Последний приказ

- Разве я не сказал? У нас мало времени. Отточенное лезвие блеснуло длинной молнией в тусклом свете подземелья. Звук разрезаемой плоти был тихим, будто приглушенным, а кровь плеснулась на пол с громким шлепком, который показался Мустангу саркастической усмешкой. Полковник видел, как черная кофта подчиненной окрасилась в темный, багровый цвет. Он был готов поклясться, что чувствовал разрез и на своей шее. Глаза Ризы обреченно закрылись на мгновение и затем распахнулись – широко, неестественно, словно где-то перед ней, невидимая остальным, стояла сама Смерть и заносила косу. Светлые волосы взметнулись и упали на плечи, прилипнув к притягивающей взор крови. - Лейтенант!!! Он дернулся к ней, но сильные руки безвольных машин-убийц, которые когда-то были людьми, лишь сильнее сжали его, оттягивая назад. Как они могли? Как могли останавливать его, когда он так нужен ей? Когда ему так нужно просто коснуться, просто обнять, чтобы развеять весь этот кошмарный сон?.. Не сон. Швы униформы больно врезались в напряженные мускулы, мешая вырываться. Холодный ветер вылетал не из коридоров, из могильных склепов. Шевелил костлявой лапой волосы, гладил ее нежные щеки, целовал белеющие губы. Он не имеет права. Он не может прикасаться к ней. Этот ветер, чужой, холодный ветер не имеет права отнимать ее последнее тепло, отнимать ее у него. Ее тонкие пальцы еще шевелились, слабо зажимали рану, но глаза уже пустели. Когда-то давно в доме ее отца в старом серванте напротив камина стояли фарфоровые куклы. Одну из них Мустанг помнил очень хорошо. Белокожая, с завитыми песчаными локонами, она смотрела на мир красивыми карими глазами, стеклянными глазами. Риза дорожила той куклой больше всех – когда-то ее подарила дочери мать. И теперь в глазах лейтенанта Рой видел ту же пустоту, что была в глазах куклы. Мертвую пустоту. Небрежно лежащие на плечах волосы, чуть согнутые колени, подтянутая к щеке рука… Риза всегда лежала так перед рассветом, позволяя сну украсть ее еще на несколько минут. Последний раз Рой видел ее такой лет пять назад, а может – целую вечность. Он тогда прижался к ее обнаженной спине, нежно поглаживая рукой давний ожог, и вздрагивал от уколов ядовитых шипов-воспоминаний. Он, наверно, всю жизнь будет корить себя за то, что причинил ей тогда боль. Пусть за благое дело, пусть. Но ее скупая слеза, упавшая на мягкий ворс ковра, останется одним из худших его кошмаров. В тот раз Риза лишь повернулась и, едва коснувшись губами его лба, шепнула: - Тебе пора. - Уже? - Да. - Но может… - Подполковник Мустанг, Вам еще надо рассмотреть несколько… Он просто поцеловал ее, не дав договорить, встал и ушел, злой на весь мир за то, что у них так мало времени. Слишком мало. Он злился и на Ризу – за ее строгость и идеальное подчинение, за то, как бесстрастно она реагирует на любые его шутки и намеки. Улыбнулась бы хоть раз, хоть раз обласкала бы его теплым взглядом… Но нет, устав не позволяет. Полковник хоть и сердился на подчиненную, но восхищался ее стойкостью, твердостью руки, неколебимой верностью. А теперь… теперь она такая слабая, безвольная, хрупкая, лежит на холодном полу, истекая кровью. У них было мало времени, и оно закончилось. - Лейтенант! Не оставляй меня, старший лейтенант, ты слышишь? Ты меня слышишь? Ответь мне, пожалуйста! Ответь! Он бы все сейчас отдал, чтобы вновь услышать ровный, спокойный голос Ризы, его Ризы. Чтобы она наконец сказала «Останься, Рой» вместо привычного «Вам пора, полковник Мустанг». Чтобы просто назвала по имени, ведь он любил свое имя лишь за то, с какой нежностью его произносила она. «Риза!!!» - вновь и вновь кричала душа. - Старший лейтенант!!! – по привычке окликали губы. Разум вкрадчиво шептал, что уже бесполезно звать, но от этого Рой лишь сильнее рвался к ней. Чтобы обнять в последний раз. Сморщенный старикашка на заднем плане что-то рассуждал о преобразовании человека, о Вратах, которые он должен открыть, о воскрешении родителей, друга, любимой… Рой перегрыз бы ему горло зубами, ногтями разорвал грудь и кость за костью, орган за органом выпотрошил бы грудную клетку. Но не до того. Перед собой он видел лишь умирающую Ризу и боялся хоть на мгновение потерять ее из виду за стеной век или пеленой слез. - Если эта девушка умрет, ты преобразуешь ее? Как, как он смеет говорить об этом? Как он может хотя бы упоминать о том, что может произойти? Как он… он… Полковник зажмурился, дрожа всем телом. Напряженные до предела мышцы грозились разорваться, вывернутые руки болели, и даже старая рана на бедре, полученная в самом начале Ишварской войны, неприятно заколола. Что за дурацкие вопросы? Он сейчас неспособен думать, рассуждать, делать выбор… Непривычная слабость наполняла Мустанга изнутри. Он знал, что не должен соглашаться, но само понятие долга неожиданно потеряло всякий смысл. Он считал своим долгом служить на благо народу. Считал своим долгом стать фюрером и поменять порядки в этой стране. А Риза считала своим долгом следовать за ним, быть ему верной. До конца. До последней капли крови. Кровь ритмично капала с воротника ее куртки в блестящую алую лужу, булькая каждый раз и стихая. Все медленнее и медленнее. Вскоре останется та самая, последняя капля. Он должен был оберегать ее. Должен был не допустить такого. А толку от всего этого?.. - Я не умру, - эхом отразился от стен слабый голос, - ведь мне было приказано выжить. Рой открыл глаза и увидел то, что должен был ожидать. Риза, его Риза, лежа в крови, едва дыша, выполняла последний приказ своего командира. Не умирать. Выжить, во что бы то ни стало. Белая как полотно, уже даже не шевеля холодными пальцами, она дышала, и говорила – жила. Жила одним его приказом. Нет, одним его словом. Просьбой. Затуманенный взгляд до боли знакомых карих глаз рассеянным светом освещал мрачное помещение. Она дышала тяжело, со свистом. Рука уже не зажимала кровоточащую рану, а безвольно лежала на шее, каждую секунду грозя упасть – и больше никогда не подняться. Никакой приказ не может остановить смерть. Риза может лишь держаться на силе воли, отсрочивая конец, не больше. Неожиданно Рой понял, что теперь ее жизнь находится в его руках. Полковник видел миллионы смертей, о многих из которых он сожалел. В его руках часто оказывались чьи-то судьбы, но лишь теперь, когда на кону стояла жизнь любимого человека, Мустанг в полной мере осознал, что значит страх. Страх потерять. Потерять – и никогда не увидеть ровной линии губ, несильно подкрашенных черной тушью ресниц, чуть закрывающей глаза челки, не увидеть ровной, как нож, тонкой кисти и не услышать щелчок каблуков армейских сапог, когда она отдает честь… Он бы сейчас все отдал за одну ее улыбку. - Если ничего не предпринять – она умрет от потери крови… Ты ведь знаешь, что нужно сделать. Знает. Конечно он знает. Пока она еще жива, пока она еще здесь, пока еще может быть с ним… Но это значит предать все то, к чему они шли, за что боролись. Как он сможет смотреть ей в глаза после этого? Она скажет: «Ты оказался слаб. Ты должен был оставить меня. Лучше бы я умерла. Ты не должен был этого делать» Должен, должен… Она всегда говорила, что он что-то должен. Кому? Зачем? Что должен? Перед глазами мелькала вся его жизнь, и почти всегда на размытых кадрах оказывалась она. Она считала, что обязана быть рядом с ним. И была права. Ее поддержка, ее присутствие помогали ему не развернуться, не упасть. Ее вечное «должен». А он, может, уже и не хотел. Часто не хотел ничего делать, куда-то не стремиться. Это слишком тяжело. Он уставал, а отдыха не было. Надоело. Он больше не хотел страдать. Страдать. Почему он должен страдать ради других? Сбивчивое дыхание Ризы не давало полковнику окончательно ослабнуть, повиснув в крепких руках своих пленителей. Оно опустошало, обезнадеживало, ведь каждый ее выдох приближал конец. Она дышала все чаще, все прерывистей, иногда затихая, и тогда его сердце испуганно замирало в ожидании страшной неизбежности. Он так не мог. Не мог больше бездействовать. Просто смотреть, как она умирает. Он должен ей помочь во что бы то ни стало. Но она потом не примет его. Потому что не знает, каково это. Каково это – знать, что можешь помочь любимому человеку, но не иметь возможности. Потому что не должен. А что тогда должен?.. Страдать?.. - Что-то она притихла. Боюсь, как бы не померла… Золотой зуб врача маняще блеснул в слабом свете подземелья. Старик наклонился над обмякшим телом лейтенанта и несильно пнул девушку ногой, едва сдерживая довольное хихиканье. Мустанг снова дернулся вперед, мечтая засунуть искусственный зуб поглубже в глотку мерзавца, но держали его крепко и полковник лишь почувствовал, как напряглись сухожилия. Он рычал от злости и бессилия, а по щеке скатилась крошечная, едва заметная слезинка. А вдруг врач прав и уже… поздно? - Полковник… «Рой…» Мустанг вздрогнул от звука любимого голоса. Когда-то давно, во времена Ишвара, Риза куталась в маскировочный плащ, тщетно пытаясь согреться у остывающих угольков костра. Даже под палящим солнцем там было холодно. Холодно от каждого их действия. От войны. - Майор, Вы еще не спите? - Как видите. Завтра с утра операция, Вам следует отдохнуть, сержант Хоукай. - Наверно Вы правы. Риза показалась ему тогда робкой голубкой, по ошибке оказавшейся на поле боя, но лишь на мгновение. Она встала, подняла воротник плаща и собралась уйти, но… - Майор... - Да? - Вы не могли бы пройтись со мной до палатки? Глупая просьба глупой девушки. «Рой, проводи меня, пожалуйста. Мне холодно одной в этом неправильном месте» - Мне с Вами по пути, сержант. Молодой алхимик снял плащ и накинул на плечи снайпера. «Конечно, Риза. Мне тоже холодно и одиноко здесь» Они шли под затянутым облаками небом, шли молча, но то было одним из самых прекрасных их свиданий. И вот сейчас за хрипящим «Полковник…» он услышал нежное, знакомое «Рой…», заставляющее сердце биться быстрее. - Не смейте преобразовывать человека. Сердце рухнуло вниз, оборвав дыхание. Она не просила ничего для себя, не говорила ему ничего. Не смейте преобразовывать человека. Просто не смейте. Роя трясло от бессилия, отчаяния, досады. Она все решила за него, все решила за них. Все, что он может сделать ради нее – отпустить. Потерять. Страдать. Пронзающий взгляд родных, лучистых глаз был необычайно тверд и суров. Рой никогда еще не видел Ризу такой. Он чувствовал, как на глазах закипают горячие слезы, но не смел противиться. Это был ее последний приказ. Первый – и последний. И он будет верен ей до конца. - Я понял. Я понял тебя, старший лейтенант. Я не стану преобразовывать человека. На сердце было тяжело, но дышалось незнакомо легко и уверенно. Он не может подвести ее. Не имеет права. Не должен. - Как жестоко! Ты оставишь ее умирать? Нет, этот старик ничего не понимает. И никогда не поймет. Рой снова глянул на лейтенанта и заметил последний, слабый взгляд куда-то наверх. Последний перед тем, как ее глаза снова потухли, прячась за ресницами. Мустанг отвечал не спеша, с расстановкой, каждое слово отдавая с необходимой неохотой. Он лишь тянул время, путая врача, и даже не пытался оправдать себя или объяснить свой выбор. Старику не понять, как тяжело далось полковнику это решение, но есть вещи выше его скупой логики. Вещи, которые ни Мустанг, ни даже Риза не могут осознать до конца. Рожденная из их любви верность неколебима, и даже боль от потери любимой не могла заставить полковника предать лейтенанта. Своего лейтенанта. Свою Ризу. Неожиданно скользкий язык утащил врача куда-то вверх. Солдаты-зомби, внезапно оставшись без командира, на мгновение растерялись, что дало полковнику шанс выбраться. - С дороги! - крикнул он, расталкивая попадающих под руки соперников и превращая их в горящие останки. Впереди, на холодном полу, в луже собственной крови лежала его Риза, так близко и так далеко одновременно. Он упал на колени слишком рано. Подполз, дрожащей рукой коснулся холодной щеки. Подхватил на руки и прижал к груди, не пытаясь унять колотящееся сердце. - Старший лейтенант… Старший лейтенант! Не сдавайся, пожалуйста. Прошу тебя, открой глаза! Прошу… Обмякшее тело было тяжелым, вялым, похожим на безвольную тряпичную куклу. Бледная, холодная, его Риза была у него в руках, но он ничего не мог сделать, только прижимать к себе и тихо молить: - Лейтенант… пожалуйста… «Риза… Ризочка…» Рой почувствовал себя неимоверно слабым и маленьким в огромном, безумном и абсолютно равнодушном мире. Но еще меньше ему казалась старший лейтенант Хоукай, молодая девушка, прошедшая через столько горестей лишь для того, что следовать за ним, помогать ему, прикрывать спину. Быть опорой, самой крепкой и надежной. Когда-то он опрометчиво обещал ей, что будет защищать и не позволит кому-либо тронуть ее. Она лишь улыбнулась кончиками тонких губ и пожала плечом – мол, как знаете, майор. Всю жизнь это она оберегала его, а он так и не смог выполнить обещания, пусть пустого и чрезмерно громкого, но обещания. «Ты смог исполнить лишь последний ее приказ, Рой Мустанг. Какой же из тебя фюрер, ты просто… жалкий щенок, подобранный доброй девушкой» - Я помогу ей! Бойкая девчушка из Ксинга вместе со своей малюткой-пандой появилась в сознании Роя издалека, пройдя лишь по самому краю. Он лишь растерянно глянул в большие темные глаза, горящие твердо и решительно, и слабо кивнул, не смея даже надеяться. Еще одного потрясения его душа не выдержит и разорвется на миллиард частиц, что разлетятся по свету в поисках той единственной, что не сможет вернуться. Алхимический круг засветился алой кровью Ризы. Рой не смел дышать, лишь крепко сжимал губы и жадно вглядывался в знакомые черты. Он всегда знал, что Риза красива, но лишь теперь, в последние минуты ее жизни понял, что не замечал этого. Она всегда была в поле его зрения, может поэтому ее крепкая, стройная фигура, длинные, светлые волосы, пушистые ресницы казались ему чем-то естественным. Пряди светлой челки слегка шевельнулись, и с приоткрытых белых губ сорвался тихий звук. Живой звук. - Старший лейтенант! Рой схватил девушку и крепко прижал к себе, так крепко, что у той перехватило дыхание. Жива, жива, она жива… - Я остановила кровь, но ей все равно нужен врач… Не сжимайте ее так сильно! Раны могут открыться. Рой был готов расцеловать эту девочку, спасшую Ризу, его Ризу, его душу. Крепко жать ей руку, обнимать, говорить банальные слова благодарности. Кто он ей? Кто ей Риза? Никто. Поэтому она не понимает, насколько важную вещь сделала. Риза чуть шевельнулась, слабо дыша Рою в шею. Полковник крепко, но бережно прижимал ее к сердцу, перебирая пальцами в спутанных волосах, и едва слышно шептал: - Прости меня… Прости меня, пожалуйста… И спасибо. - Полковник… - Тише, не разговаривай! В глазах девушки зажегся знакомый огонек – она всегда так смотрела, когда подчинялась указу, но считала его в чем-то забавным. Или милым. Мустанг так и не разобрался каким. - Спасибо, что поняли мой взгляд, - чуть слышно, но как раньше спокойно произнесла лейтенант. - Недаром же мы столько работали вместе. Только попробуй я преобразовать человека, ты бы пристрелила меня как щенка. Он сказал то, что думал, чувствуя, что все возвращается на свои места, становится как раньше. С сердца свалились тяжелые цепи, сковывающие и причиняющие боль при каждом движении, каждой мысли. Риза улыбнулась – нешироко, едва заметно, прикрыв уставшие глаза, и слегка прильнула к шинели Мустанга. - Полковник, - прошептала она, и он услышал то, что мечтал услышать уже много лет: «Рой…»