В Последней Гавани

      Утро вечера мудреней? Да, эта поговорка в то утро оправдала себя на все сто процентов, только вот почему-то никто не удосужился уточнить: «О какой мудрости идёт речь?». Алекс Горин, как назвала меня маменька – для друзей я просто Кручёный – даже не мог себе представить, что его проблема разрешится именно так. Моя проблема.       Когда вчера вечером не прибыли сменщики, я заподозрил неладное и вызвал Перевалочный Пункт по рации. Ротный приказал не дергаться и ждать до утра, мол, у них там какой-то кипиш, и сегодня за мной машина придти уже не сможет. Ну не сможет и хрен с ней, с той машиной! Подумаешь. Жратвы хватит и не на одну ночь, благо в дежурной вышке всегда находился неприкосновенный запас на непредвиденные обстоятельства. Обстоятельства были как раз подходящие. Я слопал тушёнки и, заправив её кружкой спирта из того же НЗ, завалился спать. А что ещё было делать?       Но когда наутро с жуткого бодуна я разглядел в бинокль колонну вездеходов с эмблемой колониального батальона, мне стало не по себе. Машины шли полным ходом по рыхлому снегу, словно по накатанной дороге. Никакой сменой эта процессия, конечно, быть не могла. Колонисты крайне редко появлялись у северных границ. Какого хрена они тут забыли?       Припав к линзам бинокля, я стал высматривать сопровождение. Если это какие-нибудь дезертиры или бандиты, коих в последнее время развелось пруд пруди, то придётся их шугануть. Два крупнокалиберных пулемёта не просто так торчали на вышке, причём один из них был направлен внутрь периметра. Конечно, ограды никакой не было, просто жирная линия на карте, но и я, и люди в вездеходах понимали, с какой стороны границы они находятся.       Стрелять не пришлось. Из поднятого снежного облака позади колоны наконец показались знакомые грузовики с эмблемой Пятой Северной погранзаставы и джипы егерей. Секундой позже затрещала рация, из которой раздался голос ротного:       – Кручёный, не вздумай палить! Колонну пропустить! Как понял?!       – Понял, – вяло отозвался я, а пальнуть ой как хотелось. Шляются тут всякие!       – Жди нас на вышке. Мы идём колеёй, и минут через двадцать будем у тебя.       – Какого эти тоже колеёй не пошли? Гады все пристреленные зоны вспахали, – зло бросил я. – Мы же их теперь полгода будем восстанавливать!       – Вот и разомнётесь! Всё! Отбой.       – Твою ж… – выругался я и забросил рацию в угол.       В конце концов, чего зря душу рвать? Через месяц мне уходить в заслуженный отпуск, а там, глядишь, и работа в Центре подвернётся. Свой «долговой десяток» я уже отслужил, тем более не где-нибудь, а на северной границе – хорошее подспорье для новой жизни в теплом обустроенном Центре.       Вездеходы с ревом промчались мимо сторожевой вышки и с треском вломились в густой подлесок. Идиоты! Вот веселуха-то будет, если выскочки нарвутся на мины. Я понятия не имел, что это за группа и почему они в такой спешке рвутся отправиться на тот свет. Врываться в опасную и малоизведанную пустошь (а территорию за чертой иначе и не назовёшь) с треском и шумом – верный путь остаться в промёрзлых снегах. Все прекрасно помнили, что случилось с первой волной колонистов, которые осваивали центральный район (за глаза называемый Центром) теперешней разросшейся колонии. Поделом!       Градусник за окном показывал минус тридцать. Не жарко, хотя и теплее, чем на прошлой неделе. Закутавшись в фуфайку и натянув ватники, я повесил на плечо карабин и стал спускаться вниз по лестнице. Меховую шапку чуть не сорвало порывом ветра, и она съехала набок. Я выругался, но завязать узел ушанки потуже в толстых рукавицах, да ещё спускаясь по лестнице, я не мог. В конечном итоге шапку сорвало, и она улетела метров за двадцать. Благо голову закрывала лыжная маска, но стылый ветер всё же забирался под неё. Отыскав шапку в снегу, я спешно надел её, не хватало ещё менингитом заболеть. Со всей этой вознёй я упустил момент, когда к сторожевой вышке подъехали пограничники.       – Ты совсем офонарел?! – с ходу выпалил ротный, и тихо добавил: – Ты какого хрена даёшь лишний повод егерям постебаться над нами?       Я скосил взгляд в сторону. Разодетые все как один в белые маскхалаты егеря топтались у джипов и тихонько перешучивались, кивая в сторону погранцов.       – Виноват, – пожал я плечами, но виноватым себя не считал. Мне было глубоко плевать на мнение каких-то там егерей.       Ротный принюхался к чему-то. Он прищурил взгляд и вплотную подошёл ко мне:       – Да ты ещё с бодуна?! Разит же за версту! Кручёный, ох и доиграешься ты у меня. Впрочем, ты и так нехило вляпался.       Мне не понравился его тон, уж очень быстро ротный спустил на тормозах факт употребления солдатом алкоголя на посту. Зажевать хвоей вылетело из головы, я-то перегара не чувствовал, да и не мог предположить, что на заставу приедет сам ротный да ещё с такой свитой. Дела, за такое должно влететь по полной, но ротный что-то темнит. Выудив из кармана несколько еловых иголок, я быстро закинул их в рот.       – Поедешь во втором грузовике, – приказал ротный.       – Куда?       – По пути всё узнаешь. По машинам! – отдал он приказ. Мне пришлось подчиниться – спорить себе дороже.       Ну и мудренее теперь утро-то?! Точно вляпался!       Запрыгнув в кузов грузовика, я занял свободное место на лавочке. Помимо меня в кузове сидело ещё пятеро погранцов. Троих я видел впервые, видимо, новички. У буржуйки пристроился Герман и ворочал угли кочергой. Парень был не из моего взвода, так что знал я его плохо. Зато сержанта Николая Лосева или по-простому – Коршуна, – восседавшего на отдельной скамье у кабины, я знал хорошо.       – Даров, Кручёный, – протянул он мне руку для приветствия. – Всё в рядовых ходишь?       – Да вот, как видишь, – я пожал руку. – Чистые погоны…       – Ну да, совесть у тебя чиста, – расплылся в широкой ухмылке Лосев.       Я проигнорировал подколку.       – Чё за кипиш?       – Видел вояк долбанных?       – Ну, видел, – кивнул я.       Значит, это не колонисты никакие, а солдаты из Центра. Чего их в нашу глушь-то занесло? Давно задницы не морозили, что ли. Тут же один снег. А, ну ещё лёд. И камни. Где-то под снегом и льдом.       – Вот тебе и весь кипиш.       Емкий ответ.       – А если серьёзно?       Коршун было открыл рот, но тут со скрипом заднее окно кабины сдвинулось в сторону и оттуда показалась лысина капитана Сомова.       – Хватит лясы точить! – рявкнул он. – Дуй сюда, Кручёный!       Капитан кивнул мне на место рядом с Лосевым, который уже сидел ровно – шустрый малый, я и не заметил, как он буквально перетёк из одного положения в другое.       – Слушай инструктаж, – начал капитан, как только я занял место. – Ты, как опытный человек и хорошо знающий эти места и повадки местных хищников, прикрепляешься к группе сержанта Лосева.       – Не совсем понял, – искренне удивился я. – А егеря тогда на что? Уж они-то похлеще меня знают эти места и повадки зверья.       – Ты старый волк. Более подходящей кандидатуры на данный момент у нас нет, – капитан прикрыл лысину шапкой. – А отдавать все лавры егерям мы не намерены. Усекаешь?       – Усекаю, – насупился я.       Точно влип ведь. Решили канат потягать, а меня всунули вовсе не потому, что я «старый волк»… Эх, заточил ротный зуб на меня, как пить дать заточил!       – Безопасников сильно заинтересовала какая-то хрень у Чёрных Пиков, то ли полезные ископаемые, то ли ещё что-то в этом роде. По воздуху они туда добраться не могут, говорят, что из Федерации давно не было поступлений техники, а старая уже ни на что не годна.       С этим я спорить не стал. Так как последние года три на Стужу – так называлась наша колония – поступала разве что провизия и то, только та, которую в здешних условиях вырастить не могли. Про оружие и нормальную технику я вообще молчу. Импульсные пушки можно было увидеть разве что у службы внутренней безопасности Центра, нам же выделялся только огнестрел. Да и в целом последнее время туго стало жить на Стуже.       – Так что придётся ножками. К Чёрным Пикам даже на вездеходах не подобраться. Короче надо помочь ребятам. Глядишь, откопают что-то и вспомнят там, – капитан указал пальцем в крышу кабины, – про нашу богом забытую колонию.       – А что они такие нетерпеливые? – хмыкнул я, вспомнив, как солдаты вломились в лес. – Думали на ура взять и сразу к Пикам?       – Лагерь они у Серебряного разбить хотят, вот и ушли вперёд, – пояснил капитан. – Там отдохнёшь, придёшь в себя и послезавтра выдвигаетесь.       – Ясно.       Лагерь, блин. Ну, хоть одно радует, что не с корабля на бал. До Серебряного с нашей скоростью трястись ещё час. Вот и посплю немного.       Сам лагерь меня мало впечатлил: несколько антенн, парочка дизельных генераторов, куча всяких технических нагромождений и две здоровенные армейские палатки, но солдаты всё прибывали и прибывали, так что палаток обещало быть больше. Следует отдать безопасникам должное – вездеходы они поставили полукругом с наветренной стороны, так что в палатках, которые ещё к тому же обогревались бензиновыми печами, спалось мне просто отлично. Весь следующий день специалисты из колониального батальона крутились возле техники, плясали, чуть ли не с бубном у антенн и постоянно громко спорили. Нас же с егерями мариновали занудным инструктажем. В конечном счёте, решили провести рекогносцировку (я сумел вымолвить это слово только с пятого раза) местности, а там уже, как говорит наш ротный: «Будем посмотреть»…       В разведку к Пикам двинулись группами по трое, погранцы с егерями вперемешку – никто не хотел уступать другим лавры первооткрывателей, хотя ни мы, ни они, толком и не понимали, что ищем. Уж явно не полезные ископаемые раскапывать шли, не саперными лопатками из стандартного набора же этим заниматься… Егеря о цели поисков, похоже, знали побольше нас, или, может, просто умело делали вид – лично я поверил. Коршун, тот посмеялся надо мной и в паранойе обвинил, мол, выдумал тут невесть чего, обычная проверка пути и прокладка безопасного маршрута, а дальше уж не нашего ума дело, чего там солдаты откапывать собрались, хоть останки затерянной цивилизации. Может и прав в чем-то Лосев, а мне все ж неспокойно – если дельце большими деньгами пахнет, а в этом спору нет, не обойдётся ведь всё тихо-мирно, не бывает такого.       – Эт чё тут такое? Лыжня, никак? – прервал мои мысли один из егерей, молодой совсем парнишка, явно новичок.       – Ага, одноногий лыжник проложил, – хмыкнул я, оглядев его находку.       Второй егерь, шедший с нами в группе, заржал:       – Змея снежная тут проползала, понял, неуч. Вот же навязали тебя на мою голову.       – Да-а… – протянул я, скромно умолчав, кого и на чью голову тут навязали, – надеюсь, ему бородатые тигры за каждым кустом мерещиться не будут.       Паренёк что-то обиженно буркнул и насупился. Даже про тигра не спросил. А зря, красивая, в общем-то, байка, хоть и враньё несусветное.       Дальше двинулись почти молча, изредка перебрасываясь фразами исключительно по делу. Молодой егерь совсем отмалчивался, опасаясь ляпнуть очередную глупость и ещё больше опозориться как в глазах старшего товарища, так и представителя враждебной фракции – то бишь меня. Но я не сомневался, что это не продлится долго.       Мои ожидания оправдались менее чем через два часа. Паренёк что-то заметил и внезапно вскрикнул, но тут же замолк, сделав вид, что ничего не произошло. Сам я в тот момент глядел в другую сторону, но, обернувшись на вскрик, тоже успел что-то заприметить. Вряд ли это «что-то» было опасное или хотя бы интересное, но для порядку надо б разузнать…       – Эй, парень, чего там было? – поинтересовался я. – Ты не тушуйся, если ерунда какая, беды в том никому не будет. А если что серьёзное – может, ты жизни наши спасёшь, в героях ходить будешь.       Опытный егерь презрительно фыркнул. То ли решил, что я глумлюсь над новичком, то ли мои опасения его так развеселили.       – Да ничего там не было, померещилось, – откликнулся юнец, и, отвернувшись, попытался продолжить путь.       Я перехватил его за рукав и развернул к себе:       – Э, нет, дружок, не юли, я там тоже чего-то видал, да не разглядел. Брось дурить и дуться, как ребенок. Думаешь, тебя зачем сюда вообще взяли? Новички, они завсегда то примечают, что опытные пропустят. Глаз замозолился у нас давно, ничего нового, снег кругом, ну змеи иногда, даже если зеленая обезьяна под носом пробежит – проморгать можем. Потому как увидеть не ожидаем. А чего человек не ждёт, того его глаз, случается, и не фиксирует…       – Издеваешься, – буркнул он. – Обезьяна зелёная… не зелёная, а белая. И не обезьяна, а снежный человек. Так я подумал. Но глупость же это всё. Шутите надо мной, поди? Кого подговорили нарядиться?       Я переглянулся со вторым егерем. На его лице отражалось искреннее недоумение. Выходит, не его рук дело. Ну и не моё, в этом-то я точно уверен. Значит, либо из другой группы кто проказит, либо глюки у паренька пошли. Не водится тут ни обезьян, ни зелёных, ни даже белых, ни, тем более, йети каких – не те горы, не та планета…       – М-мать-перемать!.. – прозвучало у меня за спиной, и следом раздался выстрел. Эхом откликнулся нечеловеческий вопль боли.       – Не стрелять! – заорал я, вырывая у егеря ружьё и вглядываясь в источник вопля.       И впрямь, что-то здоровенное, белое и мохнатое, бежало по снежной пелене, приволакивая ногу и выделяясь из окружающего ландшафта только кровавым пятном, прямёхонько в области чуть пониже спины… Я прямо и не знал, ржать тут в голос, вопить в панике или подмогу вызывать. Надо же, прямо в задницу чуду снежному шарахнул!       – За ним, быстро! – приказал я.       Ошарашенные происходящим егеря беспрекословно подчинились, хотя главным над ними меня никто не ставил. Но в такой ситуации чьим угодно приказам подчиняться начнёшь, когда сам не знаешь, что делать. Я и сам не знал и рад был бы переложить на кого-то ответственность, но подходящих кандидатур рядом не было, а раненный «снежник», как я его про себя успел прозвать, ждать не будет. Может его-то тут солдаты и искали, может он живой пары миллионов кредитов стоит, а может… да какая разница, ловить надо, разбираться потом будем!       Я бежал, по колено проваливаясь в наст, и слышал только хриплое дыхание двоих егерей по бокам, видя перед собой кровавое пятно на белой лохматой шкуре. Нельзя так поступать опытному разведчику, ох, никак нельзя, не доводит до добра подобное. Только как же ещё себя вести в таких ситуация прикажете? Логика и здравый смысл остаются где-то там, в нормальном и привычном мире, а тут, рядом с неизвестным существом на изученной, в общем-то, вдоль и поперёк планете – по крайней мере, касательно местной фауны и возможного присутствия разумных существ, с этим у отдела Первого Контакта строго, не допустят планету к колонизации, пока всё не обшарят – остаётся только бежать и надеяться не упустить… А уж гонишься ли за своим единственным шансом или за смертью собственной – это потом видно будет, когда догонишь, сейчас не до того.       Не знаю, сколько я так бежал, точно не меньше часа. Через какое-то время я уже перестал слышать егерей, то ли отстали, то ли я настолько сосредоточился на беге, что перестал замечать и своих спутников. В конце концов, я просто споткнулся и упал в снег, а когда начал подниматься, увидел что-то, взметнувшееся над моей головой и отключился – видимо, либо преследуемое мной существо, либо его сородичи попросту огрели меня по голове.       Очнувшись, я удивился. В первую очередь самому факту того, что очнулся. Странно, что это существо, кем бы оно ни было, не добило меня. А находился я в какой-то пещере, лежа на подстилке из еловых лап. Рядом сидел и лыбился во все оставшиеся двадцать два зуба Лосев. А он-то откуда тут взялся? Это сколько ж я в отрубе проваляться умудрился?       – Где?.. – с трудом прохрипел я.       – Обезьяна? Зелёная? – насмешливо уточнил Коршун.       – Белая. Снежник.       – Тю, Кручёный, ну даёшь, уже и название зверушкам придумал, – хохотнул сержант. – Вставай уж, герой дня, залежался.       Лосев сунул мне в руку фляжку. В горле порядком пересохло, так что я, не задумываясь, хлебнул, да от души. Спирт обжёг глотку, так что я даже закашлялся.       – Предупреждать надо! – возмутился я.       – Зато как подскочил сразу, – хмыкнул сержант. – А то уж думали тут в сугробе и закапывать. Не хило тебя приложил этот, как его, снежник.       Опираясь на плечо Коршуна, я выбрался из пещерки.       Во дела, народу-то вокруг, солдатни едва не вся армия, будто не у Серебряного лагерь разбили, а прям тут. Это что ж получается, я за тем чудом снежным аж до самых Чёрных Пиков добежал?       – О, живой! – подбежал ко мне тот самый егерь, с которым в тройке шли. – Ну здоров ты бегать, погранец! Едва догнали. Я уж думал, ты того. Смотрю, лежишь, и обезьяна эта рядом. Я к вам, она тудыть, – мужик махнул рукой в сторону пещерки.       – Спасибо, – искренне поблагодарил я. – Если б не ты, меня б точно того.       – Не забудь капитану за меня слово замолвить, когда награждать будет, – кивнул егерь в сторону собравшихся солдат.       Я только кивнул. Награда, это завсегда хорошо. Понять бы ещё, за что. За глупость меня ещё не награждали. Это ж надо было так дурака свалять, попереть одному за чудищем снежным. Ан ничё, выкрутился всё ж.       – Давай-ка в грузовик его оттащим, – велел егерю Лосев. – Пущай в лагере в медпункте осмотрят. А то бывали случаи, получит по башке мужик, вроде оклемается, нормально всё, а потом упадёт вдруг и кирдык.       – Не надо кирдык! – возмутился я и сам ломанулся к вездеходу.       Но ноги ещё плохо держали, так что едва не навернулся. Так и пришлось тащиться, держась за сержанта и егеря. Умеет же Коршун настроение подпортить, стоило о награде размечтаться, как он про кирдык, мать его.       То ли спирт в голову ударил, то ли меня действительно хорошенько обезьяна по черепушке треснула, хрен его знает. Но весь дальнейший путь к Серебряному слился в одну смазанную картинку. Лосев о чём-то спорил с егерями, иногда хлопал меня по плечу, на что я кивал в ответ. Какой-то молодой парнишка с повязкой на руке в виде красного креста на белом фоне хлопотал подле меня. Потом я отключился.       В себя пришёл уже в лагере. Меня определили в госпиталь и, уложив на кушетку, приказали отлёживаться. Так и пролетела неделя или больше. Я отлёживался. Врачи два раза на день осматривали меня, меняли повязки, таблетки заставляли пить, в общем врачевали. Из госпиталя – огромной палатки, которую видимо, поставили в моё отсутствие – меня не выпускали, даже часовых у входа выставили. Поначалу я думал, что это мне оказана такая честь, мол, герой к награде представлен, но как выяснилось позже – я заблуждался. Уже на третий день медицинская палатка была под завязку набита ранеными солдатами. А солдатами ли?       – Слышь, Коршун, – спросил я сержанта, когда тот явился проведать меня, – что там у вас творится?       – Хреново творится, – отмахнулся он. – Снежники твои солдатню положили. Две роты, чтоб их!       Он сплюнул, и, отхлебнув из фляги, предложил мне. Я не отказался. Сделав осторожный глоток, я вернул фляжку сержанту.       – Да, но вон там, – я кивнул в сторону брезентовой перегородки, которая разделяла палатку, – вовсе не солдатня лежит.       – Спецы, – Коршун картинно воздел руку, тыча указательным пальцем в брезентовую крышу. – Специальный батальон вызвали, пока ты тут валялся. Эти хоть выживают, раненые, но живые из пещер выползают. Своё дело эти ребятушки знают! Снежников живыми добывать умудряются. А вот солдатиков жалко.       Лосев снял шапку и протёр выступившую испарину на лбу.       – Ни черта не пойму, – сказал я, приподнявшись на топчане. – Добывают?! Как живность что ли? На шкурку?! Мать же твою, Коршун, что происходит?!       – Не кипятись, Кручёный, – сержант добродушно хлопнул меня по плечу. – Наше дело маленькое: вышли, разведали, определили противника, доложили. Дальше работают спецы. Чего ты взъелся-то?       – Всё равно не понимаю, – скривился я.       – На вот, оставляю тебе, – Лосев протянул мне флягу. – Может прояснится в твоём котелке подбитом.       Не прояснилось. Ни на следующий день, ни через неделю. Наружу меня всё так же упорно не выпускали, как я ни грозился, даже в драку чуть не ввязался один раз, за что получил приличную дозу успокоительного. Плюнув на всё, я предался ничегонеделанью. Чего зря душу рвать? Выпишут, там и разберусь, что за хрень творится в лагере. Да и не о том мне стоило думать. Со всем этим кипишем я напрочь позабыл про увольнение, а после ранения и возможной боевой награды демобилизовать меня должны сразу как из госпиталя выпишут.       – Собирайся, Кручёный, – сказал мне на девятый день полевой врач Петров – редкостная скотина, я ему ещё не простил дозу снотворного. – Дуй в штаб, там тебя Сомов уже второй день дожидается.       – Как второй?! – вспылил я. – Чего же ты, гадина, меня тут маринуешь, как селёдку в бочке?!       – Не до тебя, погранец, мне было, забыл, – отмахнулся Петров и, бросив на топчан мои документы, скрылся за перегородкой.       Вот уж скотина, так скотина! Забыл? Ну я ему забуду, попадись только мне на глаза. Крыса тыловая! Наспех собравшись, я ткнул в морду часовым документами и выскочил из ненавистной медицинской палатки. Вдохнул полной грудью свежий морозный воздух и в буквальном смысле опьянел, меня даже качнуло в сторону.       – Даров, герой! – окликнул меня кто-то.       Я обернулся. Старый знакомый или новый? Я ещё не разобрался. Но тем не менее это был второй егерь из нашей тройки. Вот блин, а я даже имени его не знал.       – И тебе не кашлять, эээ, – замялся я.       – Васькой меня кличут, – расплылся в улыбке егерь и протянул руку для приветствия.       – Кручёный, ну или Алекс Горин, – я пожал ему руку. – Какие новости с фронта?       – Долбят снежников потихоньку. Выкуривают мартышек из пещер, в общем. Спецы приноровились к тактике мохнатых. Теперь малой кровью обходятся. Не то, что первая партия. Жаль ребят, молодые были.       – Да уж, – кивнул я. – Только не пойму, с чего же было не подождать хвалёных спецов? Мы вроде справились с задачей – нашли этих снежников, – я непроизвольно потёр больное место, хорошо же меня треснула обезьяна. – Так они сразу молодых необстрелянных в бой кинули.       – Не знаю я, Кручёный, подробностей. Нам, как и вам, рассказали явно не всё. Задачу поставили и вперёд, остальное волновать не должно, – пожал егерь плечами.       – Это точно, – согласился я, вспомнив инструктаж. – Ну а на кой ляд им эти мохнатые понадобились? Я пока в госпитале валялся, даже носа высунуть не мог, Петров, мать его, постарался!       – А шут его знает, – егерь снова пожал плечами. – Слухи ходят, на работы привлекать будут.       – На какие такие работы можно привлечь озлобленных диких обезьян? – удивился я.       – Мне это неведомо, погранец. Да и тебе советую нос не совать.       Темнит что-то егерь, ой темнит.       – Ладно, паря, мне в штаб пора. Сомов, говорят, второй день меня дожидается. Бывай.       – Береги себя, – егерь улыбнулся и, хлопнув меня по плечу, отправился по своим делам.       Я же побрёл к штабу, но решил идти не напрямик, а сделал небольшой крюк. Надо было и осмотреться. Всё-таки за девять дней в лагере многое изменилось. Количество армейских палаток выросло чуть ли не в десять раз, а быть может и больше. Повсюду, куда ни глянь, суетились здоровые лоси, иначе верзил из специального батальона и не назовёшь. Все как на подбор. Я невольно проникся уважением к этим бойцам. Добывать снежников в узких пещерных коридорах – это вам не по оленям из вездеходов палить. Уж я-то успел с обезьянками познакомиться лично.       – Стой! Мать твою, куда прёшься, погранец! – окрикнули меня. – Задавят же!       Я обернулся и чудом успел отскочить. Колона вездеходов с рёвом выскочила из-за косогора и буквально ворвалась в лагерь.       – Какого хрена?! – вспылил я, но тут же умолк.       Из машин стали выбираться злые бойцы. Выражения их лиц не сулило мне чего-то хорошего, а получить снова по маковке как-то не улыбалось. Я поспешно ретировался, краем глаза отметив, что два грузовика были плотно набиты снежниками. В буквальном смысле набиты! Я было подумал, что это мёртвый груз, но обезьяны скорее всего были без сознания, так как некоторые из них всё же шевелились, когда их запихивали в клетки, которые уже дожидались пленников.       Побродив ещё немного по лагерю, я упёрся в штабную палатку. Постояв немного в нерешительности, показал часовым документы и, дождавшись разрешения, вошёл внутрь. В нос тут же ударил едкий запах бензина смешанный с не менее едким запахом табачного дыма. Да, тут было накурено. Сомов и ещё пяток старших офицеров о чём-то громко спорили. Я решил обождать и уселся подле входа на деревянную лавку.       – А вот ты где, обыскался уже, – в штабную палатку ввалился не кто иной, как Коршун. – Ждёшь?       – Угу, – кивнул я.       – Ну, тогда подождём, – сержант сел рядом со мной. – Знаешь уже, зачем вызвали?       – Без понятия, – пожал я плечами. – А ты тут за каким?       – Вызвали, – односложно ответил Лосев и покосился в сторону офицеров. – О! Зовут. Идём, Кручёный.       Капитан Сомов отошёл в сторону и призывно махал нам рукой.       – Я буду краток, не до вас сейчас, ребятки, – начал он, как только мы подошли и отдали честь. – Присаживайтесь. В общем, так! Спецы собрали первую партию снежников, кстати, Кручёный, твоё название прижилось, – капитан криво ухмыльнулся. – Первая партия готова для отправки на базу Северогорска. Конвоировать будут солдаты. Ребятам из армии стоит реабилитироваться в глазах руководства, поэтому им доверили конвой. Кручёный, ты, помнится, первые три года служил в Третьей Северной?       – Ага, довелось, – кивнул я. – Пришлось побегать по тайге.       Воспоминания заставили меня съёжиться. Лихие были времена.       – Ну так вот, конвой поёдет через тайгу в районе Лисьих Гор, а ты, Кручёный, те места должен знать, как свои пять пальцев.       – Но я же после ранения, к тому же… – но моих возражений никто слушать не собирался.       – К тому же ты свою десятку отслужил досрочно. Вот документы о представлении к награждению за боевые заслуги, – перебил капитан, выудив из кармана листок и протягивая мне. – А это приказ о демобилизации сержанта Алекса Горина, – мне на руки выдали очередной документ.       – Сержанта? – присвистнул я.       – Да, за твои заслуги, Кручёный, ты давно уже в прапорах ходил бы, если б вечно в истории не попадал, – скривился Сомов. – На гражданку пойдёшь сержантом. Потом мне спасибо скажешь. Всё, с формальностями покончено. Вы оба и ещё несколько егерей оправляетесь с конвоем в качестве проводников. Старший в группе Лосев, но подчиняетесь майору Пшёнову. Всё ясно? Тогда завтра выступаете. Свободны.       Коршун разбудил меня ещё затемно. Не дал, гад, поспать. Ну вот на кой мне вставать в четыре утра, тогда как конвой выдвигается в шесть? Вещи я ещё с вечера упаковал, ружьишко почистил, нож наточил. Что ещё? Нет ведь, разбудил всё-таки.       – Надобно карты посмотреть да маршрут с Пшёновым разработать, – объяснил сержант.       Маршрут разработали быстро. Тактику передвижения избрали стандартную. Малый отряд разведки двигался в авангарде: я, Коршун и несколько егерей; затем основная колона: солдаты и ценный груз, как прозвали снежников вояки; и арьергард: остальные погранцы и отделение спецов. Всё как в учебниках. Но по сути бояться было некого. Разве что диких зверей, да снежных змей, но это все опасности привычные, а потому не страшные.       Так и выдвинулись ровно в шесть. Передовому отряду пришлось нацепить лыжи, иначе толку от нас не было никакого. Грузовики двигались, кончено, медленно, но пешим ходом должную разведку нам бы обеспечить не удалось.       – Слышь, Кручёный, – сопел мне в спину Коршун. – Давненько я на лыжи не вставал, а ты, смотрю, прёшь, как истинный разведчик.       – Да погонял меня ротный месяц тому по тайге, – ухмыльнулся я. – На дежурство не вышел, вот и получил нагоняй.       – Ох, не сносить тебе лычек, Сашка, – как-то уж слишком панибратски он это произнёс.       Первые пять дней пролетели, словно и не было изнурительного бега на лыжах по промёрзлому снегу. Ранний подъем, и наша группа отправлялась на разведку. Связь с Пшёновым держали по рации. Короткий обед и уже вечером, по команде «Стоп!» мы разбивали лагерь. Стояли отдельно за несколько километров от общего звена. Снежников я не видел. И понятия не имел, зачем их куда-то везут и что от них требуется? Неужто изучать будут? Хотя из кратких вечерних разговоров у костра я стал слышать уж очень неприятные теории погранцов. Основным теоретиком по делу снежников был, конечно, Лосев.       – Я вам так скажу, други, – вещал он, когда очередная фляга разошлась по кругу. – На рудники везут снежников, добывать что-то.       – Чего добывать-то? Коршун, захмелел совсем? – не соглашался круглолицый егерь, подбрасывая веток в огонь. – На Стуже отродясь ничего ценного не было.       – Я вот слыхивал, что у Песьей балки геологи что-то откопали в том году, – встрял в разговор Герман. Его к нам в отряд на второй день приписали, всё же знакомы мы были как-никак, значит, и работать веселее будет.       – Скажу лишь одно, – решил я вмешаться. – Сомов говорил про базу Северогорска, и там действительно в том году работали геологи. Лично их по тайге водил, пока плеврит не подхватил.       – Знаю я твой плеврит, – усмехнулся Коршун. – Опился, небось, вот тебя и убрали с глаз долой.       – По себе не судят, Коршун, – нахмурился я.       Сержант лишь отмахнулся. На том и порешили. Я спать ушёл, а егеря с Коршуном ещё долго байки травили, да теории строили. Теоретики похмельные, мать их за ногу!       Но смех смехом, а прав Коршун оказался. На шестой день к нам смена пришла. А нас самих в центр конвоя отправили, передохнуть, так сказать. Тут-то всё и прояснилось. Солдаты охотно делились информацией за фляжку спирта. Им-то его не выдавали, а мы, как-никак, элита, ну и людей нужных, конечно, знать надо.       – Всё верно товарищ сержант говорит, – кивал захмелевший солдатик, когда Коршун ему свою теорию поведал. – На рудники обезьянок везут. Геологи залежи какого-то радиоактивного минерала отыскали где-то у Песьей. Тут-то наш отдел Первого Контакта и вспомнил, что у Чёрных Пиков обитают безобидные животные, способные трудиться в шахтах.       – Так уж и вспомнил? – удивился я. – А что же это они только сейчас спохватились? Да и я десятку оттрубил у этих Пиков, а ни про каких зверушек ни сном не духом.       – А я почем знаю, – обиделся солдат. – За что купил, за то и продаю. Дайте ещё глотнуть.       Коршун передал бойцу флягу.       – Всё дело в том, – продолжил парень, занюхав рукавом, – что минералы эти нужно добывать быстро и первая партия уже через два месяца должна отправиться в Центр для обогащения. Со слов моего брата, он в Центре работает в НИИ «Ядро»…       – Ядершик, значит, – уточнил Коршун.       – Да, – кивнул солдат. – С его слов я понял, что в нашей системе топливо для межзвездных перелётов подходит к концу, а найденные ископаемые смогут сделать нашу колонию одной из процветающих в секторе! Обещали даже терраформацию провести, так чтобы тёплый климат был даже у Глухого озера.       – Свистишь ты, парень, – скривился я. – У Глухого даже летом лед не сходит.       – Да что я-то?! Каждый в конвое говорит про это. Вот и торопятся снежников поскорее доставить. А спецы уже вторую партию готовят. Отдел Первого Контакта, оказывается, уже имел дело с этими зверушками, и вполне смог приручить обезьянок, но потом финансирование закрыли и снежников оставили в покое.       – Ну и правильно, – Коршун хлопнул в ладоши. – Заживём теперь, Кручёный! Эх, заживём! Зверушки нам руду таскать будут, а мы кредиты считать. Ты же всегда мечтал разбогатеть.       – Да уж, – нахмурился я. – Но не такой ценой, Коля. Не такой.       – А что такого-то? – хмыкнул Лосев. – Зверушек пожалел? Они тебя не шибко щадили, когда черепушку чуть не раскололи.       Я только плечами пожал. Ну да, по котелку мне залепила та обезьяна знатно. Но животное же, чего с него взять. Но сержант не унимался, ухватил меня за рукав и потащил к клеткам.       – Ну, ты смотри, Горин, какие зверюги! – указал он. – Только волю дай, пополам порвут и тебя и меня. Дикие твари. А тебе их жаль стало, ёлки!       – Животные они, а зверьё, как говорится, греха не знает, – возразил я. – Ну мы-то люди ведь.       – Люди, – подтвердил Коршун. – И жить хотим по-людски. А если для этого надо пожертвовать какими-то обезьянами, так что теперь. Их там кормить будут, клетки тёплые, не то, что в пещерах.       – Уж тепло-то им там точно будет, – со смехом подтвердил охранявший клетки солдат. – Радиация, всё такое. Теплынь, аж шубы скинут от такой жары.       Будто поняв сказанное, один из снежников зарычал и принялся яростно трясти прутья. Солдат мигом подхватил стоящий рядом длинный стальной прут и ткнул через решётку в мохнатое пузо. Посыпались искры, снежник взвыл и отступил поглубже, прижавшись к сородичам.       – Видал, – махнул рукой на клетку Лосев. – Говорю ж, дикие твари, злобные.       – Твари, – кивнул я, глядя при этом на довольно скалящегося солдата.       Дальше я постарался таких разговоров избегать. Как только поднималась тема снежников, сразу уходил спать. Чего зря душу рвать. Правы мужики ведь, правы. Всё в Центре здраво рассудили, трезво, знают, как лучше. Уж всяко побольше Алекса Горина в обстановке понимают. И умом-то я с этим согласен. Но внутри всё равно что-то крутит, да спать мешает. Паёк что ли тухлый, даже спирт и тот не помогает.       Пока до Северогорской базы добрались, я уж не знал куда деваться. Взял в привычку иногда ходить мимо клеток, на снежников поглядывать. Обезьяны, конечно, животные, как есть. Но не злые, если не трогать, первыми не кидаются. Сидят, в шерсти друг дружки копаются. А иногда сядут рядком возле прутьев и смотрят. Потом, словно надумают чего, выть начинают. Да горько так, будто плачут. Ну, солдаты этого, конечно, не терпят, сразу током бьют, разгоняют. И правда, сил терпеть не было. Но чего ж делать-то, приказ дан, надо выполнять.       А моё дело вовсе сторона, как вернусь на базу, так сразу на гражданку, оттрубил своё хорош. И погоны сержантские обещали, а с ними и выплаты повыше, чем рядовому. Мне б спать сладким сном да будущую счастливую жизнь видеть, представлять, как в оттаявшем Глухом купаться буду когда-нибудь. Но снились почему-то только печальные глаза смотрящего через решётку снежника…       Действовать следовало сейчас или никогда. Умнее, конечно, было бы выбрать «никогда», перевернуться на другой бок и задать храпака. Но что-то внутри мешало, стоило закрыть глаза, тут же, как наяву, вставала картина как солдат тычет снежника прутом с электродом на конце, отгоняя от решётки. А воображение дорисовывало ещё больше, представляя дальнейшую участь этих обезьян в руднике.       Какое мне до них, собственно, дело-то? Что они мне хорошего сделали? Чуть черепушку не раскололи! Прав же Коршун, зверьё тупое, пущай на благо нас, человеков, трудятся. Ну условия труда не человеческие, так они и не люди ж. Ведь не со зла их впрячь в лямку решили, нету другого выхода, нету. Люди в руднике от радиации вовсе в момент загнутся, а роботы в условиях Стужи долго не протянут, да и излучение на тонкие схемы пользы не оказывает. А у этих шкура толстая, да и привыкли они в своих пещерах к облучению.       Правильные мысли, товарищ Горин, ох какие правильные, только чего ж ты им не следуешь, а бурку напяливаешь уже? Ладно, раз уж решил действовать, нечего самому с собой спорить, да сидеть шнурки на валенках искать. Быстро вышел, отпер ограду и ходу назад на шконку, пока не засекли. Не хватало перед увольнением под трибунал попасть из-за каких-то тварюг мохнатых.       У машин конвоя часовых, конечно, никто не ставил. Свои все, чего друг дружку сторожить. А у загона два охранника должны стоять, вечером так было. А даже если и больше на ночь выставляют, ну не поверю я, что солдаты в этакую холодрыгу будут вдоль ограды топтаться да со снежниками рожи друг другу косорылить. Начальства-то рядом сейчас нет. Солдат спит – служба идёт. Хотя спать-то они вряд ли будут, а вот в картишки перекинуться – это запросто. А проигравший выходит обход делать и обратно. Знаю я, как оно бывает, сам не раз в караулах стоял, а люди везде одинаковы, что в погранцах, что в регулярных частях.       Ну, с богом, Александр Михалыч, авось и на сей раз выкрутишься, прозвище не зря дали. Хорош думать, решил уж всё, маскхалат на плечи и по-пластунски по сугробам. Снежок идёт, через час-другой снегопад разойдётся, авось к утру и следов не останется. Теперь главное, чтоб на горячем не поймали, потом-то не докажут.       Подбадривая себя такими мыслями, я засел за сугробом напротив ворот загона. Караульных и впрямь не видать. Надо подождать, пока обход пройдёт. А там, пока они новую партию в подкидного скинутся, бегом-бегом всё обделать и спать, с чистой совестью.       Ждать долго не пришлось. Даже замёрзнуть не успел, хотя может тому пара глотков из заветной фляжки помогло. Часовой и не думал скрываться, от кого ему тут прятаться. Свои все, никаких полоумных идиотов, кому нутро совесть крутит, за сугробами сидеть не должно. Подбежал, хрустя берцами по насту, к воротам, замок подёргал, убедился, что всё в порядке, и обратно в караулку почесал. Дверь хлопнула, как бы давая сигнал – мой час настал, пора. Эх, а ведь не поздно ещё обратно повернуть...       Резак из ящика с инструментами я ещё по пути прихватил. Машинально как-то, сунул в карман и всё, сам не заметил. Видать, подсознательно ещё тогда всё решил. Ну всё, пан или пропал.       Я вздохнул, собираясь с духом для последнего движения, ведущего прямиком к расстрелу, ежели смыться не успею. А может, ну его? Один из снежников, теснившихся в дальнем углу, выбрался из кучи и пошёл прямо ко мне. Ну, этого ещё не хватало, зарычит, услышат, придут проверять, а тут я. Я замахал на обезьяну руками, веля убираться, даже палец к губам прижал, тихо, мол. Хотя чего я, он же зверь, разве ж поймёт. Но как ни странно, рычать снежник не стал. Тихо подошёл, встал по ту сторону решётки и на меня уставился. Задумчиво так, будто понимает всё, только сказать не может. А мог бы, чего б сказал, интересно? Что дурак ты, мол, Кручёный, ох дурак, но спасибо... Ага, если по башке мне не даст, как только замок собью, это и будет вместо спасибо, и того хватит. Нужна мне их обезьянья благодарность.       Резаком я ударил не по замку, а по петлям, наискось, чтоб не так явно видно было, что тут инструмент поработал. На вид похоже, будто силой сорвали. Экспертизу ежели делать станут, поймут, конечно, но не попрут же они ворота в лабораторию. Всё, дело сделано. Тикать пора.       Я распахнул створки ворот, и тут же едва не оглох от воя сирены. Мать-перемать, ну что за бестолочь я, как можно было про сигнализацию не подумать!       Снежник зарычал, дико, по-звериному, и попёр вперёд. Но мимо меня, в сторону караулки, откуда уже выбегали охранники. Прямо на них погнал, припадая на передние лапы и зачерпывая ими горсти снежной пороши. Это он что ж, чтоб они меня не заметили? Ну дела...       Я решил не упускать момент и сиганул за ставший уже почти родным сугроб. На пузе ползти резона нету, скорость важнее. Авось, побегут все за обезьянами, которые, не будь дураки, на свободу ломанулись вслед за вожаком, да в разные стороны дёру дали. Ну и я их примеру последовал, пригнувшись, на четвереньках, к палатке.       – Вон он, держи его, стреляй! – заорал кто-то.       Я тут же упал в снег. Грохнул выстрел, но топот и крики не приближались, наоборот, удалялись. Огляделся по сторонам, никого. Ну и поковылял дальше. Так и до палатки добрался, не засекли. Резак по дороге в сугробе прикопал, улика всё же.       Утром на разнарядке сообщили, что ночью ренегат и изменник Лосев помог сбежать пленным снежникам, но был сам застрелен при попытке бегства возле выгребной ямы. Даже не представляю, какое у меня выражение на морде было, когда это услышал. Но приняли его за переживания по поводу потери товарища.       Коршун, что ж ты так? Эка не вовремя тебе по нужде пойти приспичило, аккурат момент выбрал. Всё равно снежников нагонят снова, и деньжата, которых ты так ждал, польются рекой. Эх я дурак! Друга подставил.       Вытащил я фляжку из кармана, Коршуновская, так и не вернул я её ему. Побултыхал, примерно половина. За тебя, Николай Андреич, до дна. Хоть и неправ ты был и не согласился со мной, но вместо меня сдохнуть не заслужил. Знаю, не понял бы ты меня и не простил, потому и не прошу, но и жалеть о сделанном не стану. Не мог я иначе, ну не мог, не по-человечески это было бы.       Лычки сержантские мне так и не дали. Потому как увольнение получать пьяный пришёл. Ну и чёрт с ними. Пусть чистые погоны, зато и совесть чиста.