Не место для бабочек III: Клинок доблести

Больше, чем осмеянным, Дейран не любил чувствовать себя беспомощным. А сейчас происходило именно это: Уголек, Камелия и командор совместными усилиями раз за разом пытались вывести из него яд, а он мог только хлопать глазами и периодически мычать. Это уже было победой, яд удалось приостановить — до этого у Дейрана даже дышать получалось с большим трудом. Разумеется, он мог бы излечить себя самостоятельно, но отчего-то читать заклинания с закрытым ртом оказалось невозможно. Пришлось терпеть вмешательство троих приятелей, не способных справиться с банальным туманом смерти. Они хотя бы распознали, что это эффект яда, а не болезни или паралича — уже победа. На самом деле графу Арендею стоило огромного труда не трястись от страха и непонимания: еще никогда в своей жизни он не был так близко к бесславной смерти, но Сущности, глядящие в его затылок, почему-то не вмешались. Может, все-таки ждали, что он издохнет? Собирались развести кого-то другого на совершенно невыгодный договор?.. А еще стоило подумать о том, кто умудрился пробраться в командорский шатер и установить ловушку: в конце концов, занятые его экстренной реабилитацией, приятели маловато озаботились началом расследования. Устав от бесплодных попыток, Мерисиэль отправила за полковым жрецом Ратимусом. Надеяться, что глубокой ночью старик почему-то не спит, не приходилось — оставалось надеяться, что его сон не слишком интересен, чтобы дедуля решил добить того, из-за кого его прервали. Что обычно снится старым жрецам, бурная молодость? Может, Фаразма?.. — Это был Лим! Я уверена, это был Лим! — затараторила Камелия, едва дочитав очередное не достигшее цели заклинание. — Он вернулся, чтобы добраться до нас. Спроси дозорных, они ведь точно его видели! — Не помню, чтобы Лим умел обращаться с ловушками, — Ланн покрутил в руках сломанный механизм. Среди кусочков бронзы, наспех скрепленных небольшими болтами, неопрятной паклей висел мешочек из бычьего пузыря. От него по шатру Уголька расходился удушливый аромат, похожий на ультрамодные, и оттого совершенно невыносимые женские духи. — Мне кажется, предатель все еще в ставке. Лим? Иламин, полудворф-алхимик? С какой стати ему ставить ловушки на командора? При всей любви к себе, Дейран не допускал даже мысли, что охота велась лично на него. Может, это кто-то из наймитов великолепной кузины? Но она всегда действовала тоньше — да и держа Дейрана так близко серьезно рисковала все-таки раскрыть себя. Он бы заметил, если бы она решила не путем интриги, а грубой силой устранить конкурента. Ведь заметил бы? — Нура могла его видеть, пока ждала меня. А до этого мы бы заметили… — Мерисиэль странно захлебывается окончанием фразы. Отсюда, с позиции молчаливого наблюдателя, Дейран четко видит, как румянец разливается по ее щекам. Остальным, слишком занятым исцелением бесценного его, все еще не до этого. — Д-да, когда вы вернулись, я сразу пошел к командору, надеясь застать ее на месте. И Лима видел еще у самых ворот… Камелия, кажется, вы с ним о чем-то беседовали. — Беседовали? Да он тащил меня на убой! — А со стороны выглядело как раз наоборот, — Ланн пожал плечами. — Слезная истерика выглядела уж больно знакомой. — На что ты намекаешь? — Ни на что, Камелия, — монгрел шумно шарится в своей сумке, показывая, что развивать тему не намерен. Как ни странно, подружка Гверма ничегошеньки ему больше не говорит. Только смотрит на монгрела все с тем же собственничеством, что и раньше, в доме Дейрана и после этого. Но на этот раз ее взгляд особенно тяжелый; интересно, командор правда ничего не замечает? Этих двоих явно связывает нечто большее, чем обыкновенная вражда, построенная на ксенофобии одной и реакции на нее другого. Командор бы, кстати, точно заметила расставленную перед столом ловушку — Дейран уже успел убедиться в ее внимательности. Обезвреживать их — нет, но замечать… кто бы ни охотился на нее, это точно не мог быть рыжий алхимик. В конце концов, он точно не был слепым, а не заметить эльфийские уши на голове достопочтенной Мерисиэль было решительно невозможно. Они слишком вызывающе торчали из растрепанных белесых волос почти все время их знакомства. Эти бы волосы, да в руки приличному мастеру… но нет. Намекнуть, что ли, Голфри приставить к командору приличного цирюльника? — Виссалий, простите за беспокойство… у нас тут инцидент, — Мерисиэль неопределенно махнула в сторону полулежащего «больного» в скромном лице графа Арендея. — Выявили яд, вытянуть его никак не получается. — Да, меня уже просветили. Вам удалось его замедлить? — старик уселся рядом, непочтительно оттянул веко Дейрана, будто надеясь на его изнанке прочитать точный рецепт заразы. Потом потянул за нос, что было совсем уж лишено практического смысла. Лицо его при этом было так близко, что Дейран еще раз взмолился к высшим силам, которые обязаны позволить ему умереть раньше, чем сам он скукожится до такого же состояния. — Удалось, но… Голос жреца коротко пропел несколько строк незнакомого заклинания, и золотая вспышка утянула Дейрана в спокойную расслабленную темноту. *** — …но никак не получается его вывести. Что вы сделали? — Мерисиэль испуганно рухнула на колени рядом с обмякшим Дейраном. Ратимус аккуратно придал полусидевшему аазимару лежачее положение и закрыл спальник, пряча под верхней его половиной побледневшие руки и шею вместе с воротом основательно помятой блузы. Камзол графа пришлось отдать Аневии для расследования — Ри надеялась, что господин советник будет достаточно любезен, чтобы временно носить какой-нибудь другой из своего обширного гардероба. — Лечебный сон, великое восстановление… Я не чувствую в нем больше яда. Теперь графу нужно просто выспаться, — Ратимус поднялся на ноги. — Кто бы не расставил ловушку, он метил в вас, командор. — Может, он сам ее и ставил? — подала голос Камелия. — Позавидовал власти, которая досталась командору, а не ему. И прокололся, пока… — Не помню за графом умения обращаться с ловушками, как и слабоумия. Он бы, наверное, придумал что-нибудь менее опасное для себя самого, — голос Ланна звучит ровно, но достаточно серьезно, чтобы Камелия инстинктивно замолчала и даже фыркнула в ответ. Неужели Ланн даже сейчас злится за просьбу Камелии спать в командорском шатре? Ри смотрит на него с осуждением, не позволяя себе произнести свои претензии вслух. В конце концов, бедная девочка хорошо держится для той, которая второй раз за день попадает в смертельную опасность. А если бы она вошла первой? Если бы не смогла развернуть пузырь и попала под действие яда? Конечно, она хочет поскорее найти виновника, чтобы точно не попасть в еще одну передрягу. Так почему Ланн, всегда добрый и спокойный, сейчас срывается на ни в чем не повинной жертве? Ри же не могла в нем ошибиться? — Вам стоит усилить охрану. Отдайте приказ, чтобы в ваше отсутствие ваших вещей не касался никто. Совсем никто, — Ратимус окидывает взглядом присутствующих, видимо, ожидая возражений и оправданий, но не дожидается ничего, кроме молчаливого согласия. — И внимательно смотрите под ноги. Если бы вы пришли немного позже, графу Арендею понадобилось бы воскрешение, а не восстановление. И я не уверен, что оно бы помогло. — Разве воскрешение не работает в любом случае? У нас ведь достаточно свитков? — Ри испуганно касается лба Дейрана, медленно приобретающего знакомый золотистый оттенок. Граф крепко спит, но на ощупь все еще значительно холоднее ее собственной руки. — Свитков достаточно, как и реагентов. Увы, у любого заклинания есть свои ограничения — этот яд, к примеру, убивает безвозвратно. — Что это за дрянь? — шепотом спрашивает Камелия. Она порывисто обнимает Ри. — Пожалуйста, будь осторожна, слышишь? Ни днем, ни ночью не спущу с тебя глаз. Никому не позволю тебя забрать! — Честно сказать, я думал, что никому и в голову не придет тащить туман смерти в командорскую ставку. Он весьма примечательно пахнет, его непросто пронести незаметно, — Виссалий со вздохом направляется к выходу. — Зато он быстро развеивается, будто его и не было. К счастью, наш невидимый враг допустил ошибку — в вашем распоряжении остался механизм ловушки. Можно по нему отследить… — …да пропустите, своя я! — Нура вбегает в палатку, чуть не сбивая Ратимуса с ног. — Командор! О, мне так жаль! Я так спешила, быстро-быстро налила чернил в банку, — Нура махнула перед носом Ри темной склянкой. — Но потом облилась, пришлось быстро-быстро переодеваться! А потом штаны не подходили к рубашке, а потом я искала черный, а не коричневый корсаж, а потом… — Ты не видела никого подозрительного? — Ри успевает вставить фразу в сплошной поток слов, когда в легких Нуры наконец-то заканчивается воздух. Хафлинг задумывается, вскидывая глаза к пологу, чешет подбородок. — Может, кто-то незнакомый ошивался возле моего шатра, когда ты из него выходила? — Незнакомый… — Нура бросает быстрый взгляд на Камелию. — Ошивался приятель ваш, алхимик. О, а он в ядах разбирается? А может, это он? Наверное, думал, что на него никто не подумает, но мы его раскусили! А еще он никогда мне не нравился, вообще рыжим не доверяю. А еще… — Нура, проверь, эээ… привели ли в порядок командорский шатер, — Ланн сдавленно улыбается. Нура хмурится в ответ. — Да, если тебе не сложно, проверь, будь так любезна, — поддерживает его Ри. Нуре приходится прошелестеть что-то многословное про то, как она быстро вернется, а еще… и все-таки нырнуть наружу. Ратимус, кивнув им на прощание, тоже поспешно выходит. Уголечек с присущей ей старательностью промакивает лоб графа смоченной в воде тряпицей, доверчивые детские глаза полны слезами. Вот уж кто точно не имеет отношения ни к каким подковерным интригам! — Иламин хороший, — вдруг произносит девочка. — Он бы не стал делать нам плохо, он нас любит. Я ведь вижу, когда любят! А вы о нем говорите как о… как… — Он чуть меня не убил! — Вскрикивает Камелия, заставляя Уголька негромко всхлипнуть. Из разжавшихся пальцев выпадает тряпица и со шлепком приземляется в лицо Дейрану. К счастью для него, лечебный сон не дает графу ощутить крайне унизительный удар мокрой тряпкой по лицу — к тому же, Уголек споро возвращает в руки инструмент и с еще большей тщательностью принимается убирать с расслабленного лица аазимара следы пота и потеки конденсированного лилового яда. — Не кричи, — произносит Ланн, вставая между ней и снова всхлипнувшей Угольком. — Ты не имеешь никакого права срываться на ребенке. — А то что? Тоже попытаешься меня убить, жаба?! — Камелия вздергивает нос. — Я всего лишь напомнила ей, что ее любимый Иламин чуть не натворил. Раз она его так любит, может, она и впустила его в шатер, провела мимо стражей? — Я ничего не делала, но Иламин… — снова начинает Уголек. — Культист и предатель! — снова прерывает ее Камелия. Ри трет виски. — Камелия, не могла бы ты заползти в какие-нибудь кусты и там издохнуть? Это было бы просто здорово, спасибо, — мягонько, будто просит хорошую подругу передать соль за обедом, произносит Ланн и подталкивает Ри к выходу. Камелия ничего не отвечает, только недовольно сопит, выбираясь на улицу следом за ними. Половина головы ноет все сильнее, будто засевшие в черепе канарейки все-таки пришли к консенсусу и принялись пробивать себе дорогу наружу. Для большей успешности начинания, они долбят натренированными головами исключительно в одно и то же место. Ри тянет носом прохладный ночной воздух. В крестоносной ставке почти тихо, если не считать звона в ушах и приглушенных разговоров немногочисленных дозорных. Стоит и правда усилить охрану; заведенная Голфри система доказала свою несостоятельность. Никто из своих — Ри была уверена — к покушению не причастен. Это точно был кто-то пришлый. И стоит принять меры, чтобы больше он в лагерь не пробрался. В конце концов, зачем кому-то из крестоносцев убивать командора, назначенного самой Голфри?