Пламя творения

— Твоему отцу понравятся серебряные месторождения. Будет славно, если он поможет нам с добычей. Феанаро развалился на траве, заложив руки под голову. После перемены света в горах становилось прохладно, но нагретая лучами Лаурелина земля еще отдавала тепло. Невидимые в ветвях деревьев, птицы приветствовали разгорающееся серебряное сияние. Нерданэль помешивала в котелке вино с травами, и Феанаро уже чувствовал его терпкий и пряный аромат. — Свадьба короля Финвэ — прекрасное время, чтобы поговорить с моим отцом. Одна хорошая новость после второй. Она знала, что Феанаро будет недоволен, но умела стоять на своем. — Какой смысл мне являться на эту свадьбу? Феанаро резко поднялся с земли и подсел к костру, заглядывая в глаза супруги. — А разве не Финвэ благословил наш брак? Он пришел потому, что любит тебя, явно не задаваясь вопросом, какой в том смысл. — У него своя жизнь, а у меня — своя, — отмахнулся Феанаро. — Индис не заменит мою мать, а я не буду называть ее королевой. Более того, она занимает не положенное ей место, это неправильно, словно праздничная хлопушка над могилой Мириэли. — Ты рассуждаешь, не зная ее и не представляя, что на душе у твоего отца. Нерданэль зачерпнула подогретого вина и слегка пригубила. Затем, довольная результатом, принялась разливать его по чашам. Феанаро возражал снова, хоть и понимал ее правоту. Когда отец рассказал ему о своем намерении жениться второй раз, он ответил лишь: «Поступай как знаешь», — и ушел разведывать горы. Путешествие здорово отвлекало от невеселых мыслей, но время от времени они возвращались и становились все мрачнее. На праздник после долгих уговоров он все-таки явился. Обычно куда бы ни приходил Феанаро, он захватывал все внимание собравшихся. Самый одаренный из эльдар, он сиял, подобно Лаурелину в высшей точке свечения, а каждое сказанное им слово находило отклик в сердцах. Однако теперь он пришел в скромных одеждах и молча встал у колонны огромного зала, где происходила торжественная церемония. Поначалу только отец его заметил — и тут же поспешил к нему, чтобы заключить в объятия. — Я так счастлив видеть тебя, Феанаро. Он специально выбрал материнское имя. Наверное, хотел подчеркнуть, что не забыл и никогда не забудет свою первую супругу. Насчет счастья Финвэ тоже не кривил душой — радость его ощущалась почти физически, подобно дуновению теплого ветерка. Однако Феанаро ее вовсе не разделял. — Отец, — вместо ласковых объятий он вцепился мертвой хваткой в праздничные одеяния Финвэ, — скажи, ты забыл ее? Твоя любовь к Мириэли угасла? Не сейчас стоило задавать такой вопрос, но Феанаро совсем недавно вернулся из путешествия вдоль Пелори, а отец был занят подготовкой к свадьбе. Финвэ лишь на миг опешил, но потом вернулся себе самообладание. — Нет, не забыл и никогда не забуду, — ответил он, мягко накрыв руки сына своими. — Я бесконечно люблю твою мать, но в моем сердце есть место и для Индис. И надеюсь, однажды она станет для тебя семьей так же, как и я. Феанаро тяжело вздохнул и отпустил отца. — Вряд ли это случится. Если бы ты так любил Мириэль, как говоришь, то дожидался бы ее из Чертогов Намо, пусть и целую вечность. Но дети не принадлежат родителям, а родители — детям, и ты волен поступать как считаешь нужным. Я не стану омрачать твой праздник и не скажу более ни одного слова против. Но знай, женщина, отнявшая у моей матери право на жизнь, всегда будет чужой мне. Только сейчас он заметил, что в полушаге за спиной Финвэ стояла его невеста, и она, несомненно, слышала весь разговор. Но на ее лице не отразилось ни злости, и обиды. Индис поприветствовала Феанаро легкой улыбкой и изящным поклоном. Лишь сейчас он присмотрелся к ней, почувствовал свет и тепло, что исходили от нее, которыми она щедро делилась со всеми, кто ее окружал. Он поклонился в ответ и молча вышел. Сегодня, в день произнесения брачной клятвы, Лаурелин заливал Тирион особенно ярким сиянием. Но Феанаро шагал по опустевшим улицам, и в сердце его сгущались тучи. Он не знал, как описать ту бурю, что грозила разразиться в его душе. Быть может, это ревность? Или горечь от того, что у него отняли надежду, пусть и несбыточную? Как много дней отец провел в садах Лориэна рядом с беспробудно спящей супругой, как много раз вопрошал у Намо, намеревается ли та вернуться в мир живых. И все тщетно. Возможно, чаяния Феанаро давно стали иллюзией и самообманом, но он в них нуждался. А Финвэ, выходит, нуждался в той, что исцелит его душу и утешит горе. Индис, без сомнения, стала той самой эльдиэ, способной снова наполнить жизнь отца счастьем. Но счастье одного означало отчаяние другого. Феанаро надеялся, что спустя время ему хватит мудрости никого не винить. Но сейчас он направлялся в свою мастерскую, чтобы его ярость вышла с ударами молота по раскаленной стали, а не выплеснулась на окружающих. Однажды ему станет легче. Но не сейчас.