Шарлатанство
10 января 2015 г. в 18:13
Я показываю особую уличную магию. Не хотите увидеть немного магии? Девид Блейн
Недавно оборудованная яма со змеями была в меру глубокой (как раз, чтоб пленник насмерть не расшибся), оснащенной непригодными для карабканья стенами и (надо же) змеями. Длинными такими. Без ручек и ножек. Черненькими. И ядовитенькими (ути-пути). А еще яма располагалась на одном из верхних уровней, весьма близко к поверхности: гоблины решили, что ползучкам это понравится. Но это было ошибкой. Ведь гоблины ни черта не смыслят в биологии. Когда первый привет от надвигающейся осени — внезапный заморозок — нагло вторгся в Мглистые горы и с оправданным физикой опозданием спустился в змеиную яму, пресмыкающиеся не обрадовались. Чтоб согреться, они использовали секретный прием пингвинчиков: сбились в кучку. Однако, перемещаясь от периферии к центру, змеи слегка запутались, переплелись между собой, и «стайка» модифицировалась в клубок. Вопреки всем стараниям тепло покинуло их. Холоднокровные впали в печальку, а затем и в спячку. Часть — в зимнюю, часть — в вечную. Последняя бодрствующая змея страдала от бессонницы и завидовала пингвинчикам. А еще котикам, попугаям, гиенам и вообще всем теплокровным. Образовав с соседями подобие морского узла, она пыталась с помощью силы воли обрасти густой шерстью или роскошными перьями. Ползучка, представляя себя пушистой, так увлеклась, что почти не обратила внимания на стремительно приближающееся и орущее нечто. А потом стало поздно. За десять миллисекунд выпутаться и отползти она не успела…***
Я извивалась ужом и призывала позитивно-смертоносный ливень из ядовитых тропических лягушек на головы гоблинов, которые лихо раскачали меня и швырнули в яму. Бац — и я на дне. Да-да, быстро и бестолково, не успев ни въехать в ситуацию, ни насладится полетом, я смачно шмякнулась костлявым задом во что-то странное. Всхлипывая от боли и обиды, я недоуменно выпучила глаза. Поерзала чуток. Вслушалась в странное хлюпанье и хруст. И, встав на четвереньки, уковыляла к дальней стене. Оглянулась. Увидела темноту и нечто, смахивающее на клубок раздавленных кишок. Ой, фу. Бяка-то какая… Если это змеи, то я — метеоритко! Ибо никто другой не сваливается с огромной высоты и не расплющивает в лепеху ни в чем не повинных животинок. Видите, все как положено. Даже кратер остался; судя по ощущениям — на мне. Не переставая хныкать, я растянулась на полу. Чувствовала себя одинокой, преданной союзниками, никому не нужной колонией синяков, ссадин и ушибов. Подумать только, если бы не гоблины, я — сытая и умытая — нежилась в родной кровати, Бонька нахально пристраивал толстую меховую тушу на моем животе, а потолок содрогался от топота соседей сверху. Черт! Даже так любимые ими ежевечерние танцульки казались родными и дорогими сердцу, как холодильник с едой… которого мне не видать, как собственных потрохов! Сдохну в этой дурацкой яме от голода и жажды! Самостоятельно выбраться невозможно, не вязать же веревку из змеиных трупиков… Никому я не нужна, никто меня не спасет! Даже не помянет добрым словом! Я позорно разревелась и стала ждать смерти. Правда, минут через десять мне надоело это занятие, и я принялась вдумчиво ощупывать стены на предмет уступов, потайных дверей и стремянок. Не найдя искомого, попыталась сделать подкоп. Сломав последние ногти, я задумчиво покосилась на останки змей. Интересно, прочные ли у них шкуры? Когда очередная попытка побега провалилась, я продолжила ждать смерти. И как-то незаметно заснула… Пробудившись, пожалела себя, обругала злодейку-судьбу и вновь начала ощупывать стены: вдруг, пока я спала, неизвестный доброжелатель стремянку принес; ну, или потайной ход, при прошлом обыске пропущенный, обнаружится. Не получив желаемых результатов, я опять стала ждать смерти. Короче, повторяла я этот нехитрый цикл все время пребывания в яме. То есть три месяца. Ну, так мне показалось. На самом-то деле сидела я гораздо меньше, иначе бы дождалась-таки смерти. Но не буду отвлекаться. Итак, согласно моему внутреннему календарю, шел двадцать пятый день третьего месяца кукования в змеиной яме, когда с небес раздался глас: — Че там? Поймали-и? Тьфу. Это явно не сумасшествие и не высшие силы. Гоблинша, походу: такое обилие сварливых ноток для мужского пола не характерно. Шастают тут иногда эти «красавицы», супругов из дозора встречают… — Не-е, — а это, наверное, ее муж: голос низкий, хриплый. На хрюканье похож. — Она еще двоих ухлопала… Кто? Местная маньячка? Воображение оперативно намалевало портрет титанической гоблинши в меховой мини юбке, бронелифчике и с гигантской мухобойкой в накачанных ручищах. А вместо украшений на ней болтались головы жертв. — Неужто? — З-замотала их и на виду подвесила… Будто бахвалится… Тварь! — Цок-цок! — Оптимистично подтвердил пнутый местным полицейским камушек. Я дополнила фоторобот огромнейшим мотком веревки. Маньячка стала смахивать на школьницу с рюкзачком. — Ну-ка, посмотри мне в глаза, слизень бесхарактерный! — Какая милая дама; бабулю мою во время диеты напоминает. — Испугался ее, небось, помет летучемышиный! Трус! Поймал бы тварь, иль кусок от нее оттяпал! Была б нам от короля пещера побольше! — Молчи, дура! Ты б видела во что она их превратила! В коконы закатала! — Ну хоть не в консервы… — Во-от такенные… Коконы? Образ воинствующей бабы растворился в кислотном облаке новой догадки: «тварь» — это Цыпа. Начал-таки охоту на «нелетающих мух», дурачок. Трупы прятать надо! А не то настигнет тебя, паукан бестолковый, справедливое возмездие, которого гоблины жаждут как… как я — водички. Сдохну скоро от жажды… Надо выбираться. Человеческий, ой, гоблинский фактор мне в помощь! — А я знаю, что это за тварь! — Проорала я, — и повадки ее знаю, и как уничтожить тоже знаю! Тишина. — И помочь вам могу-у-у! Грохот удаляющихся шагов. — Эй, я правду говорю! Ушли. Значит так, да? Игнорим меня? Не хотим быть использованными? Все, гоблинсссы, вы меня споровцировали на использование старого, как мир, мощного, как атомная бомба и коварного, как неспелая хурма приема. Я села поудобнее, перевела дыхание и завопила: — Мне! Известно! Все! О! Вашей! Твари! — Не звучит. Попробуем другой слоган: — Если! Не! Знаешь! Как! Прибить! Жрущее всех чудище! Спроси! Меня! Как! – Да, тоже не фонтан. Ниче-ниче, орать я буду долго, стоящую саморекламу придумать успею. Скоро гоблины снизошли до меня: у ямы собрались стражники и жаждущая зрелищ массовка. Польщенная всеобщим вниманием, я уворачивалась от копий и, размахивая отлепленным от платья клоком паутины, громогласно вещала о твари — гигантском пауке, посланным по мою душу обиженным волшебником. А если мудрые, могучие, замечательные во всех отношениях гоблины вернут мне книгу, от пожирающего всех монстра не останется и следа! Испарится он от крупнокалиберного заклинания. Пуф — и все. Только облачко останется грибовидное… Бравые вояки недоверчиво хмурили брови. Я, мысленно поливая их из огнемета, продолжала вещать. «Полиция» приказывала мне заткнуться, массовка, хохоча, велела не останавливаться, и быть драке, не явись (как всегда вовремя) начальство. Решено было вышвырнуть меня на поверхность, заткнуть пасть книгой и ловить тварь на живца. Не тратить же рабов — от них хоть какая-то польза.***
Гоблины приволокли меня на относительно ровную площадку, поросшую страдающими сколиозом кустиками, а сами скучковались поодаль, ощетинившись копьями, арбалетами и мечами. Дело было на поверхности. Дул противнейший холодный ветер, который эффектно развевал мои лохмы и раскачивал четыре неряшливых кокона, дерзко свисавших с соседнего уступа. Вдалеке, кстати, виднелись еще два свидетельства пауканских безобразий. Все они напоминали творение не в меру креативного скульптора-бездарности: огромные, в рост гоблина, фиговины, сплошь переплетение тускло поблескивающих белесых канатов. Нечто непонятное, с известным только создателю сих «шедевров» смыслом внутри. Этакий зловещий «киндер сюрприз», где вместо игрушки — дохлый гоблин. Цыпа, ты безнадежен. Лучше бы паутинку сплел, она хоть симпотная. Я, собираясь выдернуть лист со спасительной абракадаброй, открыла жалкие остатки книги. Это был фокус, требующий недюжинной ловкости и аккуратности — со связанными-то руками. Я не осилила его, если бы не стояла на коленях перед лежащей на земле макулатурой. Вот она, страничка с загнутым уголком. Хм, не то. Странно. Кружившая надо мной ворона ехидно каркнула. Издевается, паразитка. И вообще, странная она: я б точно не рискнула летать под утесом, что зловеще нависал над нашим мини плато. Скорчив птахе грозную рожу, я вновь зашуршала листами. Открыла еще одну помеченную страницу. И офигела. Ибо на меня осуждающе уставилась утыканная булавками кукла вуду. Чё за хрень? Помню ведь: «избранный» лист был только один! Где-то завыл варг. Скучающее эхо подхватило длинную заунывную ноту и быстренько превратило ее в странную гулкую мелодию, гармонично переплетающуюся со стенаниями ветра. Звуки природы, ё мое. До конца жизни ненавидеть их буду, честное слово. Я листала книгу со скоростью школьника, списывающего, пока учитель отвернулся. Я не находила нужного места. Я чувствовала себя Хомой Брутом, взявшим в церковь вместо молитвенника сборник рецептов. Руки и прочие части тела тряслись, аки студень. В голове неоновой рекламой на вывеске мигало паническое «Ааааааааа!». Щелк. Гоблины странно затихли: перестали шептаться, пихаться и даже сморкаться. Щелк-щелк-щелк. Это мозги щелкнулись? Не выдержали нагрузки и ушли в энергосберегательный режим? Щелк. Что за ерунда? Почему именно сверху щелкает, хотя по всем канонам должно внутри головы? Я оторвала взгляд от книги, задрала башку. И утонула в сияющих радостью от встречи очах. Нехилая ачивка, доложу я вам. Глаз-то было восемь. А еще в комплект входили огромные жвалы, которые приветственно клацнули, гигантские лапки, растопыпренные для объятий, и здоровенная туша. Панночка пожаловала… Получи по морде молит… книгой, тварь! От моей могучей атаки Цыпу унесло назад: еще бы, он ведь свисал с уступа, как Человек Паук с потолка. Физика! Ой. Паутинная тарзанка повлекла паукана вперед, на меня.
