. Нельзя. Нельзя ему позволить почувствовать собственную неполноценность. — Это меня унижает, как мужика, понимаешь?! Я взрослый мужик! У меня есть свое чувство достоинства! — Прости… — Я и так из катка не вылажу, света белого не вижу. Вся жизнь на тебе зациклена. Могу я раз в году уделить время своим друзьям? Имею право? — Конечно имеешь… Но…если бы это был Макс там, или кто-то другой из ребят, я бы и слова не сказала. А так молодая, задорная девушка приезжает к моему… — Господи, она потерялась уже. К ее кому? … — кхм… к моему молодому человеку на край света. Проводит вместе с ним время. Прижимается к нему на фотографиях. Потом ездит с ним на экскурсии и… — Что и? Что и, Этери? Что за сексизм в восприятии? Ты же молодая и прогрессивная? Нет? Я ошибся в тебе? Конечно же она прогрессивная. Конечно же она молодая. Кто же себе признается, имея рядом такого красивого, талантливого и молодого, что сама не молодая? Молодая. И всегда это будет доказывать. — Что за сексизм в восприятии? Мужчина-друг может быть, а женщина-друг нет? Вот у тебя Дудаков тоже друг? — Друг. — Вот видишь! Я тебе же не запрещаю с ним общаться, ездить на старты. — Дань, но это же по работе. По нашей общей работе. Ты же прекрасно знаешь, что ревновать меня к Дудакову и к любому другому мужчине — это глупо. Да и Сережа женат и никогда на меня и не смотрел, как на романтическое увлечение. — Тоже мне аргумент! Если женатый — то на лево сходить не сможет? Плохо ты знаешь мужиков, Этери. Легко! Была бы рядом баба — а секс приложится. — Дань… а для тебя это тоже не аргумент? Ты тоже можешь легко …? — Как тебе не стыдно! Мне! Мне такое говорить! Я что дал повод? Ты меня словила на ком-то? Мне этот разговор неприятен. Правда! Я для себя такое считаю недопустимым — поэтому никогда тебе такое не предъявляю. А ты, я смотрю, совсем по-другому думаешь. Если ты меня в таком можешь обвинить, то это значит только одно — для себя ты вполне допускаешь измену мне с другими. Тот, у кого нет такого в голове, про другого думать плохо не будет. — Дааань, прости… Я не то совсем имела в виду. Мое сердце занято только тобой. А пока сердце с тобой — тело тоже. Это неразрывно. Ты для меня особенный. И я очень дорожу нашими отношениями. — Вот! Вот! Видишь! И ты готова своей тупой ревностью разрушить то особенное, что есть между нами. Да. Он прав. Она не права. Нельзя допустить, чтоб своими руками разломать то, чем их судьба так щедро наградила. Такие чувства как у них — одни на миллиард. Это особенный подарок судьбы встретить «своего» человека. А ведь могла бы и не встретить совсем. Могли бы пройти мимо. Могли бы, поддавшись на общественные догмы, до сих пор оставаться друг другу чужими. — Оля — мне друг, — продолжал Даня, — нравится тебе это или нет. У вас с Дудаковым — общая работа. А у нас с Олей общий отдых. Мы любим по горам полазить, пирамиды разные посмотреть. Попрыгать с высоты. Не с тобой же мне делать вылазки с рюкзаками? Ты ж не пигалица какая-то чтоб бродить по высотам. Ты ж у меня богиня! Вроде бы и ситуация неправильная. Посторонняя молодая девушка приезжает к твоему молодому человеку, фактически гражданскому мужу, в фактически отпуск, следует за вами все каникулы. Но с другой стороны — все ее претензии надуманы и разбиваются о его логические аргументы. Он и так привязан к ней. Круглые сутки вместе: работа-дом. Она не имеет права его в чем-нибудь таком обвинять. И не верить ему. — Ты мой богиня! Только я тебя прошу очень. Не ревнуй. Не накликай то, чего нет. А то знаешь, почему иногда мужчины начинают изменять женщинам? Потому, что легче соответствовать тем обвинениям, что тебе предъявляются, чем постоянно оправдываться. Ты же знаешь сама, что у нас с тобой уникальный тандем. Давай мы его не будем разрушать сами. *** — Ох, как не хочется вылезать из-под одеяла. У тебя так тепло. — Это моя любовь тебя греет. В шутку намекнула она ему. И прижалась своим обнаженным телом к его обнаженному телу. Хотелось что-то приятное услышать в ответ. — Ну да. А еще батареи. Слушай, немного прикрути вентили. А то ведь ужаримся. Конечно. Все дело в радиаторах. Она вылезла из-под одеяла. — Ух какое тело! Решительно он схватил ее сзади. И утащил обратно в постель. — Такое тело нельзя далеко отпускать. Такое тело создано, чтоб его любили. Крошка, ты ж любишь, когда я тебя люблю? И снова вошел в нее. И снова она раскрылась ему. И телом. И душой. Он ее любит. Конечно любит. Не любил бы, не хотел бы ее. *** — Что опять за дурацкие вопросы? Любишь — не любишь? — Ну скажи. Ну тебе, что так тяжело. Глейх! Конец-концов, соври. Мне надо. Очень надо! — Конечно. Абажаю! Закатил он глаза. А когда откатил, поцеловал ее. — Видела бы ты меня иначе рядом. Был бы я иначе здесь. *** — Ох, как не хочется вылезать из-под одеяла. У тебя так тепло. — Так может, не стоит никуда ехать? Оставайся… — Слушай, а может мне действительно к тебе переехать? Пацаны уже спрашивают, когда я женюсь. У Этери трепетнуло сердце. Неужели? Сам. Сам же поднял этот вопрос. А может… а может и у них, несмотря на творческий бэкграунд души, возможно все просто и понятно? Ведь чудеса же случаются? Не зря ее с самого детства дразнили мечтательницей — она до сих пор верит в чудеса. Он посмотрел на нее хитро. — И… и что ты им отвечаешь? Твоим пацанам? — А зачем мне жениться на ком-то, если у меня есть такая богиня. Выдох. Никто на ней жениться не собирается. Даже и в мыслях. На других, слава Богу, тоже. — Стой, ты что решила, что я решил на тебе жениться? — Ну …не знаю… тут не я должна решать. Мягко и ласково улыбнулась Этери. — Это же твоя жизнь. Твои решения. — Ну и хорошо, что ты у меня такая рассудительная. Умная. В твоем возрасте белое платье — это же смешно. — Ну не обязательно белое платье… — Слушай, ну бред же! Вот смотри, если пятилетняя девочка напялит на себя туфли на каблуках и намажется помадой — это будет смотреться дико и странно. А вот если юная девушка так сделает — это будет красиво. Ты же тоже понимаешь, что во всем должна быть своевременность. Логично. Очень логично он рассуждает. Она верила больше в логику, чем в розовые сопли. Ей уже все, на излете жизни, ничего такого не положено. Ни замуж, ни семьи, ни детей. Несвоевременно. У нее уже все было. — Живем же с тобой неплохо, — продолжал Даня. — Да неплохо. Лучшее враг хорошего. Лучше так. Неплохо. Чем плохо. — Вот перееду к тебе. Какая экономия будет на одной воде. Свою квартиру сдам. Квартирантам там разным Вполне серьезно рассуждал Даня. — Зачем квартиранты! Ты что! Там же уникальные книги, мебель. Они же все разворотят. То, что создавали твои родители. Нам что денег не хватает? Вполне серьезно включилась в дискуссию Этери. Ее пассионарный спич наткнулся на его насмешливый взгляд. Она тоже хохотнула. — Ты шутишь. — Ну конечно шучу. Как у тебя с чувством юмора? Прошло пару месяцев со дня разговора. — Кто-то обещал переехать… Рука нежно выводила фонарик на груди. — Кого переехать? На чем? На тракторе? На Камазе? Может быть на Белазе? Они засмеялись. — Ты говорил, что неплохо было бы ко мне переехать. — Ну ты чего! Я ж шутил. Мне казалось, мы с тобой понимаем друг друга с полуслова в таких вопросах. Конечно понимают. — Нормально же живем. — Нормально… да. Четыре года уже так… непонятно как… — Слушай красавица! Нашла ты конечно время. И место! Я тебе ничего не обещал. И вообще никому ничего не обещал. — Ты куда? — Пойду… пройдусь… проедусь. Ненавижу, когда на меня давят. Я же на тебя не давлю? Не давлю? Или давлю? Его лицо было у ее лица. Близко. Угрожающе близко. Насмешливые карие глаза стали жесткими и пронзающими. — Не давишь. Прости меня. — Вот умеешь ты все разрушить. Все развалить. И вышел. Не хлопнул дверью. Ему же сюда еще возвращаться. *** — Я тебе ничего не должен! Я вообще никому ничего не должен! Я свободный человек! — Дань…но мы же решили, что рассекретимся на финале Гран-при. А потом расскажем о нас в программе. Красивая история должна выйти. И руководство Первого не против. Дают нам утренний прайм… — А у нее все цифры в голове. Все истории красивые. Мечтательница! Тебе сколько лет? Не пять же! — Ну причем тут мой возраст. Ну правда. Ты вот меня сейчас этим обижаешь. — А ты обижаешь меня! Я тебе что обезьянка — зайти в кадр, выйти. Обнять, еще раз. Я согласился только на то, чтоб ты подтвердила, что да, у нас отношения. Но лобызаться на публику — знаешь, как-то поищи себе другой вариант. — Дань… На глазах у женщины уже закипали слезы. Как неудобно вышло. И перед телевизионщиками. Вся съемочная группа смотрит на их разборки. Но это же специфика тв — многократные повторения, дубли-передубли. Он же вроде это всегда понимал. Почему тогда такая агрессия? — Извините, — на выдохе. Она возвращается в хор.класс. Вся Хрустальная рать делают вид, что ничего не замечают. Деликатничают. Или действительно уже не относятся к этому как к чему-то за берега выходящему — истерики Глейхенгауза стали привычным делом. Ну как сказать, это было нечасто. Чаще — смех, подколки, милый стеб. Но дело уже было не разовое. — Извините. Человек творческий. Давайте этот момент опустим. В глазах ведущего сочувствие. Фу блин. Только этого ей не хватало. Чтоб ей разные телевизионные мальчики сочувствовали. Она королева льда или кто? Осанка. Взгляд. Сверху. Победный. Голос четкий. Не дрожит. Даня успокоится. Вернется. Позже запишут. Конечно она его понимает. Ни одному мужчине не будет приятно, если его заставляют вываливать на публику личное. Она его понимает. Понимает. И не обвиняет. — Извините. Человек творческий. Давайте этот момент опустим.