Бессмертный бог (Celestial God) - Марвел

***

      — Нет, — твердо говорит Скатах, как только слышит просьбу Геи, и ставит бокал на стол.       Гея дуется:       — Почему нет?       Потирая лоб от вопиющего ребячества самой старой богини на этой планете, Скатах выпивает еще немного эля и говорит:       — Ты не рассказала мне никаких подробностей, кроме того, что я, якобы, буду обучать сопляка, которого даже не знаю. Это должно будет происходить в твоем уединенном доме, неизвестно сколько времени, я буду вынуждена дать клятву не разглашать ничего из того, что узнаю на острове, даже своим собратьям-кельтикам — это все или мне продолжать?       Гея закатывает глаза и говорит:       — Давай, Скатах. Я даже прощу твои долги мне.       Это производит видимый эффект на Скатах, так как она, похоже, задумывается. Сжав кулак, она смотрит на Гею и спрашивает:       — Что такого особенного в этом мальчишке? И почему ты не можешь научить его сама?       — Он сын близкого моему сердцу человека. И я не могу научить его драться по той же причине, по которой ты не можешь научить его магии — это не моя специализация, — сказала Гея, ущипнув себя за нос от неточного ответа. Видя, что Скатах все еще колеблется, она спросила: — Почему ты вообще колеблешься? Это не похоже на тебя — отказывать будущему ученику.       Призвав еще немного эля, Скатах делает глоток и говорит:       — Я больше не учу богов. Они берут то, чему я учу, и наносят мне удар в спину. Или пытаются переспать со мной. К тому же, что толку учить того, кто все равно тебе не поклоняется.       Гея вздыхает, отчасти понимая ее чувства. Смертные еще не эволюционировали, по крайней мере, не до такой степени, чтобы поклоняться кому-либо как богам. У людей, как любят называть их боги, едва хватает ума, чтобы приготовить себе еду. И даже это — благодаря Прометею, который показал им, как разжечь огонь. Но… Гея знает, что в далеком будущем, возможно, уже через 40 000 лет, смертные обязательно станут умнее. Присутствие богов доказало это. В то время как Атум отвечал за существование Божественной энергии в различных пантеонах, смертные, или то, во что превратятся нынешние смертные, будут отвечать за форму, которую Божественная энергия принимала в прошлом. Это было… сложно. Боги существуют такими, какие они есть, потому что человек представил их такими, а человек будет существовать и молиться Богам, потому что те же самые Боги покажут себя Смертным. Небесные Отцы каждого Пантеона, Боги Прорицания и Пророчества, уже знают об этом, вот почему они выгнали Вечных с планеты, а Кронос, Титан — не Вечный — отправил их вперед во времени, чтобы они не мешали развитию нынешних смертных. Это было удивительное сотрудничество между всеми Пантеонами, и все они были согласны с этим. Вроде того, как Целестиалы впервые пришли сюда.       Не видя другого выхода, Гея смотрит Скатах в глаза и ставит на стол бутылку, которую Скатах с большим интересом разглядывает. Торжествующе ухмыляясь, Гея говорит:       — Это Асгардская медовуха, сделанная самим Эгиром. У меня припасено несколько бутылок на случай, если ты согласишься.       — Десять бутылок и прощение всех долгов.       — Одна бутылка, прощение пяти долгов, и ты будешь учить его, пока он не освоит все, чему ты хочешь его научить, — отвечает Гея. Скатах хмурится и говорит:       — Семь бутылок, восемь долгов, и я научу его рукопашному бою и… шесть видов оружия по его выбору.       Гея на мгновение задумывается и кивает:       — Пять бутылок, и ни одной больше, прощение восьми долгов. Взамен ты будешь учить его, пока он не освоит физический бой, и шесть видов оружия. Но ты должна будешь все это время оставаться на острове и никому не рассказывать о своем ученике.       — Договорились. Но ты не будешь вмешиваться в мои методы, или я уйду, — говорит Скатах, все обдумав.       По словам матери, мой новый тренер приедет через две недели. Кажется, она должна привести в порядок свои дела, прежде чем мы приступим к тренировкам. Я до сих пор понятия не имею, кто такая эта Скатах, и даже не пытаюсь узнать. Все равно мне не снятся сны о моей прошлой жизни.       За эти две недели мне удается довольно хорошо разобраться со стихией Молнии, которая давалась мне хуже, чем стихия Ветра. Теперь я могу использовать молнии как оружие и в некоторой степени контролировать их. Но моих сил хватает лишь на несколько секунд. Потом я теряю контроль, превращая себя в легкую мишень. Я также придумываю новую атаку Ветра, вспомнив свой бой с матерью. Лезвия ветра, которые я выпускал изо рта, были нестабильны, а одно даже порезало мне щеку. Так что я хорошенько подумал, а затем как следует потренировался. После трех дней медитации и контроля стихии Ветра, я смог улучшить свои атаки, прежде чем активировать их. Я освоил новый вид атаки — Пулю Ветра.       Честно говоря, я очень благодарен, что только я знаю о своих дополнительных воспоминаниях. Мне потребовалось три дня, чтобы придумать атаку, которая уже существует в моей голове. Но… что-то было не так, когда я тренировал свои стихии. Хотя они мне нравятся, я не думаю, что атаки стихий — лучшее мое оружие. То же самое с магией. Даже Мокутон, как я его называю, оставляет меня равнодушным. Может быть, это потому, что мама уже мастер в этом деле, а я чувствую, что лишь копирую ее. Может быть, это просто… не для меня.       Но я все равно буду учиться и осваивать их все по мере сил. Никогда не знаешь, когда мне понадобится молния. Пока что я буду продолжать тренироваться.       Сделав глубокий вдох, я открываю глаза и смотрю на армию горилл передо мной. Некоторые из них держат в руках камни. Ухмыляясь, я просто говорю:       — Вперед, говнометатели.       Когда они понимают меня, каждый из них начинает злиться и бросать в меня свои камни. Когда первая партия приближается, я делаю глубокий вдох и взмахиваю рукой. Дует ровный ветер, и передо мной образуется стена ветра. Стена ветра блокирует большинство камней, а от тех, что проходят сквозь нее, я уклоняюсь, и они не наносят мне ни малейшего вреда.       Внезапно я чувствую, как что-то, с влажным звуком, обрушивается на мою спину. Вздрогнув от неожиданности, я медленно оборачиваюсь и вижу позади себя 5 горилл и около 15 других обезьян. Все они держат в руках что-то противное. Одна из обезьян, увидев выражение ужаса на моем лице, кричит: — Атакуй!       Понимая, что они совершенно серьезны и хотят облить меня своим дерьмом за то, что я назвал их говнометателями — ирония судьбы! — я отпрыгиваю назад и призываю еще больше своей магии. На этот раз я полностью окружен Ветряным Торнадо, как и моя мать в нашем бою, который полностью блокирует начальную атаку. Но верхняя часть открыта, хотя я слишком далеко, чтобы они могли причинить какой-либо вред.       Сжимая пальцы, я управляю деревьями вокруг себя, чтобы связать приматов. К сожалению, они подвижны и гибки, как акробаты, и большинство из них уклоняется от моей контратаки. Сделав глубокий вдох, я мысленно произношу:       — Стиль ветра: Пули ветра! — и выпускаю последовательные, быстрые, но практически безвредные тупые пули в паникующих обезьян. И да, я проговариваю это вслух, а что? Мне так легче атаковать. По крайней мере, я не выкрикиваю это во весь голос.       После нескольких секунд шквала пуль Ветра, обезьяны и гориллы либо теряют сознание, либо попадают в ловушку, либо убегают.       — Вот что получается, если кидать в меня дерьмо! — кричу я, глядя на паникующих, но попавших в ловушку обезьян.       — Он твой сын?! — слышу я удивленный голос позади себя, и оборачиваюсь. Мама, которая стоит там и наблюдает за шоу вместе с другой женщиной, шокировано смотревшей на меня, указывает на пойманных обезьян и говорит:       — Теос, будь добр, отпусти их. И да, Скатах, он мой сын.       Ворча о глупых обезьянах, я делаю, как просят, и освобождаю обезьян. Они собирают своих раненых товарищей и убегают, как трусы.       — Я жду реванша, мои враги!       Мама шлепает меня по голове, заставляя вскрикнуть, и говорит:       — Они не твои враги. Только потому, что они отказываются причинить тебе вред, ты не должен отрабатывать на них свои удары.       Потирая голову, я бормочу:       — Я просто хотел проверить, достаточно ли у стены ветра силы, чтобы защитить меня. Для этого мне нужно было спровоцировать их.       Женщина, которую я считаю Скатах, фыркает:       — Ты их хорошо спровоцировал. И какого черта, Гея? Ты никогда не говорила мне, что этот мальчишка твой! Сколько ему лет? Я понятия не имею, как вообще стареют боги, ведь большинство из нас просто… родились такими. Кстати говоря, как он вообще может быть ребенком?       Гея выглядит недовольной:       — Я не хочу, чтобы кто-то знал, что у меня есть сын. И он такой, потому что его второй родитель — не Бог.       Так, значит, мы не будем рассказывать этой удивительно привлекательной женщине о моем небесном происхождении. Понятно. Вмешиваясь в разговор, я говорю:       — Хотя я понятия не имею, сколько мне лет, предполагаю, что примерно 80. Итак, ты мой новый учитель, Скатах?       Я смотрю на женщину и изучаю ее. Она красива, это правда. На ней броня, похожая на ту, что носила Хела в фильмах, только черно-фиолетовая. У нее фиолетовые волосы, фиолетовые, с примесью розового, глаза, а на спине висит копье, острием вниз. И в конце концов, мои глаза упираются кое-во-что, находящееся прямо передо мной. Великолепно.       — Ну что, все разглядел, сопляк? — спрашивает леди, заставляя меня покраснеть и отвернуться от ее прекрасной груди. Мама хихикает, заставляя меня покраснеть еще больше. Я и забыл, что она здесь. Она гладит меня по голове, еще больше запутывая мои волосы, и говорит:       — Иди, приведи себя в порядок, Теос. Обезьяны очень хорошо тебя потрепали. А пока нам со Скатах нужно кое-что обсудить.       Она могла бы запросто окатить меня водой, но нет. Вероятно, она хотела, чтобы я мучился, идя к морю. Я ни за что не смою с себя дерьмо в водопаде.       — У него есть дух и воображение. Две вещи, которые очень пригодятся во время тренировок, — говорит Скатах, как только Теос отходит достаточно далеко. Посмотрев на Гею, она добавляет: — Его внимательность, простите за каламбур, довольно дерьмовая. Он не заметил нашего появления, даже когда мы подошли сюда.       Гея вздыхает и убирает прядь волос назад. Глядя на пышногрудую женщину, она говорит:       — Я всегда специализировалась на погоде и природе, не считая того, что я мать. У меня были тысячи детей, Скатах, и все они родились взрослыми. Теос — первый, кто родился младенцем.       «И 80 моих детей были разными воплощениями самого Тора», — сардонически добавляет она мысленно.       Собравшись с мыслями, она снова говорит:       — Меня называют Богиней-Матерью, а я все осваиваю впервые со своим первым ребенком. Так что, да. Я забыла научить его нескольким вещам, которые, как мне тогда казалось, ему не понадобятся. Вот почему я привела тебя сюда, Скатах.       Скатах вздыхает и смотрит на далекий пляж, где купается молодой Теос, умываясь и смывая с себя большую часть дерьма. Она смеется над ситуацией, в которую он себя загнал, и говорит:       — Ладно. Я научу его всему, что умею, мы ведь уже договорились, не так ли. Как насчет 15 часов каждый день?       Гея усмехается в ответ, не находя в этом ничего плохого, но возражает:       — Пусть будет 9, Скатах. Мне нужно научить его и моей магии. 5 часов со мной, 9 с тобой, а остальное — чтобы он мог побыть ребенком, каким на самом деле и является.       Скатах хмыкает, когда Теос начинает свой поход к водопаду:       — Хорошо. Не вини меня, если это займет больше времени.       Гея кивает, широко улыбается, заставляя покраснеть даже такую прямую и не озабоченную женщину, как Скатах, и говорит:       — Спасибо, Скатах. Ты будешь получать свои бутылки каждые тридцать дней.       И затем она телепортируется. Скатах распахивает глаза и кричит:       — Мы так не договаривались, Гея! Ради всего святого, отдай мне мою медовуху всю сразу!       Она слышит вокруг себя только хихиканье, и яростно шагает к дому, виднеющемуся вдалеке.

***