***
— Ужин подан. Андерс и Норман поднимаются к дому Миррей и Исгерд. На их небольшой террасе, вытащив одеяла, валяются, задрав ноги вверх в том числе Ратмир и Свар. Едва ли у кого-то из лежащей четверки есть силы шевелиться. И забота друзей выручает. — Не понимаю, как вы можете стоять, — протягивает Миррей, переворачиваясь на живот. И ползет в сторону друзей, чтобы забрать сверток с едой. — Похоже меня спасают пол года жизни здесь, успел адаптироваться, — Андерс подходит ближе к Ратмиру, Свару и Исгерд, протягивая им кульки с едой. — Степь научила меня не обращать внимания на боль и нехватку сил, — Норман ложится рядом с друзьями. — Каждый шаг теперь отдается болью в легких. Честно говоря, их хочется выплюнуть. — Каждый из нас блевал сегодня во время тренировки, а ты «хочешь выплюнуть». Только лишь хочешь! — Ратмир с улыбкой, но все же огрызается. — Прекрати выпендриваться. Это была едва ли не самая сложная тренировка в моей жизни. Смех Свара снижает напряжение. Он раздается внезапно и так искренне, что скулы сводит от желания подхватить. — Вы только вдумайтесь, вчера вечером мы друг на друга смотрели недоверчиво, а теперь лежим вместе на террасе и обсуждаем, кто как блевал. Что с нами Карас делает? И что еще будет? — Например, я доползу до своей сумки и вернусь к вам с лучшим средством от боли в мышцах, утром оно нам всем понадобится, — подхватывает Миррей. — Да и сейчас поможет. — Почему только сейчас? — Исгерд заставляет себя пошевелиться. — Мы тут уже пол час умираем. Каждая клеточка ее тела ноет. Кажется, будто она может почувствовать своими внутренностями каждую сказанную букву. И это настолько новое ощущение, что следом за ним подступает страх. Это лишь первый день. Что будет дальше, если уже сейчас так плохо? — До этого я думала, как не перестать дышать, — так тихо, что едва можно разобрать ее слова. — Точно! — соглашается Ратмир. — Такое странное чувство. Будто и на работу легких сил не остается. — Такое было в Топи, — Свар начинает очень аккуратно. — В ее фальшивой части, конечно. У нас земля лишенная энергии, но местами, она была словно в минусе. И в этих ямах, если оступиться, было ровно так же. Повисает тишина. Никто не осмеливается прокомментировать его признание. Будто это слишком личное. Он говорит о своей прошлой жизни. Более того, он словно раскрывает секреты Топи. — Их много? — Ратмир поворачивает лицо в сторону Свара. Внутри у него что-то екает. Про Фальшь в его землях ходило так много легенд. Но ни одну из них он толком не может вспомнить. — Достаточно, — Свар закрывает глаза, вспоминая. — Моя работа была искать их. И я часто оступался. Он чувствует, как пальцы Исгерд сжимают его ладонь. — Когда только начал было страшно. Мне тогда было около десяти. А потом привык. — Почему ты этим занимался? — Ратмир сверлит Свара взглядом, отлично понимая, что даже сквозь закрытые веки он это чувствует. — У нас детей никогда не отправляли на опасные работы. — Фальшь живет иначе, разве ты так и не понял? — и Свар открывает глаза, отвечая ему таким же тяжелым взглядом. — К тому же, кто-то ведь должен находить опасные места. И пусть это лучше делают те, кто может их найти с меньшим для себя уроном. — Я мазь принесла, — Миррей отвлекает на себя внимание, разряжая обстановку. — Берите, не стесняйтесь. И это действительно помогает всем переключиться. Первый раз, когда они вместе встречают закат. В остывающем воздухе витает тяжелый запах трав мази. И каждый из них, конечно, думает о своем в воцарившейся тишине. А подсознание жадно впитывает каждую секунду, заполняя пробелы в памяти. Семья. Близкие. Родные. Дом. Тишина. Всё это теперь здесь. Всё это они шестеро.***
Лучи солнца по прежнему не будят. Их свет слишком рассеян и тускл. Исгерд просыпается от того, что соседка включает воду, умываясь, и, понимая, что уснуть уже не получится, выходит на крыльцо дома, посмотреть как просыпается деревня. Кажется, что утекло около десятка дней после начала тренировок. Исгерд перебирает в памяти прошедшие события. Да, ровно десять. Удивительно. Тело продолжает ныть от непривычных нагрузок, но дышать на Карасе становится легче. Исгерд еще в первый день смирилась, что станет худшей в их потоке. Остальные были куда более подготовленными. Даже Миррей умудрилась быстро адаптироваться, обгоняя подругу во время кросса. Как же все это удивительно. Зачем ты призвал «чужую»? — Доброе утро! — мимо Исгерд по ступенькам пробегает Норман. Несмотря на ранее утро он уже облачен в черный комбинезон, а его раскрасневшееся лицо покрыто каплями пота, как после часовой тренировки. — Доброе! Сегодня же выходной? — Исгерд кричит ему вслед, не рассчитывая получить ответ. Тяжело дыша, парень довольно быстро удаляется от их с Миррей домика, и, похоже, действительно не слышит вопроса. Исгерд пожимает плечами, скрываясь за дверью. Странное это утро. Первый выходной. Свободный день. — Ты уже решила, чем сегодня займешься? — она привлекает внимание Миррей, собираясь занять освободившийся душ. — Отправлюсь в пещеру с растениям, — девушка вытирает лицо полотенцем. Темные кудри спадают на плечи водопадом. — Надеешься, что энергия земли проснется? — Исгерд только произнеся понимает, насколько болезненно это может звучать. Но Миррей только усмехается: — Было бы неплохо с ее стороны это сделать. А ты чем собираешься заняться? Исгерд задумывается на пару секунд. В самом деле у нее не было ровно никаких планов. Ей бы хотелось весь день проваляться в кровати, но что-то внутри заставляет дать иной ответ: — Поднимусь на верх горы, думаю, что теперь мне хватит для этого сил, — она задумчиво цокает языком, открывая дверь в душ. — Если хочешь, иди на завтрак вперед, не жди меня. Я может и вовсе туда не пойду.***
Несмотря на количество тренировок в последние дни идти в гору оказывается все так же трудно. И чем ближе становится вершина, тем тяжелее дается каждое новое продвижение. Исгерд разрешает отдыхать себе каждый три шага, удлиняя тем самым путь во времени. Тело становится все тяжелее и тяжелее, появляется дурацкая одышка. Интересно, в какой момент обучения Янссон начнет гонять их и по этому склону? Почему-то Исгерд ни секунды не сомневалась, что рано или поздно этот подъем войдет в их тренировки. Но пока здесь было тихо, едва ли не одиноко, будто никто из студентов не соблазнился сегодня видом, который мог бы открываться с вершины. И зачем тебя только сюда понесло? Нацелившись на последний рывок до камня, с которого, по сей видимости, начинается плоскость вершины, Исгерд сжимает зубы. Финальный рывок дается ей особенно трудно. И, добравшись до цели, девушки сгибается пополам, стараясь отдышаться в неудобной позе. Чуть позже, осознав свою ошибку, она выпрямляется. И только в этот момент замечает, что она здесь не одинока. — И вы тоже тренируетесь? — на вершине, стоя в неудобных позах, ее встречают Ратмира и Андерс. Тренируют мышцы статикой. От неожиданности Андерс теряет баланс, его тело косит, он пытается удержать равновесия, взмахивая руками, но по итогу ступает на землю двумя ногами и расслабляется. — Что ты здесь делаешь? — зло и как-то слишком недовольно слетает вопрос с его губ. — Пришла посмотреть на лагерь с высоты птичьего полета, — Исгерд равнодушно пожимает плечами. — Отлично, смотри и не отвлекай, — Андерс вновь возвращается в свою нелепую позу, но в этот раз закидывает другую ногу на бедро, приседая. Через пару минут в себя приходит Ратмир, закончив упражнение он подходит к Исгерд и садится рядом с ней на камень, пытаясь разобрать на что она смотрит. В небе не происходит ровным счетом ничего — даже облаков нет. — Что тебя так привлекло? — А? — Исгерд выныривает из своих мыслей. — Оу, я просто задумалась о… Пекло, я вообще ни о чем не думала, если честно, просто потерялась. Ей становится неловко. В эту секунду кажется, что она смогла до коснуться до пустоты. Будто усталость наконец-то берет свое. — Хочешь присоединиться к нашей тренировке? Исгерд оглядывается на Андерса, все еще стоящего в своей позе. — Нет, мне хватает того, что дает Янссон. — Правда? — Ратмир хмурится. — Воина из меня все равно не выйдет. Выгнать из Караса меня не могут… так что мне и правда хватает. Все это очень изматывает. — Кто тебе внушил эту беспомощность? — Андерс, словно подкравшись, опускается на камни рядом с ребятами. — Что? — Исгерд вздрагивает от резкости его вопроса. — Кто научит тебя быть никакой? — он повторяет еще более колко. Ратмир хочет было заступиться за напарницу, но Исгерд не дает ему это сделать: — Донум спокойное место. Я знаю свои силы. Я расходую их умеренно. Вам повезло, что у вас их больше. — Но ты не в Донуме, — злость пробегает дрожью по телу Андерса. Ему хотелось бы понимать природу этих чувств, однако, едва ли это выходит. Порыв внутри него яркий и дикий. Эта злость не имеет никакого отношения к Исгерд, но проливается именно на нее. — Знаешь, что по-настоящему делает тебя «чужой»? — он продолжает. Его голос становится грубым и неестественным для него. Он напоминает сам себе отца и ничего не может с этим поделать: ее беспомощность заставляет его продолжать. — Ты сама! На Островах нас учили сопротивляться стихии, не идти на поводу. Чувствовать, но делать по своему, натягивая паруса. И я поступаю так же здесь. Норман каждый день своей жизни выкладывается чуть больше, чем может, чтобы не умереть. Свар рисковал жизнью дома, учась приспосабливаться, и делает тоже самое здесь. Ратмир превозмогает, молча стиснув зубы, он похоже вообще не умеет жаловаться. Миррей находит в себе то, чего в ней никогда не было. Преобразует свое прошлое в будущее. Нам не повезло! Мы выбрали это везение. Так что прекрати искать оправдания своей слабости. Монолог выходит длинным и яростным. И когда Андерс заканчивает говорить, он быстро поднимается на ноги, спеша удалиться. Ему становится невыносимо смотреть на Исгерд. Невыносимо дышать рядом с ней. И он сбегает. — Он не это имел ввиду… — Ратмир начинает так аккуратно, как только может. — Не стоит, — Исгерд подтягивает к себе ноги, снова устремляя взгляд вдаль. — Я прекрасно поняла, что он имеет ввиду. Просто я об этом никогда раньше не думала. Волна разочарования подкатывается к горлу, подталкивая заплакать. Исгерд быстро смахивает слезу ладонью, надеясь, что Ратмир не заметит этой слабости. «Кто научил тебя…» В самом деле она не помнит. В голове остались лишь обрывки фраз «Не высовывайся», «Будь как все» и это дурацкое «Не смей ошибаться», а чтобы не ошибаться — лучше всего вообще ничего не делать. И не требовать от себя ничего. Теперь все это становится слишком четким и очевидным. Но кто подарил ей эти мысли? Виски пронзает резкая боль. Исгерд хватается за голову, стараясь изменить ход мыслей. Подумай о чем-то приятно, о чем угодно другом… Если ты не можешь вспомнить, кто внушил тебе это, так если ли смысл следовать за этими словами? Шум водопадов помогает ей отвлечься. Падающая вода где-то вдали приводит в сознание: в Донуме такого не было. Но ты более не часть Донума. — Ты сможешь помочь мне с тренировками? — Что? — Ратмир не сразу понимает смысл ее вопроса. — Он ведь прав. Я похоронила себя раньше времени. Мне бы хотелось быть в десятке лучших в нашем потоке. Просто я не уверена, что мне по силам. Но… ведь если не попробую — не узнаю? — Кто-то должен быть самым слабым из сильных. В этом нет ничего унизительного, — Ратмир изо всех сил старается исправить ситуацию. — Да нет, в пекло эту перспективу. Ты мне поможешь? Я обещаю стараться.***
Андерс находит друзей поздно вечером в столовой. Они сидят за привычным столом и громко смеются. Он опускается на лавку рядом с Ратмиром и старается вникнуть в тему беседы. Кажется, что ребят развеселил очередной опыт Нормана с энергией. Андерсу становится не по себе, он чувствует укол ревности. Воздушная стихия и его тоже, но у него нет экспериментов, которыми можно было бы похвастаться. Ужин заканчивается довольно быстро. И друзья все вместе покидают столовую, чтобы через портал вернуться в лагерь. Несмотря на то, что весь день они были предоставлены сами себе, им хочется быстрее вернуться домой и лечь спать, восстанавливать силы. Андерс ровняет свой шаг под шаг Исгерд. В горле застревают слова. Ты должен извиниться. Она не виновата в том, что ты не можешь себя контролировать. Но когда он все-таки набирает воздух в легкие, чтобы начать, Исгерд поворачивает лицо в его сторону. Улыбка сменяется равнодушным выражением лица. И весь настрой исчезает. То что тебе приходится с ней общаться — данность. Вам пришлось стать частью одной команды. Но ты ведь не выбирал.***
Исгерд долго не может уснуть, ворочаясь. Мышцы ноют. Сильнее ноют синяки и ссадины от падений в моменты, когда силы заканчиваются. Но все это не имеет ровным счетом никакого значения. В голову лезет вихрь мыслей. Она пытается отрефлексировать свое поведение и реакции. И не задеть ту часть воспоминаний, которая вызывает мигрень. Янссон что-то говорил про предел. Исгерд пытается нащупать его внутри себя. Она упирается в него на каждой тренировке. Предел. Она столько раз в него упиралась за эти десять дней. Но сейчас едва ли может его нащупать. Как ты поняла, что не подходишь этому месту? Пыталась ли хоть раз найти причину, почему ты здесь своя, а не чужая? Внутри пробегает неизвестная до сих пор волна энергии. Она отдает холодом в конечности, отзывается дрожью. Но она есть. Исгерд закрывает рот рукой, чтобы не разбудить соседку своей радостью. Ей кажется, что она впервые чувствует себя по-настоящему живой. И это чувство ни с чем другим не перепутать. Карас никогда не ошибается. Но люди склоны к ошибкам, особенно когда судят сами себя.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.