День матери

И как-то привыкаешь жить на свете Раскрашенном пастельными тонами, Но ждут родители и подрастают дети, Сравнимые с любыми чудесами.

Она прячет подбородок в шарф, и видимыми на лице остаются только глаза. Темные, напряженные, с едва заметными ниточками тонких морщин под ними, что так пристально разглядываешь в зеркале вечерами. Взгляд острый, профессиональный. Сейчас даже более внимательный и нетерпимый к недостаткам, которые тоже все на виду для тренера и в прошлом фигуристки. По льду пролетает пара, и всполох алых прядей в темной гриве развевается над катком, пока спортсмены кружатся, скользя по белой глади. И никогда, ни на одном четверном ее учеников и даже учениц, сердце так не замирает, как во время этих поддержек, твиззлов, перетяжек. И даже отсюда, с трибун, ей кажется, что видна каждая эмоция юного, родного лица. И труд на нем, и сосредоточенность. И утомление, которое, конечно, никто не должен заметить. Но мама видит. Мама знает. И еще эта мама знает точно, как в сердце отдается каждое падение твоего ребенка на льду. Это намного больнее, чем собственное. И радость от успехов ребенка гораздо сильнее, чем от своих. В дочериной радости есть сила чувств молодости, которые тебе доступны все меньше. Ей-богу, она гордится своими девочками, берущими все и вся. Она горда собой и своей командой. У этой радости вкус заслуженной победы, в которую много вложено и справедливо получен результат. Рабочая радость. Взрослая. Припыленная опытом, напряжением подготовки, сопротивлением среды. Ощущением, что так происходит и это нормально, правильно. Она ценит свои победы, победы своих спортсменок, но в них почти нет чувства, которое охватывает, когда смотришь на счастливое лицо своего ребенка, стоящего на пьедестале. Что греха таить, за эту правду ее уже сожрали, кости выплюнули и дали снова обрастать мясом, чтобы в будущем опять обглодать за что-нибудь. По льду у ближнего бортика снова пролетела пара, завораживающая своей молодой силой и счастьем полета вдвоем. Очарованная миром большого фигурного катания, несущая красоту. Темная прядь в резком повороте захлестнулась через лицо и кончики волос проскользили по щеке партнера. И материнское сердце снова вздрогнуло, но теперь совсем иначе. Первая любовь, первое счастье встретить кого-то, кто будет смотреть на тебя очарованно, и заглядеться так же в его глаза. Это всегда еще и шаг к разделению. Шаг взросления. Для родителей - это понимание, что пуповина истончилась и почти не держит вашего малыша в одном дыхании с вами. Вот и ее дочь почти совсем оторвалась. И раньше бывало, что она вдруг становилась более отдельной. Внезапно. В тот момент, когда впервые не остановилась на льду после падения, а продолжила кататься. Когда, больно ударившись закончила выступление и не кинулась в руки матери сразу после, а стойко по-спортивному дождалась оценок и разрыдалась, уже скрывшись от глаз зрителей. Или в тот день, когда возмущенно отчитает мать, что та смеет переживать за нее больше, чем за других спортсменов. И тогда, когда сказала, что будет ездить на старты с другими тренерами. И, конечно, когда собирала чемоданы к отъезду в США и потом уже в Штатах прощалась с уезжающей назад, в Россию, мамой. Все это делало их отдельнее друг от друга. И счастливая любовь стала очередным шагом. Умиляющим и пугающим, когда в глазах дочери вдруг она увидела свой взгляд, надеющийся и верящий в счастье ответного чувства, обязательно продлящегося до конца дней. Маме тоже хочется верить, что в этом ее ребенок будет успешнее, чем она сама, особенно когда невольно замечает, как мальчик маленькими поцелуями покрывает щеки ее девочки. Ничего недопустимого, но такое нежное, как всякая юная любовь. Они скоро разъедутся по разным континентам. Мать останется в России, Дочь вернется к тренировкам в Штатах. У обеих большие жизни друг без друга. Тренер будет вести к победам своих спортсменов. Спортсменка будет тянуться к собственным медалям, успехам, звездам. И все же, когда она не отвечает на звонки, тренер перестает быть тренером, руководителем, человеком идеи и превращается в мать. Встревоженную и беззащитную. Названивающую всем подряд, чтобы убедиться - все в хорошо. И потом снова услышать от взрослого ребенка, что так нельзя. Нельзя беспокоить людей своей паранойей. И они даже не поссорятся из-за этого, ну, может, слегка повздорят, высказав друг другу неизбежные детско-родительские претензии. И все же, мама уверена, что и ее девочка однажды, взяв на руки своего ребенка, поймет, что это такое - невероятная любовь и невероятный страх счастья материнства. Право слово, она любит своих спортсменов. Детей очень трудно не любить. Они могут злить, нервировать, утомлять, но не любить их невозможно. И все же это чувство не имеет никакого сравнения с тем, что ты испытываешь к ребенку, который хватал своими пальчиками твой палец и держал крепко-крепко. К ребенку, чьи первые зубки стали твоей бессонницей. К тому, кто мог молчаливо сопротивляться твоим справедливым рекомендациям или закатывать скандал с ревом, когда ты применяешь родительскую волю и право. Это совсем другая любовь, совсем другое объединение, и совсем другая боль. И в боли тоже любовь. Музыка заканчивается, спортсмены замирают в финальной точке. И дочь ее там, на льду, такая взрослая и такая еще малышка, такая самостоятельная, и такая совсем мамина. Довольная собой и своим выступлением. Это значит - все хорошо. Темный взгляд расслабляется, поднимается на большой экран надо льдом, с которого на строгого тренера и взволнованную маму смотрит она сама. Привычно усмехается. За это ей тоже что-нибудь любимая девочка да скажет. Например, что эмоции нужно учиться контролировать, когда вокруг телевидение. Сама же объясняла! И будет права. Нужно. Но невозможно!