Реквием по мечте

      Confusion now hath made his masterpiece!

      — William Shakespeare*

      — Ты выглядишь сегодня просто ужасно, — сказал Гарри, когда они вместе с Гермионой направлялись к точке аппарации.       Погруженная в свои мысли, она резко остановилась на полпути и удивленно посмотрела на него.       — Прости, Гарри, — тихо произнесла она. — Я просто задумалась.       Гарри с сомнением посмотрел на нее, продолжая свой путь по многолюдной лондонской улице.       — Мне показалось, что ты ходишь задумчивая с прошлой недели, после собрания в доме на площади Гриммо, — его голос был полон сарказма. — Ты едва ли сказала мне пару слов с тех пор, как мы поговорили в гостиной.       Гермиона замедлила шаг и недовольно посмотрела на Гарри.       — Я думала, что из всех людей именно ты, Гарри Поттер, поймешь меня, каково это, когда в твоей голове роятся так много мыслей, — ответила она, и в ее голосе послышались яростные нотки. — Тем более, что в прошлом я всегда была рядом с тобой, не задавая никаких вопросов, даже в те моменты, когда ты отказывался впускать меня в свою жизнь. Не окажешь ли мне любезность теперь сделать для меня тоже самое?       Зеленые глаза Гарри сразу же стали серьезными. Он остановился и вернулся на несколько шагов назад, туда, где неподвижно замерла Гермиона, и осторожно повел ее сквозь поток машин к узкому переулку. Оказавшись в тишине сырого и тесного пространства, скрытыми от чужих глаз, Гарри взял обе ее маленькие ладошки в свои и внимательно посмотрел ей в глаза.       — Гермиона, я… — он запнулся, выглядя при этом несколько растерянным. — Прости. Ты абсолютно права… Ты всегда была рядом, не задавая вопросов. Я был не прав. Я не должен был тебе этого говорить. Просто… — он сделал паузу и зарылся пальцами одной руки в свои непослушные волосы, — если тебя что-то беспокоит, ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной.       Гнев Грейнджер рассеялся так же быстро, как и недовольство Гарри, и выражение ее бледного лица смягчилось.       — О, конечно, знаю, Гарри, — ответила она так искренне, что Поттера чуть пополам не разорвало от переполнявших его эмоций. А затем она одарила его легкой улыбкой, явно озадаченная чем-то, что вертелось у нее в голове. — Знаешь, Гарри, бывают такие моменты, когда мне кажется, что ты совсем меня не знаешь. А бывают моменты, — Гермиона посмотрела на него, и ее улыбка стала шире, — когда я убеждаюсь в том, что ты знаешь меня лучше, чем я сама себя.       Гарри усмехнулся и ответил:       — Нужно отдать мне должное. Я ведь знаю тебя с одиннадцати лет.       Гермиона кивнула, продолжая улыбаться:       — Считай, что отдаю.       Какое-то время они стояли молча, прислушиваясь к журчанию воды в сточных трубах. Мимо них, шлепая лапками по грязным лужам, пробежала большая крыса и спряталась за переполненным мусорным контейнером, заставив Гермиону мгновенно отпрянуть. Всякий раз, когда она видела крыс, они ассоциировались у нее с Питером Петигрю — человеком, который предал родителей Гарри.       — Гермиона, — сказал Гарри, снова прерывая поток ее мыслей, — я вижу, что тебя что-то беспокоит.       Было ли это действие подсознательным или уже стало для Грейнджер привычным, но она подняла правую руку на уровень глаз и принялась внимательно изучать свой указательный палец.       — Ты поранила палец? — спросил Гарри и, прищурившись, посмотрел на ее руку, ища какие-либо повреждения на подушечке ее указательного пальца. — Когда на прошлой неделе я тебя видел, ты постоянно его рассматривала.       Щеки Гермионы вспыхнули, и она тут же опустила руку, а затем поймала взгляд Гарри.       — Гарри, прости, но я, правда, в порядке… Я просто… О, я не знаю! — раздраженно воскликнула Грейнджер, всплеснув руками. — На самом деле, меня много чего беспокоит. За один день произошло так много всего, что трудно определить, что конкретно…       — Ты нервничаешь из-за того, что будешь преподавать вместе со Снейпом? — перебив ее, спросил Гарри.       Гермиона резко опустила руки и посмотрела на друга. Во взгляде ее читался немой вопрос.       Неужели я и правда настолько прозрачна?       Хотя, причин волноваться было намного больше.       — Немного, — тихо ответила Грейнджер.       Гарри кивнул и пнул лежащий под ногами камень в ближайшую лужу, из которой жадно пила грязная крыса. В тот момент, когда ее сальную шерсть окатило брызгами воды, они услышали ее возмущенный писк, и крыса быстро скрылась из виду.       — Он не причинит тебе вреда, — проговорил Поттер, наблюдая за рябью на воде.       Сначала решив, что он говорит о крысе, Гермиона удивленно посмотрела на него, а затем, поняв, о чем речь, ответила:       — Я знаю, Гарри.       — Тогда почему тебя это так беспокоит?       А действительно, почему это ее беспокоило? На самом деле, она почти не знала этого человека. Так почему же это так ее волновало? Они почти никогда не разговаривали, если не считать оскорбительных комментариев, что он делал в ее сторону на своих уроках. Но вдруг, как внезапное яркое озарение в темном переулке, Гермиона поняла. Несомненно, Северус Снейп был человеком крайне неприятным, грубым, у него были более высокие стандарты, чем у любого другого преподавателя в Хогвартсе. Но о, Мерлин, подумала она с внезапным волнением в сердце, как же этот человек любил.       Любовь.       Опять это чертово слово. Сможет ли она когда-нибудь освободиться от него? Снейп рискнул всем, что у него было, бросил вызов всем и каждому — и все это ради женщины, которую он любил. Женщины, которая никогда не отвечала на его чувства взаимностью. Конечно, это было прекрасно и романтично, но Гермионе было чертовски сложно представить себе влюбленного Северуса Снейпа. Из всех мужчин, живущих на земле, он был бы последним человеком, которого можно было представить отчаянно влюбленным безнадежным романтиком.       Казалось, что все его образы, все, что она о нем знала, вся правда о его жизни были всего лишь фасадом — вершиной айсберга. И это впечатляло.       И в довершении всего, что еще больше сбивает с толку, теперь этот человек каким-то чудесным образом воскрес из мертвых.       Мерлин, кажется мне нужен небольшой отпуск.       — Гарри, — тихо сказала Гермиона, не отрывая от него пристального взгляда, — я и сама не знаю, правда.       — Я сомневаюсь, что вы с ним будете часто видеться, — сказал Гарри, оглядывая многолюдную улицу. — Учитывая, что он будет преподавать Защиту, а ты преподаешь Чары, вероятнее всего, что пересекаться вы будете только на общих преподавательских собраниях и во время совместных трапез в Большом зале.       — Да, наверное, ты прав, — ответила Гермиона, внезапно задавшись вопросом, как часто она будет видеться с вновь назначенным преподавателем Защиты от Темных искусств. И тут ей в голову пришла шальная мысль, и она улыбнулась.       — Что? — спросил Поттер, его темные брови удивленно поползли вверх и остановились над оправой очков.       — Профессор МакГонагалл утвердила два новых учебника по чарам для студентов, которые в этом году будут сдавать Ж.А.Б.А., и они просто потрясающие. Не могу дождаться, когда можно будет опробовать заклинания, описанные там. Один из них полностью посвящен новым теориям и правилам, которые изучаются так глубоко, что проводится параллель с маггловской математикой и это… Что? — обрывая себя на полуслове, спросила Грейнджер, увидев, что Гарри начал смеяться.       — Ничего, — ответил он, подняв руки в оборонительном жесте. — Просто… хорошо, что вернулась прежняя Гермиона. Мне стало интересно, где она пропадала последние несколько недель.       Толкнув его, Гермиона направилась обратно к оживленной улице.       — Гарри, где, ты говорил, находится точка аппарации?       — В переулке через два квартала, — ответил он, роясь в карманах своей мантии в поисках сладостей, которые успел прихватить, когда навещал семейство Уизли в Норе. — Кобик уже в Хогвартсе?       Как раз в тот момент, когда Гермиона обернулась, чтобы узнать, почему Гарри задержался и отстал от нее, он, светясь неподдельной радостью, отправил в рот лимонную дольку.       — Да, — ответила она, с нежностью глядя на него. — Я отправила его сегодня утром вместе со всеми остальными моими вещами.       Кобик — это небольшая сова черного цвета, которую Гарри и Джинни подарили Гермионе на день рождения в прошлом году. Гарри настоял на том, чтобы в первый год преподавания в Хогвартсе у Гермионы была своя сова. Так им легче будет поддерживать друг с другом связь. Она не знала, как ее старый кот Крукшанкс примет нового питомца. Но вскоре обнаружила, что Крукс стал уже слишком стар, да к тому же страдал артритом, чтобы гоняться за совами. Вдобавок к этому, ей и самой очень нравился маленький, пернатый почтальон.       — Хорошо. Значит, когда ты доберешься и отправишь свое первое письмо, я смогу сообщить тебе последние новости из аврората, если таковые будут.       Гермиона улыбнулась.       — Гарри, я часто задаюсь вопросом, чем ты целыми днями занимаешься в перерывах между поимкой темных ведьм и волшебников, что до сих пор скрываются после войны? Сидишь и играешь с Уильямом Бакли во взрывную колоду?       Гарри громко захихикал. Его явно озадачила перспектива играть во взрывную колоду со старым аврором.       — Гермиона, ты и правда так думаешь? Последние шесть месяцев я провел, пытаясь выяснить, куда, черт возьми, подевались Малфои.       — Малфои? — эхом отозвалась Грейнджер, и выражение ее лица стало хмурым. — Какое отношение они имеют к поискам оставшихся на свободе Упивающихся смертью? Я думала, что они полностью реабилитированы.       Поттер кивнул в ответ.       — Да, они были оправданы. Но Департамент авроров не собирался выпускать из виду ни одного Упивающегося смертью, бывшего или настоящего, какими бы благими намерениями они не прикрывались. Кроме этого, семейство Малфоев в прошлом всегда создавало проблемы, поэтому Бакли отдал приказ, чтобы два аврора постоянно находились близ поместья Малфоев. Это просто мера предосторожности.       В глазах Гермионы отразилось замешательство.       — Почему ты никогда об этом не рассказывал?       Гарри с деланным безразличием пожал плечами.       — Я не мог. Эта информация конфиденциальна. Но теперь, когда ты тоже аврор, мы можем говорить об этом хоть целыми днями до тех пор, пока ты не посинеешь.       Гермиона проигнорировала его сарказм.       — Они исчезли шесть месяцев назад?       Гарри кивнул:       — Чуть больше. Никто не знает, куда они делись, и, насколько я могу судить, нигде в Лондоне они больше не появлялись. Во всей этой истории с исчезновением что-то не так, и мне это не нравится.       — А что на счет авроров, что дежурили в день их исчезновения? — спросила Гермиона. — Разве они ничего не видели?       — Уэлч и Боуш. Оба твердят, что ни один из них не видел ничего необычного… Просто, раз… — произнес Гарри и щелкнул пальцами, — и все семейство Малфоев исчезло бесследно.       В задумчивости Гермиона нахмурила брови:       — Но Драко… Я хочу сказать, я знаю, что в школе он был полным придурком и пытался сделать нашу жизнь невыносимой. Но он ведь так и не смог убить Дамблдора… Ты действительно думаешь, что он может замышлять что-то темное?       Гарри снова пожал плечами:       — Кто знает? У Люциуса всегда была зловещая натура, так что случившееся определенно вызывает беспокойство. Почему семья, которая была полностью реабилитирована в обществе, вдруг просто исчезла неизвестно куда? Я бы не стал доверять Драко больше, чем он того заслуживает. Мне кажется, что он определенно способен на многое, как и его отец.       Гермиона кивнула и рассеяно начала грызть ноготь.       — Пошли, Гермиона. А то опоздаешь на встречу с МакГонагалл. Если о Малфоях что-нибудь станет известно, я пришлю Кобика обратно с любыми новостями. Если уж и это не стимул для тебя писать письма, то тогда я не знаю, чем вообще можно тебя мотивировать, — сказал Гарри с легкой улыбкой.       Гермиона запрокинула голову и закатила глаза.       — Хорошо. Я пошла. Пока.       Не сговариваясь, они молча направились в похожий переулок, через два квартала, как и предсказывал Гарри. Гермиона улыбнулась мягкой улыбкой и крепко его обняла.       — Будь осторожен, Гарри, — тихо сказала она, мысли ее все еще были заняты Малфоями.       Гарри кивнул ей в ответ и закрыл глаза:       — Ты тоже, Гермиона. Пиши почаще, хорошо? Кобику нужно упражняться в полетах. Поверь, Хедвиг клевала бы меня неделями, если бы я перестал выпускать ее.       Гермиона усмехнулась.       — Я ведь не Рон, Гарри. Конечно, я буду писать.       — Хорошо.       Они обнялись еще раз, постояв так некоторое время, пока Гермиона, наконец, не отстранилась и не посмотрела на него взглядом, в котором отчетливо читалась любовь. На мгновение она представила его одиннадцатилетним мальчиком, нервно шаркающим ногами возле Хогвартс-экспресса, и сердце ее сжалось. Однако в следующую минуту Гарри тепло улыбнулся, и это ощущение исчезло.       — Береги себя, Гарри.       С теплой улыбкой он ответил:       — Ты тоже, Гермиона.       А потом она дезаппарировала.              

***

      Гермиона поднималась по ступенькам к каменной горгулье так быстро, как только могла, с присущим ей достоинством, не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Ей все еще казалось странным находиться в Хогвартсе в качестве учителя, а не ученицы. Впрочем, сейчас все это не имеет значения, решила она, взбираясь на последнюю ступеньку. Хогвартс был для нее тем местом, где обитают комфорт и дружба, прочным краеугольным камнем, на который она всегда могла положиться. К сожалению, после финальной битвы весь замок подвергся серьезной реконструкции, хотя сейчас Гермионе было трудно отличить, что было новым, а что осталось от прежней школы.       Быстрым шагом она двинулась вперед к горгулье, одновременно ловко управляясь с несколькими свитками пергамента, чернилами и несколькими тяжелыми учебниками. Она уже собиралась произнести пароль — Draco dormiens nusquam titillandus, когда ее испугал чей-то приветственный окрик.       — Эй! Гермиона! Как дела? Хорошо отдохнула?       Грейнджер обернулась и увидела довольное лицо Оливера Вуда, приветствующего ее.       — О, привет, Оливер, — ответила она со всем пылом, на который только была способна. — Рада тебя видеть.       Оливер послал ей одну из своих самых ярких улыбок.       — Взаимно. Давай, я открою. Draco dormiens nusquam titillandus, — четко проговорил он, обращаясь к горгулье.       Стены вокруг задрожали, каменное чудовище ожило и пришло в движение, открывая проход к винтовой лестнице, которая вела в кабинет директрисы Минервы МакГонагалл.       — Никогда не угадаешь, что я делал во время каникул, — сказал Вуд с ухмылкой, небрежно прислонившись к перилам лестницы, когда та пришла в движение.       И хотя Гермиона чувствовала, что совершенно точно имеет очень хорошее представление, чем Вуд занимался во время каникул, тем не менее она лишь вежливо спросила:       — О, и что это было, Оливер?       — Я объездил всю Европу вместе с лучшими квиддичными командами, — ответил он и просиял. — «Паддлмир Юнайтед» не имеет с ними ничего общего. Этот новый ловец, который появился словно из ниоткуда, думаю, из Штатов, он просто невероятный. Представь себе ловца, обладающего навыками и скоростью, чтобы не только попытаться…       Оливер весело продолжал свой рассказ, пока они поднимались к кабинету директрисы, а Гермиона, пытаясь выглядеть заинтересованной, кивала в нужных местах, а иногда разбавляла его монолог притворными восклицаниями, типа «блестяще» или «Боже, это звучит так интересно» и, наконец, ее любимая фраза «да, увидеть это было бы великолепно».       Через некоторое время они, к большому облегчению Грейнджер, добрались до кабинета профессора МакГонагалл, и Оливер завершил свой рассказ словами:       — В этом году я собираюсь внедрить несколько новых приемов. Нужно только поработать с капитанами квиддичных команд всех факультетов. Хотя, я думаю, что с командой Гриффиндора проведу немного больше времени.       — Гермиона, Оливер, добро пожаловать, — тепло поприветствовала их Минерва МакГонагалл, прерывая рассказ Оливера и впуская их в свой кабинет. — Гермиона, дорогая, тебе помочь с твоими вещами? О, Оливер, присаживайся рядом с Поппи, и как только вы устроитесь, мы начнем.       — О, нет, я справлюсь, Минерва. Спасибо, — вежливо ответила Гермиона, направляясь к круглому столу, который МакГонагалл трансфигурировала для каждого преподавательского собрания. Немного нервно она оглядывала всех сидящих за столом, пока ее взгляд не остановился на нем. Северус Снейп, по обыкновению одетый в черную мантию, бесстрастно взирал на нее. Его лицо украшало то же флегматичное выражение, что и всегда, пока он не обратил свое внимание на профессора МакГонагалл.       — Ну, что ж, — громко сказала Минерва, когда профессор Грейнджер прошаркала к своему месту, неуклюже выложив на стол все свои сокровища, — давайте начнем.       Собрание персонала, обычное дело в начале каждого нового учебного года, проходило в обычном режиме. Разница была лишь в том, что взгляды всех присутствующих то и дело устремлялись в сторону Снейпа. Но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он говорил очень мало и обычно только тогда, когда к нему обращалась сама МакГонагалл. А каждое его замечание было таким же резким и кратким, как в те времена, когда Гермиона была еще ученицей.       — Разве нам не нужно будет составить график дежурств? — спросил Оливер через несколько минут после начала собрания, небрежно откинувшись на спинку стула.       — Разумеется, — огрызнулся Снейп, его темные глаза недобро сверкнули.       Вуд тут же вернулся в исходное положение и огляделся, словно в поисках помощи. Возможно, Снейп был неприятен всем преподавателям, находящимся в кабинете. Но, кажется, Оливеру он был особенно противен, что бросалось в глаза с того момента, как они с Гермионой вошли.       С Гермионой Снейп тоже был резок, хотя в его голосе было гораздо меньше яда, чем при общении с другими сотрудниками. Исключением, пожалуй, была МакГонагалл. И хоть убей, но Гермиона не могла понять, в чем тут дело. Она не сделала ему ничего особенного. Если уж на то пошло, то именно он был тем, кто помог ей в доме на площади Гриммо.       Возможно, профессор Снейп ожидал увидеть шумную, взволнованную и слегка раздражающую девчонку, которая когда-то у него училась. А когда среди прочих коллег обнаружил спокойную, зрелую молодую женщину, то был немного удивлен.       А может, и нет.       Гермиона поймала себя на том, что украдкой бросает мимолетные взгляды на Снейпа, сидящего через два стула от нее, чей равнодушный взор не выражал никаких эмоций. Он уже дважды поймал ее за этим делом, к неимоверному смущению Грейнджер.       О, Мерлин, не позволяй ему использовать на мне легилименцию, пожалуйста.       К ее удивлению и крайнему замешательству, ей показалось, что оба раза он чуть не улыбнулся ей.       Почти.       МакГонагалл, с присущей ей строгостью и пунктуальностью, завершила собрание вовремя.       — Это замечательно, что в школе такой компетентный преподавательский состав. Мне очень приятно с вами работать, — закончила она, совершенно искренне улыбнувшись. — Надеюсь, последнюю неделю перед началом нового семестра вы проведете хорошо. Осмелюсь предположить, что до наступления рождественских каникул это, возможно, будет последняя неделя тишины и покоя.       Гермиона улыбнулась. Минерва всегда точно знала, как расставить приоритеты.       Грейнджер быстро собрала свои вещи, сложив новые учебники в аккуратную стопку. Она как раз что-то скрупулезно записывала, когда к ней подошел Оливер, ослепительно улыбаясь.       А в это время в другом конце комнаты темные глаза профессора Снейпа подозрительно прищурились.       — Эй, Гермиона, — весело начал Оливер, — я как раз собирался пойти на поле для квиддича, чтобы немного потренироваться. Не желаешь присоединиться ко мне? Ты сможешь опробовать мою новую метлу — она просто великолепна.       Гермиона взглянула на Оливера с легким раздражением. Сколько раз она говорила ему, что ей не нравится летать? Она уже сбилась со счета. Либо он не считал нужным это запомнить, либо ему и вовсе было все равно. В любом случае, это поднимало в ней волну раздражения.       — Оливер, — терпеливо начала она, собирая свои вещи, в то время, как остальные преподаватели уже выходили из кабинета, — я, правда, не очень люблю летать. Но сегодня великолепный день, поэтому не стоит менять свои планы из-за меня.       Вуд нахмурился. Они направились обратно к движущейся лестнице, пройдя мимо фигуры Снейпа, задержавшегося в кабинете директрисы.       — Ты уверена, что не хочешь прокатиться?       Гермиона решительно кивнула.       — Совершенно уверена.       На лице Оливера отразилось разочарование, но, казалось, на этот раз он смирился.       — Но я все равно хочу, чтобы ты пришла посмотреть этот новый прием, которому я научился за лето. Может быть, завтра?       Гермиона мысленно попыталась найти достаточно убедительный предлог, чтобы отказаться. Но будучи честной, как ребенок, она не умела выдумывать ложь на месте или, если уж на то пошло, вообще лгать. Поэтому, смирившись с поражением, она ответила:       — Возможно.       Оливер улыбнулся ей кривоватой улыбкой, которая сделала его похожим на Рона, и быстро переступил порог, направляясь к винтовой лестнице, по которой спускались профессор Слизнорт и Поппи. Грейнджер уже собиралась к ним присоединиться, как вдруг обнаружила, что забыла свое любимое фазанье перо. Оглянувшись через плечо, она увидела, что оно все еще лежит на столе директрисы.       — Оливер, увидимся позже. Я кое-что оставила. Желаю тебе хорошо отработать новый прием, — крикнула ему Гермиона, быстро проходя мимо внушительной фигуры Снейпа по направлению к столу.       Переложив свою тяжелую ношу в одну руку, Гермиона спрятала перо в футляр и попыталась найти для него подходящее место среди книг. Когда она переместила вес вправо, то увидела, как на нее медленно надвигается чья-то тень.       — Я думал, что ваши школьные годы достаточно подготовили вас для того, чтобы носить с собой так много лишних учебников, профессор Грейнджер, — иронично заметил Снейп, выделив интонацией ее должность. — Должен признаться, что я был удивлен, не увидев вашего обычного сопровождения, ожидающего вас неподалеку, чтобы помочь.       Гермиона враз подняла глаза и уперлась взглядом прямо в черную мантию Северуса Снейпа. Она тут же обвела взглядом круглый директорский кабинет и с удивлением поняла, что они были единственными, кто все еще оставался здесь. Она вновь посмотрела на Снейпа, стоявшего рядом, и храбро выдержала его ответный взгляд так долго, как только осмелилась.       Ей очень захотелось расспросить его о прошлом. Подобно раздражающему зуду, который невозможно игнорировать, желание поговорить со Снейпом откровенно было почти непреодолимым. Его взаимоотношения с Дамблдором, опасности, с которыми он столкнулся в то время, когда был шпионом, разум Упивающегося смертью — Гермиона даже представить себе не могла, какие восхитительные истины она могла бы раскрыть в простом разговоре.       Но она знала, что все это было очень личным. Как, должно быть, отвратительно чувствует себя человек, душу которого обнажили перед всем миром, тем самым лишив его возможности спрятаться в ее глубинах и наслаждаться своим одиночеством? Гермиона могла только представить, какую агонию она бы почувствовала рядом с людьми, которые вдруг узнали бы все тайные чувства ее собственного сердца. Отступать было бы некуда.       Нет, твердо решила Грейнджер. Она не будет одним из тех любопытных зевак. Она будет уважать его уединение и личное пространство и никогда не станет задавать ему вопросы, которых он боится больше всего. Но даже если она и была бы такой же грубой и неотесанной и решилась расспросить Снейпа, что могло заставить ее подумать, будто он ей откроется?       Неужели я и правда так самонадеянна?       Всего лишь бывшая ученица, с которой в прошлом он никогда не делился ничем личным.       Внимание Гермионы вновь вернулось к его глазам. Она неуместно отметила, что Снейп ни разу не моргнул за все то время, что она стояла там, уставившись на него, что он, несомненно, воспринял как глупость.       Она тут же опустила взгляд и, внезапно испугавшись, подумала, не успел ли он прочитать ее мысли в этот момент. Она даже не смогла вспомнить, что он сказал ей всего несколько минут назад — что-то о том, будто она не может самостоятельно донести свои вещи? Гермиона была уверена, что это было сказано в грубой снейповской манере, как, очевидно, и задумывалось. Но в этот момент ничто не волновало ее больше, чем желание как можно скорее убежать от его пронзительного взгляда, прежде чем он сможет понять, что еще она думает о нем и о тайных чувствах его сердца.       — Извините, профессор Снейп, — пробормотала Грейнджер, теребя онемевшими пальцами свою ношу, — мне действительно нужно идти.       И Гермиона быстрым шагом пошла прочь, как вдруг почувствовала легкое прикосновение к своей руке, которое заставило ее немедленно остановиться.       Испуганная и в то же время заинтригованная, Гермиона повернулась и наткнулась взглядом на задумчивое лицо Снейпа. Его черные — нет, карие, как обнаружила Гермиона, когда они стояли так близко, — глаза внимательно изучали ее.       — Не надо, — прошептала она.       Северус приподнял бровь:       — Не надо, что?       — Читать мои мысли.       Взгляд его глаз изменился. Что-то в них шевельнулось, какая-то неведомая ей эмоция, и он, казалось, даже несколько опешил. В этот момент он стал совсем не похож на того человека, что совсем недавно сделал ей ехидное замечание.       — Я бы никогда не посмел вторгнуться в чей-то разум без острой на то необходимости, профессор Грейнджер, — сказал Северус своим глубоким бархатным голосом.       Какое-то время Гермиона смотрела на него в замешательстве.       — Тогда… тогда что вы пытаетесь сделать?       Казалось, Снейп не хотел отвечать. Боялся выдать себя слишком сильно? Боялся ее возможной реакции?       А в следующее мгновение в нем произошла перемена. Он, казалось, вспомнил, где находится и нахмурил брови.       — Вас это не касается, — холодно ответил профессор.       На лице Гермионы, должно быть, отразились боль, удивление и разочарование, потому что глаза его в этот момент выдавали все его эмоции.       Она поудобнее перехватила свои вещи и направилась к винтовой лестнице.       — Доброго дня, профессор Снейп, — проговорила Грейнджер, слегка обиженная.       С громким скрежетом лестница пришла в движение. Северус так и остался тихо стоять и смотреть на то место, где только что была Гермиона. Он нахмурился, медленно поднял руку, поднес ее к лицу и сжал переносицу двумя пальцами, зажмурив глаза.       — Мерлин, — прошептал волшебник в тишине пустого директорского кабинета, обращаясь к самому себе, — что я делаю?       А в это время позади него портрет Альбуса Дамблдора, который последние полчаса притворялся спящим, едва заметно шевельнулся.       

* Злодейство превзошло себя в своем искусстве!

      — Уильям Шекспир