Истерзанное сердце

      Он проснулся среди ночи совершенно измученный. Сны не давали ему покоя. Картинки сменялись одна другой, но ни одна не несла ни капли утешения. Все было тщетно. Он был обречен снова и снова видеть, как они умирают… и ничего не мочь с этим сделать.       Неудобный диван вряд ли сделал сны хоть каплю легче. Теперь у него болела спина, и он с трудом поднялся на ноги.       Еще не рассвело. И Торин решил все же лечь в кровать – доспать последние несколько часов и может быть, хоть немного отдохнуть.       Лорин в комнате не было. Наверное, ушла к себе. Слишком много она говорит в последнее время. Может быть, она говорит правильные вещи, да только разве от этого может стать легче? Все тщетно.       Он обречен.       Он быстро расстелил кровать и пошел потушить лампы. Споткнулся обо что-то и чуть не упал. Лорин лежала прямо на полу в том самом месте, где он оставил ее стоять на коленях. Она слабо застонала от удара, но не проснулась.       Этого только ему не хватало.       Он потянулся было к шнурку, чтобы позвонить и позвать Берта. Но отчего-то не позвал. Пожалел его сон?       Он поднял ее на руки и переложил на кровать, убеждаясь в своей догадке – у нее была лихорадка. Ее лицо горело, а саму ее колотило мелкой дрожью. Вряд ли это от того, что она заснула на холодном полу – значит еще раньше.       Он внезапно вспомнил, как она хотела взять расческу, а он отвел ее руку – ее рука была горячей. Ему не показалось это странным. А теперь он понял, что попросту не увидел – ни лихорадочного блеска в ее глазах, ни других симптомов. Она уже была больная. Лежание на холодном полу только усугубило ее болезнь. Все-таки даже несмотря на печку, в ее комнате было слишком сыро.       Он быстро раздел ее и уложил под одеяло. Потом принес из ванной мокрое полотенце и положил ей на лоб.       Он постоял в задумчивости, думая будить ли Берта и посылать ли его за Оином. Но отчего-то снова не стал его будить.       Присел на край кровати. Обтер холодным и мокрым полотенцем шею, ноги и руки гномки. Если только он мог доверять своим чувствам, ему показалось, что жар начал спадать…              Лорин проснулась поздно днем, разбитая и больная. Кажется, она еще вчера начала заболевать, но не придала этому значения. А потом она пыталась докричаться до Торина. А он не слышал. Он ударил ее. И ей было больно. Но не физически. У нее болела за него душа. Если он настолько закостенел в своей боли и чувстве вины, что готов ударить любого, кто попытается его вернуть, то, как его вообще можно вернуть?       Она вспомнила, что долго плакала, там, где он оставил ее – свернувшись клубочком прямо на полу, а потом там же и заснула.       С ужасом она увидела, что Торин спит в кресле, сидя возле кровати. Он нашел ее, переложил на кровать, раздел и, возможно, ухаживал за ней. Как же стыдно…       Кто она такая, чтобы за ней ухаживал ее король?       Она села и спустила ноги с кровати. Ей нужно было в туалет. Но у нее настолько сильно кружилась голова, что она не могла даже сидеть. Речи о том, чтобы самой дойти до ванной комнаты, не могло идти никакой. Она не дойдет. Упадет на половине дороги, и кому потом от этого будет лучше?       – Ваше величество,– тихо проговорила она.       Он проснулся сразу, стряхнул с себя остатки ночи и удивительное дело снов без кошмаров.       – Как ты себя чувствуешь?       – Голова очень кружится. Помогите, пожалуйста, мне дойти до ванной комнаты.       Торин кивнул и быстро поднялся на ноги. Он подтолкнул к кровати тапки и укутал ее в свой халат, помогая ей подняться. Она прислонилась головой к его груди. Голова кружилась ужасно.       – Простите меня.       – За то, что ты заболела? Это от сырости комнаты, в которой я тебя поселил. Так что не проси прощения, и ни о чем не думай.       – Но вы ведь не можете за мной ухаживать.       – Я сам решу, что я могу, а что нет.       Он довел ее до самой двери, но внутрь заходить уже не стал. Остался ждать ее снаружи.       Она не пробыла там долго – вышла немного свежее – умывшись.              Торин поддержал ее, помогая вернуться в кровать.       – Жара у тебя нет. Все остальное, может быть, нервное. Может быть, последствия долгого лежания на холодном полу. В любом случае – тебе нужно полежать несколько дней в кровати.       – Можно, я пойду к себе?       – Да, конечно,– сказал Торин и неожиданно улыбнулся. Улыбка его была хотя усталая, но светлая. – Перестань говорить глупости. Ты остаешься здесь. И перестань спорить со своим королем.              Он ушел по делам, оставив Берта следить за самочувствием Лорин. Ей, кажется, стало лучше. Так что до самого обеда он и думать про нее забыл, погружаясь в обычные свои королевские заботы. По обычаю прибыл Бард, поблагодарив за прекрасный прием вчера. Прием был и в его честь, он не мог не явиться теперь. Торин добродушно с ним переговорил и отобедал. Он забыл, что обещал поговорить с Двалином о сыне Барда, но это была совсем не беда, вызвал к себе Двалина прямо там, и через несколько минут дело было решено.       После обеда, когда Бард уехал, к нему неожиданно явился Берт.       – Я думал, пройдет, ваше величество, но у нее сильная лихорадка. Она впала в беспамятство, я не знаю, что делать,– без лишних предисловий, прошептал он своему королю. Торин послал его за Оином. Любая жизнь была слишком ценной, чтобы ставить тайны выше нее. Сам он сказал Двалину, что устал и идет отдыхать в свои покои. Пусть его не беспокоят…       Со всей основательностью Оин осмотрел гномку, послушал ее грудь, пощупал пульс, проверил температуру, привел ее в чувство запахом одних трав и напоил другими. Все это время, Торин стоял в дальнем углу комнаты, скрестив на груди руки, и молчал.       Оин то и дело на него поглядывал, но у него были заботы важнее, чем расспрашивать своего короля.       Когда жар наконец-то начал немного спадать, Оин кивнул Торину, и они вышли из спальни.       – Что с ней?       – Лихорадка, и сильнейшая… причину тебе сказать не могу, не знаю. Может, от нервов, а может, оттого, что света белого не видит и воздухом свежим не дышит.       – Что?       – Слишком она бледна, и в груди у нее тяжело. Как долго ты держишь ее взаперти здесь, Торин? Я ведь признал ее. Ты ее братьев с отцом судил, уже больше месяца назад. К смерти приговорил, а потом пленники сбежали, а она исчезла. Ты что ж, такую с нее плату за то взял?       – Ты что-то путаешь.       – Не мне тебя осуждать, Торин. Напомню тебе лишь, что ты прежде презирал своего деда за то, что у него были любовницы…       – Мне кажется, я позвал тебя сюда, чтобы ты не читал мне нотации, а лечил ее! – раздраженно перебил его Торин.       – Есть одно лекарство…       – Ну так и дай ей его.       – Дать-то можно, только, мне нужно кое-что прежде узнать у нее.       – Что узнать? Говори мне!       – Нужно точно знать, что она не беременна, Торин. Лекарство сильнейшее, и если принять его, то не выживет дитя.       – Она не беременна. Неси свое лекарство,– мрачно сказал Торин. Голос его почему-то дрогнул в этот миг. Оин нахмурился, принимая это за ложь.       – Ты это точно знаешь?       – Да.       – Она в твоей кровати, и ты хочешь сказать, что…       – Помнится, в Синих горах, когда ты был беден, ты больных в свою кровать укладывал, и кто там только не побывал, что ж, все они после этого беременными выходили? – тяжело усмехнулся Торин. Оин даже не улыбнулся.       – Кто она?       – Это не твое дело. Лечи ее, и дело с концом! И раз уж так – я запрещаю тебе с ней разговаривать, расспрашивать ее о чем бы то ни было! И запрещаю тебе о ней кому-либо говорить. Лечи сам и побыстрее! Неси уже это свое лекарство!       В дверь постучали.       – К вам господин Двалин,– доложил Берт, не открывая двери раньше времени. Торин в очередной раз порадовался сообразительности своего слуги, кивнул Оину на дверь спальни.       – Помни, что я тебе сказал. С ней не разговаривать. О ней никому не говорить. Это приказ короля! – и добавил громче, когда Оин скрылся в спальне. – Заходи, Двалин.       – Ты сам с собой разговаривал?       – Бывает, разговариваю. Что ты хотел?       – Прости, не хотел тебя беспокоить. Бард вернулся. Что-то с его сыном… и тебе лучше бы спуститься…       – Оин нужен?       – Нет, мальчик потерялся или сбежал, или что-то вроде того.       – И без меня его никак не найти? – устало выдохнул Торин. – Берт, остаешься здесь. Занимайся тем же, чем утром. Идем, Двалин.              Мальчик и, правда, сбежал. Но не к гномам, как думал Бард, а наоборот от гномов. Больно он не хотел идти к ним на обучение. Он глупый думал, что отец от него совсем отказывается, и навсегда отдает.       Его нашли, прячущегося в башнях Вороньей высоты, гномы и привели в Эребор. Где с ним поговорили оба короля. Все разрешилось хорошо, если не принимать во внимание то, что Барду пришлось извиняться за сына. На что Торин лишь добродушно усмехнулся. Еще мальчик совсем. Обучение отложили на несколько месяцев.              Времени прошло не так уж мало, был уже поздний вечер, и Торин сильно устал. Любое упоминание Вороньей высоты причиняло ему сильнейшую боль. Войдя в свои покои, он не поспешил в спальню, сел в гостиной и велел Берту подать ему вина. Устало облокотившись на стол, он медленно его пил и даже не поинтересовался у слуги, что с Лорин.       Он вспомнил о ней, только когда с удивлением увидел Оина, выходящего из его спальни.       – Ты дал ей лекарства?       – Берт, посмотри за ней,– сказал Оин, с очевидным намерением выпроводить Берта из комнаты, чтобы разговаривать с Торином наедине. На это Торин тоже внимания не обратил. А Оин подошел ближе и положил на стол перед Торином кожаный мешочек.       – Это лекарство для тебя. Заваривай по ложке травы в стакане воды перед сном.       – Что? Я не болен, Оин.       – Это для твоей мужской силы.       Нехороший огонь пробежался во взгляде Торина.       – Она тебе все же сказала.       – Нет, ты сам только что сказал. Я спросил ее только о беременности, потому что не мог дать лекарство, не убедившись, что ребенка нет. Она сказала, что не беременна. Тогда я спросил, что неужели ты ни разу… она ответила…       – И что же она ответила?       – Что это не мое дело… Торин, это вполне естественно в твои годы, после твоих ранений, телесных и душевных.       Торин схватился рукой за голову.       – Я просил… нет, я приказал тебе с ней не разговаривать! А ты мало того, что заговорил, так еще осмелился делать выводы, которые тебя не касаются и пытаться меня лечить? Я не болен. И не взял я ее ни разу не потому, что не мог!..       Голос его внезапно снова дрогнул. Он тяжело выдохнул.       – Я надеюсь, что ты хотя бы второй приказ в состоянии исполнить. Никто не должен о ней знать!       Он резко поднялся из-за стола и скрылся в своем кабинете. Однако ему почему-то стало тепло, когда он подумал о том, что Лорин ничего не рассказала про него Оину. «Не ваше дело». Совершенно точно, что не его дело. А трава… неужели трава и вправду может помочь ему и он сможет уже закончить то, что начал уже так безумно давно?              Лорин быстро встала на ноги. Лекарство хорошо подействовало и уже на следующий день ей стало гораздо лучше. А через день, она была совершенно здорова.       Торин не заходил к ней. По крайней мере, не тогда, когда она бодрствовала и могла это видеть. Он велел Берту постелить ему кровать в кабинете. Ему так было спокойнее. Он видел, как ей тяжело, что он ухаживает за ней. И какой-то непонятной милостью он решил ее от этого избавить.              Она вышла из спальни, когда он ужинал в одиночестве. Была все еще бледная, голова ее кружилась, но уже не так сильно. Первым порывом его было встать и подать ей руку. Но он отчего-то не сделал этого. Кивнул ей, чтобы садилась к столу. И кивнул Берту, чтобы тот положил ей еды.       – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.       – Все хорошо. Благодарю вас за все, что вы сделали для меня. И что уступили мне свою кровать.       Она, может быть, и хотела говорить ему, что это все было необязательно. Но она знала, что ему эти разговоры будут неприятны, поэтому ограничилась простой благодарностью. Это он оценил.       – У тебя в комнате слишком сыро. Позже я решу, что с этим делать. Оин сказал – тебе нужно больше воздуха.       – Это совсем необязательно.       – Обязательно, если он сказал. Я еду в Железные холмы послезавтра, ты поедешь со мной. Берт, достань для нее мужское платье. У тебя, кажется, был племянник?       – Да, только он все никак не вернется с Синих гор. Пьет, должно быть, беспросветно за здоровье будущего короля.       – Выдадим ее за твоего племянника.       – Как скажете, ваше величество.       – З-за… – она оборвала слово и кивнула, повторяя следом за Бертом. – Как скажете.