I hate you more than anything in the world

      Я никогда не любил эту женщину. Она была хладнокровной, расчетливой и безразличной ко всему, что не имело коллекционной ценности. У нас не было детей, ведь она слишком сильно пеклась о своей фигуре; вставала в пять утра и готовила противные здоровые завтраки. По утрам, собираясь на работу, я находил на кухонном столе набор блюд, что будто вылезли из журнала по правильному питанию.       С фригидной женой (так называл ее Риндо. Была ли она такой на самом деле — мне неизвестно) я провел лишь первую ночь после нашего брака по расчету. После этого я больше ни ногой не ступал в нашу «общую» спальню, предпочитая коротать ночи в более теплых объятиях.       Так прошли мои шесть лет брака с ней.       Сейчас, стоя перед ее холодным телом, я не могу сказать точно: холодная она потому, что мертва, или все также отвергает меня всем своим естеством. В нос, неприятно щекоча, бил запах благовоний; тяжесть места давила. Хочется поскорее уйти.       Проведя тыльной стороной ладони по щеке жены, я развернулся к Риндо, стоящему позади меня.       — Риндо, уходим. Времени в обрез, пришел приказ Майки, — Риндо дернулся пойти вслед за мной, но внезапно остановился.       — Что? Идем же, — пройдя чуть дальше, я повернулся, чтобы посмотреть на причину остановки младшего брата.       — Ты закончил? — лиловые глаза, схожие с моими, смотрели на меня с непониманием.       — Да, а что? — я не понимаю, чего хочет мой младший брат и зачем он задерживает нас.       — Забей, — взъерошив волосы, Риндо ушел вперед меня.       Я в последний раз взглянул на свою почившую жену и последовал за ним. Судя по ее последнему конверту, адресованному мне, она до конца своей жизни ненавидела меня. Иронично, что умерла она с моим кольцом на безымянном пальце.

***

      Как и ожидалось, смерть моей жены никак не повлияла на мою жизнь. Я все также пропадал на работе с братом, а после, вместо дома, шел к каким-то приторно пахнущим девицам.       Прошло два месяца, как я не возвращался домой. Мне бы стоило заглянуть да разобраться с делами. Риндо поддержал мой порыв, предложив переложить на себя часть груза, чтобы мне не пришлось допоздна торчать на работе.       Выученная дорога домой не заняла много времени. Огни города на скорости сливались в одну длинную линию. Раньше я не обращал на это внимания, но сейчас мелькающий свет жутко раздражал глаза.       Доехав до многоэтажки, где находилась наша с женой четырехкомнатная квартира, я устало потер виски. Я еще долго сидел в авто, перед тем как зайти.       Рука автоматически нашла кнопку семнадцатого этажа на лифте. Пока цифры на экране сменялись, я погрузился в список дел по дому. Надо было перед приездом заказать клининг. За эти два месяца после смерти жены никто не заходил в квартиру. Все служащие немедля уволились после ее гибели.       После того как жены не стало, все ее родственники, которые, по сути, продали ее мне, начали трезвонить, пытаясь напоследок выжать из меня денег. На протяжении всего нашего брака я мечтал растоптать их, как букашек, коими они и были. Но, несмотря на скотское отношение родственников жены к ней, она молча глотала все их дерьмо и прикрывала их задницы.       В итоге исполнение многолетней задумки не доставило мне ожидаемого удовольствия.       Поток меланхоличных мыслей прервал звук лифта, оповещающий о прибытии на нужный этаж. Тяжелыми шагами я прошел к двери нашей квартиры. Пароль от входной двери — двенадцать восемьдесят семь. Не переставал удивляться нарциссизму своей жены. Мы были с ней одногодками, она родилась двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, но была старше меня, родившегося двадцать четвертого декабря, на долгих девять с половиной месяцев.       Внутренний дизайн квартиры до мелочей был придуман моей покойной женой. Мне нравился ее вкус, так что я не особо возражал ее творческим порывам.       Снимая обувь на пороге, мне на глаза попались ее туфли. У меня не было сил убирать их в шкаф. Оставив их по-прежнему одиноко стоять посреди коридора, я побрел дальше в свою комнату.       К моему удивлению, постель была не такой уж и пыльной. Первым делом мне нужно проверить шкаф. Месяц назад Риндо ужаснулся, заметив, что все мои вещи стали велики мне. Но закупленную тогда на смену одежду пришлось снова заменить неделю назад, когда та стала мне великовата. Мне стоит бросить курить, иначе скоро в легких вместо кислорода будет черный смог. Я всегда мог контролировать себя, в том числе и свои зависимости. Но в последние месяцы на работе жуткий завал. Не вышедший с кулаками и с пулями стресс я выдыхаю вместе с дымом сигарет.       Хотя с точки зрения моего младшего брата, объем работы был такой же, как и всегда. С его слов, какой-то еблан продолжает батрачить словно сумасшедший, не находя и минуты времени на отдых. Не могу поспорить с этим утверждением. С недавних пор я действительно стал жить в бешеном ритме. Я уделял сну максимум четыре часа, не стоит даже говорить о питании. Я перебивался лишь глотками кофе с сэндвичами. Наверное, неудивительно, что с таким рационом мой гардероб со временем перестал быть мне по размеру.       Как и предсказывалось, моя одежда дома больше не соответствует моим нынешним параметрам. Вытащив на выброс все вещи из шкафа, в качестве светлой памяти я оставил лишь два костюма. Они оба были парными, соответствующими по стилям нарядам жены.       Закончив с делами в своей комнате, неизвестная сила потянула меня в комнату супруги.       Я открыл двери комнаты, что находилась напротив моей. Иссохший аромадиффузор распространял по комнате последние ароматы персика и жасмина. Мне никогда не нравились терпкие запахи. Повезло, что жена при жизни не пахла ничем таким. Персиковый или лавандовый шлейф ее духов никогда не раздражал нюх.       Осмотрев комнату, я сел за ее туалетный столик. Смотреть на себя в зеркале не хотелось: черные круги под глазами и впалые щеки не вызывали во мне восторга. Руки нервно потянулись к сигаретам в кармане пиджака, но вместо этого я решил порыться в ящиках столика. Ничего стоящего в них не было: какие-то побрякушки, ручка, похожая на те, что были в моем кабинете, если даже не одна из них, и блокнот. Припоминаю эту розовую книжку. Она все время черкала в ней что-то.       По комнате тихо разносился шелест перелистывающихся страниц. Я с упоением читал каждую почеркушку на листах. На одной из страниц блокнота криво-косо были нарисованы наши с Риндо тату. Уж в жизни не мог подумать, что это ее интересовало. Моя половина татуировки была изображена правильнее, чем сторона Риндо. Осознание того, что жена никогда толком не видела голый торс младшего брата, легким довольством расплывалось в груди. С неохотой, придерживая пальцем страницу с тату, я продолжил листать дальше.       Прошло несколько минут, и вдруг я дошел до странички со столь знакомыми словами.       I hate you more than anything in the world.       I hate listening breathlessly to your footsteps, hoping they lead to me.       I hate smiling at all those men at parties, expecting you to chase them away.       I hate gnashing my teeth while looking at your secretaries with sharp knees and bruises on them.       То, что гласила первая фраза, мне было давно известно. После месяца брака она вручила мне букет гардений с открыткой, написанной от руки. Собственно, на этой открытке и красовались эти слова.       Однако текст, идущий следом, я не видел. Каждая строка, содержащая слово «ненавижу», намекала мне о выплеснутом женой отвращении ко мне. Вопреки этому, вооружившись мобильным переводчиком, я начал перепечатывать текст с листа.       С каждой переведенной строкой в глазах становилось сухо. Грудь сжималась так, что начинало не хватать воздуха. Жестокое же наказание выбрала для меня женушка.       Не выдержав тисков нахлынувшей печали, я быстро вытащил из кармана сигару, неряшливо пытаясь зажечь ее.       Сделав затяжку, вместе с блокнотом на руках я сел на пол около общей кровати. Прислонившись к краям постели, мне все никак не удавалось собрать мысли воедино. Галопом они скакали по переплетам памяти, ища каждую мелочь, любую крупицу, доказывающую правдивость написанных слов.       Высохшие на бумаге синие чернила перенеслись в самое сердце. Выгравированные в блокноте, но не высказанные когда-то вслух слова почему-то пульсировали больнее, чем кожа под иглой машинки для набивания татуировок в далекой юности.       Подкатившие к глазам соленые слезы больно зажгли. Последние силы покинули меня, и я безнадежно опустил руки. Сигарета тлела между пальцев, пеплом сыплясь на исписанные страницы.       Я ненавижу с придыханием прислушиваться к твоим шагам, надеясь, что они ведут ко мне.       Я ненавижу улыбаться всем этим мужчинам на вечерах, ожидая, что ты их разгонишь.       Я ненавижу скрипеть зубами, смотря на твоих секретарш с острыми коленками и синяками на них.       Я ненавижу ту надежду в груди, что ты увидишь скрытую боль за моей улыбкой.       Я ненавижу свои переживания, которые заставляют меня обеспокоенно дожидаться тебя ночами, лишая себя сна.       Я ненавижу свои смешанные чувства, когда я не знаю, волноваться ли за твою жизнь, думая, что ты на задании. Или до крови кусать губы, думая, что ты в ночи припадаешь к чужому лону.       Я ненавижу твои аметистовые глаза, направленные на всех, но не на меня.       Я ненавижу жалостливые взгляды твоего брата, думающего, что я не догадываюсь о твоих интрижках.       Я ненавижу ту девушку, заставляющую твою душу трепетать так же, как мою. Я ненавижу свою зависть к ней, ненавижу мысли о том, что ею мне никогда не стать.