По закону подлости

По разумным причинам ничего не делается. Закон О’Брайена.

Я бы дополнила прощание соответствующим жестом, но, увы, мне срочно понадобились обе руки. А еще пара-тройка запасных. Но где их возьмешь? Паук, что называется, «взял с места в карьер» и прямой наводкой ринулся на хор-р-роший такой, толстенький дуб. Я уже представила нас в виде кривенькой звездочки на стволе, и, более того, прикинула, как орки, сосредоточенно сопя, будут нас оттудова отскребать. А варги начнут группу поддержки в духе американских чирлидеров изображать. Чем займется назгул, я придумать не успела: паук взлетел по стволу. Достиг кроны. И с изяществом балерины (только носочки не оттянул) прыгнул на верхушку соседней елки. Она ощутимо наклонилась, намереваясь невежливо катапультировать нас к… эхм… оркам истерящим. Прыжок! Елка со зловещим треском распрямилась. Стайка шишек, эффектно вращаясь, взмыла в воздух и дождиком устремилась к земле. Позади возмущенно заорали. Упс, я Селендира забыла. А может, ну е… Ии-и-ии-иии-ии! Пред нами разверзлась пролысина в лесной шевелюре. Паук, аки дурной супермен, нырнул в этот лиственный колодец. Замелькали ветки. Ветер устремился нам навстречу, хлеща по лицу и выдирая волосы. Я отчаянно визжала, Голлум не отставал. Причем делал это мне в ухо. Хоть бы он свалился… Рывок! Меня впечатало в паучью спину. Земля провалилась вниз, как и мои потроха, решившие, что в пятках поуютнее будет. Толстенная ветка, послужившая паукану трамплином, прощально помахала нам вслед. «Как ты можешь бросить Селендира, он тебе жизнь спас!» — патетически взвыла моя Совесть. Спи, моя радость, усни! Не видишь что ли: мне сейчас не до моральных терзаний? Я вроде ка… Ааа-аа-аа-аа! Мы сбили белочку. То есть белочка сбила нас. Ибо вместо падения в обморок и дальше, на земь, эта пушистая зараза всеми четырьмя лапами вцепилась мне в плечи. «А Селендира сейчас убивают. Из-за тебя!» — картинка в стиле «Горы Мяса, Лужи Крови». — «И если сейчас ему не помочь, будет поздно. Непоправимо поздно…» — роскошный оскал Совести обнажил три тысячи семьсот пятьдесят девять острейших зубов плюс один кариозный. Я ужаснулась. — Поворачивай! Листва превратилась в размытую полосу. Ноги паука мелькали, как бабушкины спицы, те, что в колесах ее велика (год назад эта неверная женщина променяла беднягу на черный мотоцикл). — Повораааачиивааай! Белка ошалело застригла ушами и замотала головой. Паучьи глаза предательски задергались, но Цыпа (должна же у него быть кличка) послушно зашел на вираж (знал, что с психами во всем надо соглашаться). Несколько томительных секунд я пыталась понять где верх и низ, право и лево. Желудок возжелал помочь мне в этом нелегком деле и воодушевленно ринулся к горлу. Чтоб посмотреть самостоятельно. Весь путь до поляны я убеждала его вернуться на место, ибо снаружи ничего интересного нет. К счастью (для него), Селендир был жив. «Грозссный эльфссс», похоже, решил побить рекорд по количеству усекновенных мутантов. И стратегически выгодному метанию туда-сюда. Мне оставалось только поаплодировать его амбициям и поскорее спасти беднягу; такими темпами он долго не продержится… — Хватай ушастого! — Возопила я, чтоб поднять себе боевой дух и окончательно оглушить царапучую белку. Цыпа изящно рухнул с дуба. Чуть ли не в гущу варгов и орков. Правда, приземлились мы на чистую, незанятую уродцами травку: мутанты метнулись врассыпную. А кому охота словить на голову реально большого паука? Самых тупых, дурных и тормозных, стоящих между нами и спасаемым, Цыпа аккуратно обогнул. При этом меня мотало как блоху на пьяном гепарде, а подфутболенные лапами иголки и листики создавали непередаваемо эпичный фон… Вот таким Макаром мы подлетели к Селендиру. Кровожадный эльфссс увлеченно сражался с худосочным орком. Цыпа поддал головой… Опля! Передо мной размещена отчаянно мотающаяся и орущая благим (читай — средиземским) матом тушка. Ей-ей, чувствую себя лихим джигитом! Только голосок у тушки очень грубый. И она слишком грязная. И оркоподобная. — Цыпа, назад! — испуганно пропищала я. — Это не он! — Не он? — обреченно пробурчал паук. — Не яааа! — проверещал орк, улетая в кусты. Ну да: резкие повороты в исполнении гигантского паука — это не хухры мухры. Наше повторное появление на поляне вызвало настоящий фурор: «иго темное», скандируя боевой клич, хлынуло к нам, как ретивые фанатки к поп-звезде. Назгул попытался последовать их примеру, но его варг (подозрительно знакомый, кстати) прикинулся чучелом и команды не выполнял. Я истошно завизжала. А что? Меня сейчас на сувениры разберут. И вообще: всем можно, а мне что ли нельзя? «Армия тьмы» взвыла еще раз. У них получилось громче… Я пошла на принцип и завизжала повторно. По закону жанра мы должны были ворваться во вражеский строй и, красиво расшвыривая верещащих орков, эффектно спасти прекрасную… прекрасного… короче, просто эльфа. Но чуждый показухе Цыпа лихо развернулся (белка наконец-то оторвалась) и зигзагами бросился… куда-то (точно сказать не могу: вестибулярному аппарату стало плохо). Сборная «Орки-Варги» азартно кинулась следом. Но беготня по поляне закончилась, так и не начавшись: мы чуть не затоптали Селендира, по-тихому отступающего в лес. Подхватив брыкающегося эльфа, Цыпа вернулся на прежний курс Лихолесье — Мглистые горы.

***

Цыпа перемахивал с дуба на дуб, с елки на елку безумными длинными прыжками. Смазанная мозаика листвы, ветер, слишком много ветра, дикое мельтешение паучьих лапок и тряска, сильная тряска — это все, что мне запомнилось. Меня укачало! Как всегда: первый раз в жизни покаталась на гигантском пауке, а тут такой облом. И че я расстроилась? Давно привыкнуть пора! К тому же мне таким способом до Мглистых гор черт знает сколько дней добираться, успею и привыкнуть, и видами насладиться… Итак, меня укачало. Как и Голлума. Насчет Селендира я не уверена: может, ему просто надоело брыкаться… В общем, ехали, мы ехали… И сделали остановку. Ибо Цыпа выдохся. Что наглядно продемонстрировал нам, спустившись на землю и развалившись там. Не на органы, конечно. Вытянув все восемь лап и блаженно сияя глазами, паук кайфовал. Я отошла в сторонку и последовала его примеру: безжизненно распластавшись в высокой траве, тупо уставилась вверх. Но вместо неба и веточек узрела недовольную мордочку Селендира. — Изыди, — таким тоном просят поднять себе веки, — благодарности принимаются с пяти до семи. И только в виде еды. Но эльфийская харя не убралась. Гневно сверкнув глазами и разве что руки в боки не уперев, Селендир изрек: — Я не стану благодарить тебя, ведьма. Он что, в инквизиторы записался? С какого перепугу? А впрочем… Единственным известным мне «перепугом» был Цыпа… Я подняла бровь: — Тогда зачем пришел? Эльф, прижав уши, как рассерженная кошка, резко спросил: — Почему? .. — Совесть замучила, — перебила я. Селендир недоуменно приподнял брови: — Ты служишь Некроманту потому, что тебя замучила совесть? Не вышло из меня телепата… — Ага. Он такой ма-а-а-ленький, сла-а-а-бенький, что не помочь беднушке просто грешно! — истерично прохихикала я, вспоминая сауроновы глаза-прожекторы. — На самом деле я никому, кроме собственного желудка, не служу. Я сама по себе! Или ты считаешь Некроманта моим сбежавшим и очеловечевшимся желудком? Ушастый, недоверчиво хмурясь (неужели считает ?), сел рядом со мной. Похоже, будет долгая дискуссия…