Дождик

       Дождик был мелкий и противный, из тех, что могут продолжаться неделю, пропитывая насквозь влагой всё вокруг, и превращает мир в туманно-серую картинку. Путешествовать по такой погоде становилось отвратительнее в несколько раз. Во-первых, Санзо почти всё время банально мёрз от постоянной сырости, во-вторых, мокрые одежда, волосы и, без того осточертевшее, сиденье не добавляли комфорта, в-третьих, джип всё время норовил пойти юзом по скользкой и грязной дороге. Это, не говоря о том, что Санзо в принципе ненавидел дождь.       Троим придуркам погода тоже особой радости не доставляла, хотя не сказать, что такое единодушие особо воодушевляло Санзо. В отличие от предложения остаться в ближайшем городишке, пока дождь не закончится. Хотя он уже представлял себе все те проблемы, которые ему доставят охреневшие от безделья слуги уже через пару часов. Занятие им что ли найти? Но подумает он об этом потом, когда, наконец, высохнет и согреется.       Надо заметить, что поначалу всё шло неплохо. Даже обезьяна и каппа притихли, пока отогревались в бане. Впрочем, при распределении комнат жизнь-подлянка снова взялась за своё, перечёркивая то немногое хорошее, что вдруг расщедрилась выдать. Санзо не возражал против соседства Хаккая, характер у лицемера с лимитёрами был той ещё гадостью, но он хотя бы был тихим. К Гоку он уже немного привык, да и если что, заткнуть его было довольно просто – булку в зубы, веером по макушке. И всё, можно наслаждаться тишиной. Но в этот раз ему в соседи достался незатыкаемое трепло с шилом в заднице по имени Годжо. Впрочем, чего ещё ожидать в дождь? Всё наперекосяк. После ужина Санзо с газетой уединился в номере, надеясь, что Годжо предпочтёт его скромному обществу Гоку. Да и сам обезьян при всей внешней тупости обладал некоторыми зачатками деликатности, во всяком случае, в дождь он обычно и сам старался держаться подальше, и других – излишне общительных – близко к Санзо не подпускать. Может и на этот раз обойдется…       Не обошлось. Годжо припёрся в номер довольно рано. Сытый и довольный он улёгся на свою кровать и таращился в потолок с обычным придурковатым видом. Санзо продолжал читать газету, не отвлекаясь на непривычно тихого каппу. Молчит, и ёкай с ним. К сожалению, молчал он только до того момента, пока Санзо, на свою голову, не отложил прочитанную газету. Мечтательным голосом Годжо рассказывал о том, что завтра, как только хорошенько «высохнет изнутри» отправится на поиски цыпочек, заранее перечислял наиболее аппетитные части тел и то, как здорово эти самые части тел сжимать ладонями. Санзо, мысленно поставив знак равенства между бубнежом Годжо и шелестом дождя за окном, достал из мягкой пачки сигарету и неторопливо прикурил. Пожалуй, пусть бубнит, всё приятнее, чем шуршание воды, особенно несли не вслушиваться в значение слов. - Эй! – Годжо, который терпеть не мог, когда его игнорируют, повысил голос, и Санзо недовольно скосил на него лиловый глаз. – Тебе что, действительно совсем не интересны женщины? Ты что, гей? - Пристрелю, - привычно пробурчал в ответ и лениво стряхнул пепел с сигареты.       Годжо встал с кровати и потопал к окну, по дороге зацепив локтем плечо Санзо. Но обычно склочный монах лишь сильнее затянулся, словно ничего не случилось. Было как-то лень объяснять, что ему одинаково безразличны были и женщины и мужчины. И тех и других он ненавидел чуть меньше, чем сволочной дождь.