ЭпидОтряд

- Двести пятнадцать километров в час, - прокомментировал Шметтау. - Кажется, для этого парового чудища отменили сопротивление среды. Инквизитор поменял сибаритский халат и тапочки на тренировочный костюм из синей шерсти с белыми полосками по бокам, а также специальные туфли, которые Ольга назвала бы кедами. Со стороны Шметтау больше всего походил на старенького, но бодрого спортсмена, что, несмотря на солидный животик, все еще пытается держать какую-никакую форму. Администратор средней руки на пенсии - уравновешивает спортом любовь к мясному и еще лет десять побегает от неизбежного инфаркта. На практике же именно в таком виде Калькройт предпочитал упаковываться в боевой скафандр. - Когда я вижу подобное, то приближаюсь опасно близко к мысли о том, что Бог-Машина есть самостоятельное божество, а не ипостась Императора, - честно признался инквизитор. - Конечно, думаю я об этом недолго и с обязательной епитимьей во искупление еретических помыслов. Но все же… Пале молча склонил голову, признавая определенную правоту в словах господина. Изображение со спутника рябило помехами, плотности канала не хватало для нормальной трансляции, кроме того, мешала ночная тьма. Эссен поэкспериментировал с контрастностью, убрал цвет, а затем выкрутил разрешение почти до минимума, в итоге сближающие транспорты казались плохо состыкованными прямоугольниками. Но даже в таком виде было ясно, что монструозный тягач во главе «Радиального» вышел далеко за пределы возможного для обычной машины. В тепловом спектре паровоз светился, будто игрушка из прозрачного стекла с малиновой лампочкой внутри. За многие годы Калькройт имел дело со всевозможными агрегатами, так что понимал - старый тягач давно уж обязан был въехать прямиком в чертоги Омниссии. - У них есть шансы, - предположил инквизитор. - Думаю, могут проскочить первыми. Едва-едва, но могут. Преследователь распахивал заснеженную степь, как броненосец с тараном. Снежные фонтаны разлетались вокруг, оставляя хорошо заметный след по обеим сторонам низкой железнодорожной насыпи. Пути сближались под острым углом, и автоматическая стрелка уже перевела рельсы. - Да, шансы есть. Но счет пойдет на метры, - сообщил архивариус, глядя в экран. – И я не понимаю, как им это поможет. Столкновение в любом случае неизбежно. - Скоро они выйдут за пределы видимости, - добавил, хмурясь, Пале. - А быстро переназначить другой спутник мы не сможем, нет полномочий. - Что ж, значит, у нас остается мало времени, - философски решил Шметтау, затем обратился к архивариусу. - Какие новости? Двигаясь со степенной медлительностью - влиянием больше многочисленных травм, нежели старческой немощи - многолетний секретарь Калькройта расстелил поверх большой карты столь же большой лист прозрачной и гибкой пластмассы. Карта изображала промышленный регион Лерке и «Город-22», эпицентр распространяющегося по всему полушарию бедствия - крупный транспортный узел, а также сосредоточение местной культуры с двумя музеями, настоящим театром и, разумеется, храмами. Перо архивариуса уже нанесло трехцветные обозначения на прозрачный лист, и, оценивая каракули помощника, инквизиторы поморщились, будто разом укусили один лимон с двух сторон. Зрелище не внушало оптимизма. - Я думал, будет лучше, - подумал вслух Шметтау. - Полетят головы. Много голов. Проморгать такой прорыв… Либо местная инквизиция разложилась до полной недееспособности, либо… Калькройт бросил короткий взгляд на спутника, словно предлагая тому явить остроту мысли и закончить предположение. Пале все понял верно, и не подвел, сразу выдав со своей обычной рассудительностью: - Здесь поработал еретик секторального масштаба. Скорее даже группа отлично подготовленных и опытных специалистов, искушенных в колдовских практиках высшего уровня. Я бы предположил, что среди них есть, по крайней мере, один отступник, который знает, как миновать сеть комплексной безопасности. Иначе, даже очень умные колдуны не смогли бы так ловко провести всех, и арбитров, и наших собратьев. - Хм… да, думаю, ты прав, - согласился Шметтау. - И я припоминаю, что старый маразматик Вимпфен предупреждал о чем-то подобном… Надо будет перечитать тот его меморандум. Калькройт пожевал губами, пытаясь вспомнить, архивариус подсказал: - Квартальный бюллетень «О возможных угрозах», общая рассылка по системе, он был предоставлен вам вместе с прочими материалами по Маяку согласно регламенту статуса присутствующего, однако не включенного официально в расследования инквизитора. - Бюллетень доставят, - пообещал Эссен. - Вимпфен предупреждал о возможном присутствии «кочующей» группы слаанешитов, которая организует специфические колдовские практики «под ключ», на жертвенном материале заказчика. Что-то вроде высокоуровневых наемников, работающих за долю высвобождаемой по ходу приношения энергии. Они настолько эффективны, что предоставляли определенную гарантию на свою работу. О том, что Вимпфен предполагал связь мифических «наемников» с безвозвратно уничтоженным проклятым Легионом Отступников «Альфа», Эссен промолчал. Это была основная причина, по которой меморандум был, по сути, отправлен «под сукно». - Даже так? - искренне удивился Шметтау. - Тогда понятно, отчего предупреждение никто не принял всерьез. Такие вольные компании обретаются в ульях или очень плотных системах, на столь слабо заселенных планетках им сложно укрываться. Но тяжесть ошибки это не облегчает. Ладно, давайте глянем на новую сводку. Итак... Инквизитор провел толстым пальцем вдоль красного пунктира, который сопровождали частые символы в виде маленьких бомбочек. - Я вижу, страшило ползет с побережья прямо к городу. - Остановить не удается, - прокомментировал Пале. - Слишком мало сил, по большому счету все, кто находились в радиусе десяти километров от эпицентра, утратили человеческий облик в прямом смысле. Радиус в пятьдесят километров - почти гарантированное безумие, исключениями являются лишь небольшие группы, объединенные вокруг проводников истинной веры. Гарнизоны, полицейские отряды, общины в храмах и так далее. Двухсоткилометровая черта… - Вижу, - оборвал Шметтау, скользя взглядом по накладке с оперативными метками. - Итого мало сил и еще меньше организации, а то, чем в силах распоряжаться инквизиторы и арбитры, капля в море. Зато кастрюлеголовые показали себя боевитыми парнями, я погляжу... - Рядовые механикумы подвержены воздействию, как и обычные люди, - пояснил Эссен. - А вот прибывшие отряды марсиан сейчас, фактически, единственная сколь-нибудь организованная сила в регионе. Они даже пытались наладить какую-то эвакуацию, пока в центре города не пошла череда хостов. - Не в добрый час планетарное руководство решило расформировать этот… Отряд, - констатировал Шметтау. - Судя по тому, что мы видим на примере «шестьдесят четвертого», не факт, - высказался Пале. - Очевидно пурификаторы столь же уязвимы, как и остальные. - Но командует же кто-то «двенадцатым» - буркнул Шметтау. - И я не поверю, что Фидус это проводник истинной веры. Впрочем, ладно. Судя по всему, город все же разнесет вдребезги океанский пришелец. Орбита молчит? - Скорее растеряна, - ответил архивариус. – Их протоколы на такой масштаб диверсии не рассчитаны, а наличные силы недостаточны. Они рассылают запросы, готовят десанты, но я бы сказал, еще часов пять или шесть орбитальные силы бесполезны. - Ну конечно, - сардонически вымолвил инквизитор. – А потом они панически обратятся к Флоту и начнут долбить ковровыми бомбардировками все подряд, чтобы закопать под развалинами свидетельства личной некомпетентности. Все как обычно. Эссен и архивариус переглянулись, молча и синхронно пожали плечами, дескать, такова суровая правда жизни, ничего не поделать. - Что по воздействию в целом? – сварливо продолжил Шметтау. - Суть и происхождение определили? - Как показывает наша служба наблюдения и радиоперехвата, - архивариус заговорил нудно, монотонно, как настоящий сервитор. - Характер враждебного воздействия не постоянен, оно представляет собой комбинацию чередующихся приступов с хорошо выраженной амплитудой. Наиболее точным термином, который корректно описывает происходящее, мне кажется «пульсация». Извольте взглянуть на ритм. Архивариус со всей надлежащей почтительностью передал Шметтау длинный свиток. Лист очень походил на схемы, которые инквизиторы оценивали прежде, однако лишь с одной линией, будто лента кардиографа. Эссен, используя преимущество роста, заглянул через плечо патрона. - Периодичность… - пробормотал Калькройт, отчеркивая ногтем символы на шкале времени. - Явно выраженные пики, на которых народ массово сходит с ума, затем ремиссия. Сначала между пиками проходило около двадцати минут, теперь сократилось до трех-четырех… Очень странный ритм. Странный... и знакомый. У меня чувство, как будто я это уже видел, но давно и прочно забыл. Эссен, тебе что-нибудь приходит на ум? Пале молча крутнул шрамированной головой. Инквизитор немного походил вокруг стола, массируя поясницу. Архивариус терпеливо ждал указаний, Эссен же, судя по глубоким морщинам на лбу, предавался энергичной умственной деятельности, очевидно, пытался вслед за Шметтау вспомнить природу колебаний. Кеды инквизитора едва слышно поскрипывали новыми подошвами, тихонько гудела аппаратура видеотрансляции. На экране два радиальных бронепоезда неумолимо сближались, но Калькройт забыл о погоне, ушедший в размышления. - Капитан еще раз просит дозволения подняться выше, - сообщил Эссен, приложив два пальца к мочке уха. - Мы на слишком низкой орбите, воздействие оказывает влияние на сервиторов и дух силовой установки. Команда чувствует некоторое смущение разумов. Одного пришлось изолировать. - Тогда не сможем адекватно следить за обстановкой, - досадливо поморщился Калькройт. – И так, считай, подбираем крошки. Что до смущения, кто не способен хранить душу в служении, тот не нужен. Эссен хотел что-то сказать, машинально поглаживая шрамы на голове, но воздержался. - Нет, отказываю, - решил инквизитор. - Будем висеть здесь, пока возможно. Мне нужны бесперебойные подключения к спутниковой сети. И фотоконтроль, насколько получится. - Как пожелаете, - склонил голову Эссен, демонстрируя, таким образом, несогласие с патроном. Обычно он говорил «как прикажете», а сейчас ненавязчиво показывал, что считает желание господина личной прихотью, не обусловленной моментом. - Именно. Таково мое же… Калькройт застыл на месте, открыв рот, затем щелкнул нижней челюстью, как настоящий орк. - Так, - отрывисто приказал он архивариусу. - Зови нашего медика… хотя нет, лучше найди справочник. Не энциклопедию, а тот, в желтой обложке, название, кажется, «Неотложная медицинская помощь всех видов для колонистов первой волны» или что-то в этом роде. А ты… - это адресовалось уже Эссену. - Принеси мой дневник. Тетрадь номер, - инквизитор на мгновение запнулся, вспоминая. - Восемьдесят девять. У нее еще уголок надорван, и обложка заляпана кровью, не перепутаешь. - Вашей кровью? - Эссен ухитрился совместить вопрос с военным разворотом и первым шагом в сторону библиотеки Шметтау. - Нет, - криво усмехнулся инквизитор. - Жены Фидуса. Матери его сына. Пале сделал еще шаг, а затем неторопливые, но основательные мысли в его голове совместились, как шестеренки, провернувшись воедино - вероятная группа опытных колдунов, специфический ритм, медицинский справочник для колонистов, кровь жены Криптмана старшего. - Вот же дерьмо, - прошептал Эссен, который в обычном состоянии обладал впечатлительностью танка, а сквернословие полагал бессмысленной тратой времени. - Вот именно, - так же тихо отозвался Шметтау. - Вот именно... * * * Ольге было больно. Вообще она привыкла к боли во всевозможных проявлениях, особенно к боли «империумной». Мир несветлого и несчастливого будущего привечал ее главным образом неприятностями, побоями, голодом и страхом. Можно сказать, проблемы гармонично дополняли друг друга, если чего-то становилось меньше, другое существенно прибавлялось, не давая заскучать и напоминая - не в сказку попала. Но в этот раз боль оказалась иной. Она разливалась по телу, наполняла естество, травила чувства и саму душу, как щедрая порция жидкого мыла, опрокинутая в чай. Ольга превратилась в боль. «Помогите...» - прошептала она, точнее подумала, крикнула в бесконечное Ничего, где никто не мог и не хотел слышать вопль гибнущей души. Больно… И эта боль продлится вечность, она будет лишь менять оттенки и фокус, Ольга знала точно, Будут болеть ребра, по которым настучали крепким кулаком, словно по барабану. А затем девчонку бросят, как грязную тряпичную игрушку, в ванну - со сколотой эмалью и желтоватыми потеками от протекающей лейки душа, постоянно намотанной на кран. Там, глотая в прострации горькие слезы, Ольга будет поливать себя горячей водой, не понимая, откуда берется кровь. Затем последуют четыре дня в больнице, куда ее отвезет вызванная, наконец, отчимом скорая, а после две мучительные недели, на протяжении которых девочка сможет спать лишь на животе. Она будет невпопад отвечать на вопросы воняющего табаком и потом мента, а также тетки-медика, устало спрашивавшей, на хера дура подмывалась. И снова, и снова, без начала и без конца, в закольцованном отрезке времени. Обычно повторение убивает все, в том числе страх. Получи один удар, и он обожжет душу. Однако на тысячном ты лишь поморщишься… Но не теперь. С каждым циклом девушка чувствовала, как приближается к рубежу безумия. Что ее целенаправленно ведут к безумию, в состояние, когда от прежней Ольги не останется ничего. И снова кулак намотал длинные волосы, крепко, с неторопливой властностью. После этого девушка начала стричься коротко, так, чтобы нельзя было схватить пряди, несколько раз помогало. Но «после» не существует, есть лишь бесконечные «теперь» и «сейчас». - А кто у нас самый красивый?.. Кто уже готов? - Возможное правонарушение. Что-то пошло не так. Странный голос, которого не должно было здесь быть. Комната, брат, ванна, воняющий мент в больнице и тетка-медик - в окружающем мире не оставалось места чему-то еще… И все же это что-то протискивалось в закольцованный мир, ломая его, тесня ужасы настоящего-прошлого, задвигая их на второй план. Ничего не закончилось, но девушка вздохнула чуть полегче. - Возможно насильственное, несанкционированное ограничение свободы послушника Экклезиархии. Она уже слышала это… где? Когда? Брат, наверное, тоже почувствовавший неправильность ситуации, не выпуская жертву, обернулся к двери. В проеме стояла фигура, на которой, словно на вешалке, висела темно-бурая мантия с белой ступенчатой окантовкой. Из-под капюшона на жертву и злодея уставилась ничего не выражающая маска из полированного металла с несколькими прорезями и светящимися окулярами зеленого цвета. - Протокол реагирования? Там где у человека был бы рот, запрыгала осциллографическая зеленая полоска, сопровождавшая каждое произнесенное с механическим акцентом слово. «Дженнифер». Ольга не поняла, откуда всплыло это имя. Но знание того, что под маской и плащом находится женщина, и ее зовут именно Дженнифер, было абсолютно точным. - Ты че, присоединиться хочешь? Последовало еще немного боли, естественным образом перерастающей в много боли. - Возможно, я была бы и не прочь приобщиться к перверсивному опыту, - Дженнифер шагнула вперед, поднимая руку. - Но, увы, отсутствует функционально необходимое снаряжение. Металлические шторки на правом глазу вдруг сошлись на полсекунды, как будто странная гостья подмигнула. - Ты зря так думаешь, есть много очень разных способов, - голос брата вдруг стал каким-то звенящим, обволакивающим… усыпляющим… Не человеческим абсолютно. А Ольга вспомнила холодный бетонный склад в безумном мире пыли, снега и песка. Сегментированное щупальце с тремя когтями. Горький запах. Свист гиперзвукового резака с рабочей частью из магнитострикционного материала. - Источник опасности. Дезактивация. Исполнить, - голос Дженнифер вновь зазвучал глухо, словно доносился из глубокой бочки или широкой трубы. Округленные ноль целых восемнадцать сотых метрической тонны одним быстрым шагом оказались рядом, буквально вырвали девушку из нечеловеческих объятий. Ольга моргнула и обнаружила себя в полулежачем состоянии в … комнате. Хотя, наверное, правильным было бы назвать это помещение абстрактной идеей комнаты. У нее не было постоянного размера и формы, кафель тек, будто пластилин, превращаясь в старые, висящие клочьями обои, а те в свою очередь обращались больничными стенами, ненавистными, хорошо знакомыми. Здесь имелась какая-то мебель, разбитая, поломанная, совсем как на Баллистической, а мгновение спустя обломки становились целым советским гарнитуром из ДСП, столь же знакомым и ненавистным, как больничный запах от стен. И здесь почти не было боли… Точнее была, с избытком и лихвой, однако главным образом физическая, а душу словно окатили ведром чистой воды, смывая кислотную липкость. - Техновидец Дженнифер Вакруфманн, - вспомнила Ольга, медленно и тщательно выговаривая слова. - Техновидец это твой ранг. Обхватив руками колени, она сидела посреди комнаты и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько хихикала. «Я схожу с ума. Я схожу с ума…» - Те, кто сходят с ума, сами себя полагают абсолютно нормальными, - возразила Дженнифер. - Ты теперь и мысли читаешь? - продолжила хихикать девушка. Смех то и дело срывался в глубокий рыдающий всхлип. Свет… кругом стало ощутимо светлее. Как в фильмах про пришельцев, когда сверху бьет ярко-белый конус. Только свет был теплее и мягче, как-то доброжелательнее, что ли. - Ты ведь понимаешь, что все вокруг - это плод твоего сознания? И надежда услышать что-то новое от образа виртуальной подруги весьма нерациональна? Ольга моргнула и задумалась над услышанным. Мысль показалась удивительно здравой и производила впечатление якоря. Или камня в неспокойном море. На него можно было залезть, чтобы перевести дух и оглядеться - как далеко берег? - Ты зануда. Редкостная. Даже в моем воображении, - прошептала девушка. Но если это все воображаемое, почему она шепчет? Ведь здесь можно все? - Зануда!!! - завопила она в голос, и эхо вернулось, дробя звук на миллионы осколков. - Зануда, - повторила Ольга и провела руками по животу. Да, больно. Но терпимо. - А кто в этом виноват? - саркастически спросила Вакруфманн. - Если не нравится, могла бы придумать меня и получше. Дженнифер снова подмигнула. - Не уходи, - попросила Ольга. - Пожалуйста. Или… оно… вернется. Я постараюсь придумать тебя лучше. Она подавила очередной приступ рыданий, чувствуя, как подступившие слезы обжигают глаза. - Оно вернется, - безжалостно констатировала Вакруфманн, и Ольга все же заплакала, с тихой тоскливой безнадежностью. Свернулась в клубок, привычно подтягивая колени к груди, чтобы закрыть живот, обхватывая голову. - Это глупо, - сказала Дженнифер. - Конец! - провыла Ольга. – Конец! Все хорошее кончилось!!! - Глупо, - повторила техножрица, и земная девушка почувствовала…. нечто. Это было как прикосновение теплой руки, но какое-то бесцельное. Словно некая добрая и участливая сила шарила вслепую, требовательно и настойчиво. - Тебе не понять, - прошептала Ольга. - Ты не поймешь, как это... как это бывает… - Да. У меня был совершенно иной опыт травмирующей ситуации, - сухо констатировала Вакруфманн. - Во время раскопок наша экспедиция пробудила то, чему жить не следовало. Древние ксеномашины, которые, можно сказать, «пришли в себя» и начали выполнять стандартную программу. Протокол взаимодействия с живыми. Они срезали с меня кожу, чтобы лучше понять строение и работу в динамике мышечной системы. Затем препарировали, разобрав на органы, разумеется, без анестезии, потому что болевая триангуляция - очень эффективный способ изучения принципов функционирования нервной системы. К счастью ангелы Императора и скитарии успели вовремя, прежде чем враги подвергли вивисекции мой мозг. После магосы поместили то, что осталось от меня, в систему жизнеобеспечения. - Они сделали из тебя шестеренку, - догадалась Ольга. - Не совсем. Это было уже после. На тот момент марсиане просто сохранили мой мозг. Имелось подозрение, что произошел контакт с новой угрозой, которая еще не изучена и не классифицирована. Но все записи были повреждены, а я оказалась единственным живым свидетелем, способным дать показания. Точнее формально живым. Технически мое тело представляло материал прижизненной аутопсии, разложенный на пятнадцати лабораторных стендах. - Ты об этом не рассказывала… Я этого не знала… и знать не могла! Мы не в памяти! Не в моей памяти! Ольга забилась, пытаясь отползти во тьму, подальше от марсианки-перевертыша. - Правильнее сказать, мы в сложной симуляции, она использует вычислительные ресурсы твоего разума и основывается на твоих воспоминания,. Однако инструменты, которыми оперирует агрессор, скажем так, отчасти имматериальны. Иными словами, сейчас мы в зоне чудес, где возможно… разное. Например, ты можешь узнать историю, которую тебе еще не рассказали, а лишь намеревались. - Время чудес… место чудес, - повторила Ольга. «Но что же мне делать?..» Она подумала это, но мысль отозвалась уже знакомым эхом, гремя, словно трубы судного дня. - И как мне узнать, что ты не… Она запнулась, пытаясь формулировать. Все смешалось в ольгиной голове. - Инфильтратор, - сказала Вакруфманн. - Что?.. - Инфильтратор пытается пробиться сквозь симуляцию, чтобы помочь тебе вырваться из галлюцинации. Твое подсознание чувствует его настрой и создает на основе позитивного воздействия образ того, кому ты можешь довериться. То есть меня. Забавно, что именно я ассоциируюсь у тебя с безопасностью. - Или это очередной обман. - Да, такое тоже возможно, - согласилась то ли Дженнифер, то ли не Дженнифер, то ли чистая галлюцинация распадающегося в клочья разума Ольги. - Фильратор, - девушка повторила чудное слово и уцепилась за него. - Почему все так путанно?! - Потому что твое сознание помрачено, - безжалостно констатировала несуществующая Дженнифер. - Его пытаются сломать, исказить. Твой разум подвергается давлению, концентрация нарушена. Соответственно ты не можешь сосредоточиться, покинуть лабиринт враждебного воздействия. - Но что же делать?.. - Антистрессовые обнимашки? - предложила в ответ Вакруфманн. Ольга, теперь уже не сдерживая слез, смогла лишь кивнуть. Тепло механического тела буквально требовало застыть, и не двигаться, чтобы растянуть секунды этого чувства абсолютной защищенности и участия. - Сосредоточься на тепле, - посоветовала Дженнифер. - Представь, что в мире больше ничего нет. Почувствуй тепло. Представь, что рядом тот, кто любит тебя. Только тебя, просто потому, что ты есть. Это может быть Император, Омниссия или родная мать. Конечно, Омниссия лучше всех, но сейчас это не обязательно и не столь важно. - Тепло, - прошептала Ольга. - Хорошо. Затем прибавь еще одно ощущение. Увидь свет. Теплый добрый свет Девушка честно сосредоточилась на свете, вроде получилось. - И что теперь делать? - По опыту предыдущего столкновения с силами Имматериума - ждать, когда эта иллюзия окончательно разрушится от нанесенного тобой ущерба. Концентрироваться на свете, чтобы спаситель нашел к тебе дорогу и указал выход. - Мной нанесенного? Это ты тут все разворотила. И с этим… справилась. - Напомню еще раз, - твердые руки Вакруфманн осторожно гладили Ольгу по плечам и голове. - Здесь я - плод твоего сознания. - Мне страшно, - разрыдалась Ольга. - Как же мне страшно… и плохо... - Происки враждебных сил смертельно опасны, - объяснила Дженнифер, крепче прижав девушку. - Они обманывают правдой. Берут каплю истины и отравляют ее, позволяя сомнению и боли распространяться своим чередом. Они словно тени, которые сами собой заводятся там, где нет света. Их задача - показать, что мир и есть тьма. Подловить мишень в момент смятения и разочарований, исподволь внушить мысль, что ничего не осталось, кроме страданий и отчаяния. Их жертва всегда одинокий человек во тьме сомнений. В этом их сила, но в этом же и слабость. Свет разгоняет тьму. Иди на свет, иди к тем, кто готов помочь. - Никто не поможет мне, - прошептала Ольга. - Некому… - Разве? - искренне удивилась Дженнифер. - А как же Отряд? - Они… - Ольга запнулась - Напомню, - с привычной размеренностью вымолвила Вакруфманн. - Что отделение без колебаний проникло в дом, подвергнутый враждебному воздействию. И прошло сквозь преисподнюю иного мира, не дрогнув, не позволив страху овладеть их душами. Разве ты забыла? - Н-нет. - А как ты думаешь, чем они заняты сейчас? - Я... не знаю... - Поставим вопрос иным образом. Вероятность чего ты оцениваешь выше, того, что тебя бросили или того, что пытаются помочь? Ольга вздохнула, оторвалась от твердой и теплой Дженнифер, протерла заплаканное лицо маленькими ладонями, размазывая соленые слезы. - Они сжигают людей… - всхлипнула девушка. - Но Священник пришел к тебе, чтобы рассказать, как устроен Империум. Чтобы принести тебе не слепую веру, а знание. Ибо таков был его долг пастыря человеков. - Берта избила меня! - И она же стреляла по теням злых снов, когда они напали на вас в потерянном городе. Напали на тебя, ощутив эманации пришельца из иного мира, другого времени. - Они злобные ублюдки, - прошептала Ольга. - И кто же из них был к тебе по-настоящему недобр? - безжалостно уточнила Дженнифер. - Насколько я помню, насколько ты помнишь, насколько мы помним, даже злобный ублюдок Савларец принес тебе стакан воды. - Крип, - пробормотала Ольга. - Он меня бросил. - Да. Это правда, - согласилась Дженнифер. - Он меня бросил! - повторила, закричала в голос Ольга, позволяя, наконец, прорваться жгучей обиде, страшному разочарованию. - Бросил меня!!! Я спасала его, я помогла ему, я верила ему! Он обещал! Обещал!!! - Да, это правда, - повторила Дженнифер. - И он же вернулся за тобой. Не так ли? - Что?.. - Он вернулся за тобой, - повторила Дженнифер. - Крип отказался от удела инквизитора, чтобы пойти в Отряд добровольцем. Он бросил тебя, и он же готов был пойти ради тебя на смерть. Разве не так? Ольга молчала, глядя на лицо техножрицы из металла и стекла. Молчала и вспоминала, чувствуя, как отступает безбрежная тьма отчаяния. Как скулят в бессильной злобе тени, разгоняемые светом. - Ты не одна. И тебя не бросили. Нас не бросили. Мы не одни. Ольга уже не понимала, чьи это слова, а также кто их произносит. Но чувствовала, как внимание ищущего концентрируется, сосредотачивается на ней. Они почти нашли друг друга, так, что оставалось всего ничего, сущая малость. - Что же делать? - спросила Ольга, уже зная ответ. - Ты знаешь, что делать, - сказал Дженнифер, и Ольга повторила. - Я знаю, что делать. Свет обволакивал, увлекал, мягко звал за собой, туда, где боль можно унять, а душа принадлежит лишь человеку. - Дитя, - звучно и четко произнесла Вакруфманн, оставшаяся где-то за спиной, позади, чтобы сразиться за Ольгу, прикрывая ее уход из цепких объятий противника. - Что?.. - Дитя, - повторил исчезающий голос Дженнифер. - Помни. Дитя очень важно. Это самое важное, что есть на свете… Когда она открыла глаза, Водила сначала витиевато, крайне изобретательно выругался, затем коротенько помолился, и лишь после этого, убедившись, что баллонщица выглядит более-менее нормально, вставил чеку в гранату, на которой уже закостенели сжатые пальцы. - Ой. Зачем это на голове? - недоуменно спросила девушка, хлопая васильковым глазом, ощупывая дрожащими пальцами «клетку Фарадея». - Ну, слава Императору, вытащили, кажись, - подытожил Водила, перелезая на старое привычное сидение за рычагами «Химеры». - Заботой меньше… - Деметриус… ты почему голый?!! - завизжала девушка. Громкий звук пощечины прогремел, как пистолетный выстрел. - Ты на меня намордник одел! Иглу в себя воткнул! Больной извращенец!!! - донеслось из пассажирского отсека, да так, что, казалось, вибрирует броневая сталь. - Или больше, - скупо улыбнулся мудрый танкист, слушая дикие вопли Оллы и сбивчивые оправдания Деметриуса. Мехвод щелкнул кнопкой на тангенте и доложил. - Санитар вытащил светловолосую. Оба вроде в строю. - А кто там орет? - спросила Берта. Голос наставницы дрожал и прерывался, похоже она тащила что-то тяжелое даже для себя. На заднем фоне что-то металлически гремело и вроде бы булькало, переливаясь. - Так, сопутствующий ущерб, - снова улыбнулся мехвод. - Тогда пусть валят сюда, в штаб! Оба! - гаркнула Берта. - Устроили себе отпуск! - Понял. - Заводи башню, проверь кассету с бронебойными, будем стрелять прямо из вагона, - приказала Берта. - Отставить Деметриуса в штаб, пусть готовится открывать проем для твоей стрельбы. Противник по левому борту, левая панель! Двигать по команде! - Понял. Исполняю, - отрапортовал мехвод и напомнил. - У меня всего два короба. - Сколько есть, все ихние, - прогавкала наставница. - А ну, быстро!!!