О Жизни и Смерти

Пойти к ней? Гоняемый по кругу в который раз вопрос заставлял глаза держаться широко открытыми и рассматривать потолок, выхваченный голубым светом неоновой вывески на одном из зданий деревни, проникшим в комнату из окна. Сев из положения лежа на футон, я посмотрел на настольные часы — из темноты на меня вперились 2,2,2,3. До отбоя еще есть время. Тянувшаяся через окно прохлада подступающей ночи не помогала унять зудящий жар под кожей. Я упал обратно на футон, испуская из груди мучительный вздох и накрывая лицо ладонями, заставляя себя заснуть. Из темноты сознания начал постепенно проявляться образ Кид, обвившей руками мою шею и выжидающе смотревшей на меня. На ее коже, обдавшей мою холодом, после купания в озере застыли россыпью капли воды. Стоя близко к ней, я ощущал тепло ее дыхания на своем лице. Мой взгляд соскользнул на ее губы с паутиной тонких складочек. Я положил руки ей на бедра, притягивая ближе к себе — ее кожа была мягкой, словно кусок размятой глины. Кид улыбнулась уголками рта — не то от смущения, не то от предвкушения. Я подался вперед, касаясь кончиком носа ее щеки — на этом картина перед глазами начала таять, как ощущение ее губ на моих, которое я так и не успел испытать. Убрав руки с глаз, я снова устремил взгляд в потолок в ожидании, когда сон наконец сморит меня. Или все же пойти к ней? Какой предлог для столь позднего визита я ни пытался придумать, все звучали глупо и неестественно, словно мы оба не понимали, к чему ведет разыгрываемое представление. А если не пойду к ней сейчас, то уже завтра она будет держаться так, словно не чувствовала моего стояка, упиравшегося в нее. — Нет, ну это невозможно уже, — раздраженно сказал я стенам вокруг себя, резко поднимаясь на ноги. Возбуждение опьянило меня настолько, что я открыл дверцу шкафа и потянул за один из выдвижных ящиков; запустив руку под лежащую там стопку одежды, я вслепую пошарил по его дну, пока не нащупал искомое. Сунув в карман небольшую плоскую обертку квадратной формы с выпирающим очертанием кольца, я вышел из комнаты и спустился по лестнице со своего этажа на ее. Когда я стоял перед дверью ее комнаты, мандраж уже полностью обуял и мое тело, и мой разум. Костяшка указательного пальца уже потянулась к двери, хоть я толком не успел продумать предстоящий разговор, и пару раз постучала по деревянной поверхности, разбавляя коридорную тишину в засыпающем общежитии. За отсутствием ответа я прижался ухом к двери. Тихо. Взявшись за ручку, я потянул ее вниз, но дверь не поддалась. Я досадливо цокнул — заперто. Под треск ламп унылого желтого цвета на заплесневелом местами потолке я поднялся обратно к себе. Хорошо, что в такой час все уже сидели по своим комнатам — попадись мне кто на глаза, придушил бы точно. Так и знал, что надо было идти к ней раньше. Подходя к своей двери, я издалека заметил, что она была приоткрыта. Я хмыкнул себе под нос. Дожил — из-за девчонки терять голову настолько, чтобы забыть запереть комнату. Не просто так отец перед миссиями меня к женщинам водил. Ладно уж, разок можно и в бордель перед следующей вылазкой из деревни сходить, если с Кид ничего не получится. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы получилось. Я потянул ручку на себя — темную комнату залил желтый свет из коридора. Но внутрь я не спешил заходить, оставшись стоять в проеме, словно на пол кто-то разлил клей. — Привет. Я моргнул на Кид, сидевшей за письменным столом вполоборота ко мне. Вопросы посыпались на меня оползнем, разом сметая все эмоции, бушевавшие внутри буквально минуту назад. Как она тут оказалась? Что она здесь делает? Неужели… Последний вопрос я захлопнул дверью за собой, погружая комнату в голубоватый полумрак. — Привет, — наконец сказал я, перебивая громкий поток своих мыслей. — У тебя дверь была не заперта. — А у тебя была закрыта. Я мысленно вмазал себе по лицу. Ну какой идиот. Только не спрашивай, что я делал у твоей комнаты. Кид слегка улыбнулась, словно считав мои мысли с выражения моего лица. — Как это мы так разминулись? — риторически спросила она, вставая со стула и поднимая за собой шелестевшие складки юбки. — Наверное, мы по разным лестницам шли. Я через западную, а ты через восточную. — Наверное, — вторила она мне. Я пытался понять, как сократить расстояние в два метра между нами. Хотя все, о чем я мог думать, это рельеф ее коленей и голые голени, прикрыть которые не хватило длины юбки. Обычно Кид скрывала ноги под брюками, на худой конец длинным кроем платья, пряча от других свои тонкие щиколотки с выпирающими косточками и округлыми икрами. А такая юбка, как у нее сейчас, годилась разве что для того, чтобы побыстрее ее снять. Кид не могла этого не понимать. — Тебе не холодно? — спросил я, глядя на ее босые ноги. — У тебя есть предложение, как меня согреть? — спросила она в ответ. Я закусил губу изнутри, сдерживая улыбку. Ей нравилось обезоруживать людей своей прямотой, которая редко могла застигнуть меня врасплох. Редко, но метко, как говорится. Мы оба были похожи в нежелании поступиться своей гордостью. Может поэтому и стояли друг напротив друга, каждый просчитывая свои ходы в игре «Я уколю тебя сильнее». — Ну, — начал я, — могу чай сделать. — Ты точно это хотел сказать? — спросила она, склонив голову вбок и заглядывая мне в глаза. — Нет. Кид засмеялась и преодолела свой метр, оставляя еще один мне. — Ну сделай чай, раз уж предложил. — Кид присела правым боком на футон и перенесла вес на вытянутую руку. Ее юбка задралась еще выше, оголяя белые бедра, но она сделала вид, будто этого не заметила. Едва мой взгляд погладил ее ноги, я ощутил приятное покалывание, собирающееся в районе паха. Оставив обувь у двери, я подошел к письменному столу, где стояла небольшая лампа, и переключил выключатель, добавляя комнате теплых тонов. — Без света было лучше, — сказала Кид, задрав голову назад и смотря на меня в перевернутом виде. — Кто-то захотел чай посреди ночи, — сказал я, подойдя к ней вплотную и склоняясь над ней. — Я? — Кид наигранно удивилась и подняла брови. — Это ты чай предложил, я его не хотела. Стоя нависнув над ней, я подумал, что сейчас был бы неплохой момент для поцелуя. Может Кид подумала о том же, поскольку она выжидательно смотрела на меня своими теплыми голубыми глазами. Опустив руки на ее надплечья, я провел ладонями вниз к ее плечам и наклонился еще ниже к ее лицу. — Так чего же ты хочешь? — спросил я, невесомо касаясь губами ее ушной раковины. Кид поджала губы, в тени которых всегда угадывалась еле заметная улыбка. Она повернула голову в мою сторону, погладив щекой мою щеку, отчего у меня в легких вмиг улетучился весь воздух. — Может, все же без чая обойдемся? — спросила она, заметно понизив тон голоса. Расстояния между нами больше не было. Большим и указательным пальцами левой руки я взял ее за подбородок и притянул к себе. Я хотел дать ей время привыкнуть к новому ощущению, поэтому сначала лишь прижался губами к ее, оставляя все более требовательные поцелуи вокруг ее рта и в уголках, заканчивая на верхней и нижних губах. Наконец отстранившись, я заглянул в затуманенные глаза Кид. — Может и обойдемся, — ответил я, проведя большим пальцем руки по ее нижней губе. Встав в полный рост, я обошел ее со спины и сел на футон слева от нее, перекладывая ее ноги на свои и притягивая за талию. Кид прильнула ко мне грудью и зацепилась рукой за мое плечо, удерживая равновесие. Она не знала, куда деть свой взгляд, переводя его от моих глаз к моим губам, опуская его ниже к моей ладони, которая уже поглаживала ее бедра под юбкой. Этой же рукой я взял ее за руку и накрыл ею свою щеку, заставляя посмотреть на себя. — Что такое? — подтрунивал я над ней, целуя в открытую ладонь. — Где же твоя уверенность? Ее лицо вмиг вспыхнуло, словно поднесенная к зажженной спичке бумага. Она молча высвободила свою руку из моей и положила мне на затылок, притягивая за поцелуем. Я довольно улыбнулся сквозь ее губы. Уступать она не любила никому. Пальцы по-собственнически обхватили ее упругие разгоряченные бедра, прикрытые мешавшейся юбкой. Кид прикусила мою нижнюю губу, немного ее оттянув, а затем неуверенно коснулась кончиком языка моего, постепенно углубляя его. Искры заплясали у меня перед глазами. Не отрывая от нее губ, я с жадностью притянул Кид к себе за талию, желая почувствовать ее каждой клеточкой своего тела. Вдруг она отняла свои губы от моих. Не успел я ничего сказать, как она занесла одну ногу через меня, и мои бедра оказались зажатыми между ее коленями. Даже сквозь ткань шорт я чувствовал очертания ее половых губ на стволе своего члена. — Что такое? — дразняще спросила она, плавно двигая по мне бедрами. — Где же твоя уверенность? — А ты ее не чувствуешь? — ответил я, кладя руки ей на талию и притягивая к себе. Взяв мое лицо в свои теплые ладони, Кид наклонилась ко мне за очередным долгим поцелуем, который мы поочередно подхватывали, едва кто-то из нас переводил дыхание. Отстранившись, я посмотрел на нее. В ее полузакрытых потемневших глазах было что-то дикое, почти что языческое. Она глубоко и размеренно дышала через приоткрытые влажные губы, отчего ее грудь то заметно вздымалась, то опускалась. Уже завтра мы будем вести себя так, будто сегодняшнего вечера не было. Но сейчас она была податливой под моими ладонями, сжимавшими ее горячую грудь под футболкой. Кид оперлась о вытянутые назад руки и запрокинула голову, выпуская из горла сдавленный вздох. — Нравится? — спросил я хриплым голосом, описывая круги большими пальцами вокруг ее ареол. — Очень, — ответила она, поднимая голову и пытаясь сфокусировать на мне взгляд. Я задрал футболку ей до подбородка, обнажив две аккуратные белые груди с розовыми бусинами сосков, и припал лицом к ложбинке между ними. Кид положила руку мне на загривок, посылая своими поглаживаниями электрические импульсы по всему телу. Я крепко обнял ее обеими руками и приложил ухо к ее солнечному сплетению, где брала начало ее жизнь. — У тебя такая кожа приятная, — сказал я, потеревшись о ее грудь лицом. — Нравится? — спросила она, тихо засмеявшись. — Очень, — повторил я за ней. Смех Кид постепенно угас, сменяясь протяженными постанываниями, которые она пыталась заглушить прижатыми к губам костяшками по мере того, как я покрывал поцелуями одну ее грудь, поглаживая рукой другую. Меня не удивляла мягкость ее кожи без единого шрама, по сравнению с которой моя была похожа на распаханную землю. И ее кожа пахла как самая обычная кожа здорового человека, не жасмином или цитрусами, как у куртизанок Ханзо Саламандры. Но было нечто будоражащее сознание в том, чтобы быть причиной дрожи по всему ее телу. Что это мои плечи она сейчас сжимает, а не чьи-либо еще. И ко мне она пришла, потому что хотела видеть меня. Хотела меня. Меня. — Сора… — выдохнула она жалобно над моим ухом. Это не было будничное «Привет, Сора» или вопрошающее «Сора, ты не видел..?» или оживленное «Спасибо, Сора!». Это было «Сора», в котором схлестнулись желание с нерешительностью, сомнение с настойчивостью. Я хотел, чтобы она снова назвала меня по имени. Только из ее уст оно звучало так, как должно было звучать. Я хотел, чтобы все забыли, как меня зовут, и только она одна бы повторяла: Сора, Сора, Сора… Видимо, я правда терял по ней голову. Я уложил ее на футон и сел на колени, оказываясь между ее бедрами. Стянув с себя футболку, оголенной кожей я на миг ощутил перекатывавшееся дуновение ветра с улицы. Кид поднялась на руках, чтобы снять с себя футболку. Склонившись к ней, я притянул ее за обратную сторону шеи и поймал ее губы своими, затягивая в развязный поцелуй. Ее руки трогали мои плечи, грудь, живот, пока одна из ладоней не накрыла очертания моего члена, проступающие сквозь ткань шорт. Я разорвал поцелуй, шумно выдыхая ей в губы. — Помоги мне, — сказала Кид, пытаясь стянуть с меня шорты. Пару минут назад я еще мог снизойти до колкости из разряда «Так не терпится, что готова одежду с меня сорвать?». Но сейчас перед глазами все плыло, а в ушах звенело. Без лишних промедлений, я приспустил шорты вместе с нижним бельем, избавляя полувозбужденный член от давления ткани. Долго же у меня никого не было. Другого объяснения нет той электрической волне, прошедшей от пальцев ног до макушки, едва теплая рука Кид обхватила мою крайнюю плоть. Я прислонился своим лбом к ее и прикрыл глаза, концентрируясь на ощущениях. Ее рука двинулась в сторону уздечки, собирая весь предэякулят, а затем обратно, обнажая головку. Ощущая нарастающее со временем возбуждение в своей руке, Кид почувствовала себя увереннее и ускорила темп. — Блять, — еле слышно выдохнул я, сжимая обеими руками ее плечи. — Что такое? — спросила Кид, не скрывая довольства собой. — А то ты не знаешь, — усмехнулся я, целуя ее вновь и укладывая на спину. Приподняв голову, Кид наблюдала за тем, как я стягивал с себя шорты, оставаясь без одежды. Моя рука мягко скользнула между ее голеней, отодвигая их в сторону. Нависнув над ней всем телом, я нашел ее губы своими и, не разрывая поцелуй, накрыл рукой ее выпирающие ребра с дельтами вен. — Щекотно, — засмеялась она мне в губы. — Весело всё тебе, — ухмыльнулся я, откинув край юбки ей на живот. — Да, — ответила она уже спокойнее, — потому что мне с тобой хорошо. Моя рука погладила ее по клитору через ткань нижнего белья, а затем соскользнула под него. — Это я вижу, — сказал я, водя пальцами между ее намокшими половыми губами. Я наклонился к ее лицу, ловя ртом ее стон. Она не знала, куда деть свои руки, то сжимая ими простыни, то поглаживая меня, либо же трогая себя. Все ее тело находилось в каком-то нервном волнении; понимать, что причиной тому были мои погруженные в нее пальцы, было крайне приятно. — Что такое? — усмехнувшись, передразнил я ее, втягивая кожу на ее шее. — А то ты не знаешь, — ответила она моими же словами. Наши взгляды пересеклись. Подо мной лежала не похожая на себя Кид, с выбившимися прядями волос, опьяненными глазами и полуоткрытым ртом, с которого срывались приглушенные стоны. Моя Кид. Даже если это будет наш первый и последний вечер вместе, она была моей и ничьей больше. Стенки ее влагалища кольцом сжимались вокруг меня, пока я поглаживал ее изнутри, вырывая из нее все больше стонов. Кид запрокинула голову, обнажив поблескивающую от пота кожу шеи, и исступленно двигала бедрами навстречу моей руке. Кровь прилила к моему члену при виде того, как Кид самозабвенно трахает себя моими же пальцами, увязавшими в ее смазке. Уступать ей я не собирался. Сев обратно на колени, я дотянулся до отброшенных в сторону шорт. — Ты взял презерватив, когда шел ко мне в комнату? — спросила Кид риторически, снимая с себя юбку с нижним бельем. — Ну а что, — сказал я, разорвав обертку, — по два раза туда-сюда ходить. — Предусмотрительно, — усмехнулась она. — Подушку под копчик себе положи, — сказал я, проведя пару раз рукой по члену. — Зачем это? — спросила Кид, дотягиваясь до нее. — Так удобнее будет, — ответил я, надевая презерватив. — И откуда такие познания? — ехидно спросила она, укладывая подушку под себя. Проигнорировав вопрос, ответ на который был бы слишком очевидным, я направил член ко входу в ее влагалище. Кид глубоко вдохнула, чувствуя головку, погрузившуюся в ее половые губы. Я положил обе руки ей на талию, притягивая ближе к себе. Кид отвернулась и с шипением втянула воздух сквозь зубы. Ее гимен был узким — совсем не как у профессиональной проститутки. — Больно? — спросил я. — Нормально, — сдавленно ответила она. — Кид повернула голову обратно и перевела на меня сосредоточенный взгляд, плотно сжимая губы. На ее щеках расцветал румянец, переходивший на лоб и шею. — Поцелуй меня, — сказала она. Я облизнул вмиг пересохшие губы. Мягкий тон ее голоса, исполненный абсолютного доверия, тронул аппендикс моей души, которую, я думал, уклад жизни шиноби уже давно вырезал из меня. Я дотянулся до ее приоткрытых губ своими и, оперевшись руками по обе стороны от ее головы, вошел в нее еще глубже. От ее жара сознание плавилось и хотелось поскорее вдавить ее лопатки в простыни. Для этого я готов был сделать все, чего бы она ни попросила. Даже если она не просила ничего, я делал для нее все сам. Почему только для тебя я был таким? Что ты делаешь со мной? Кид обняла меня руками за шею и обхватила ногами за поясницу, притягивая ближе к себе. Ее удивленное выражение лица, примешавшееся к возбуждению, заставило осознание щелкнуть в голове. — У тебя, — начал я в попытке подступиться к вопросу, — ну, до меня… Она непонимающе моргнула на меня, а затем, словно поймав волну моей мысли, насмешливо выдохнула мне в губы: — Может, потом это обсудим? Она легла обратно на лопатки, отпуская мою шею и смотря на меня взглядом, вмиг исполнившимся нетерпения. Уперевшись в стенку ее матки, я сделал толчок бедрами, заставляя грудь Кид двинуться в такт мне. Ее стоны, бравшие свое начало из солнечного сплетения, становились менее сдержанными по мере того, как я входил в кураж. Я мог быть у нее первым. Отголосок этой мысли отражался эхом в закромах моего подсознания даже после того, как все было кончено. В комнате стало заметно свежее. Первым делом захотелось надеть разбросанные по комнате вещи, что мы не сговариваясь сделали. Но даже одевшись, Кид пробирало до мурашек. Весна в Амегакуре наступала поздно, и к ночи это ощущалось еще явственнее. — Окно закрыть? — спросил я, накрыв ее одеялом. — У-у, — отрицательно покачала она головой, прижимаясь ближе ко мне. Устроившись на одном футоне, я нашел ее руку своей и переплел наши пальцы. Вдруг я услышал стоявшую вокруг тишину. Хоть время было не позднее, жители деревни не могли отвыкнуть от недавно снятого комендантского часа, и по привычке все уже сидели по домам. Повернув голову, я посмотрел на Кид. Прикрыв глаза, она лежала уткнувшись носом мне в плечо и дремала, тихо посапывая. В голове не было ни одной мысли, словно меня задело разорванной шрапнелью. Так странно было видеть ее вблизи — такую спокойную и утомленную. Я ухмыльнулся при мысли о причине ее усталости и зарылся носом в ее волосы. Кид пахла предрассветным теплом и еле уловимой сладостью, какая бывает у рано распустившихся цветов. — Я полежу немного и пойду, — сказала она мне в плечо. Я угукнул ей в макушку, хотя я не хотел, чтобы она уходила. Заразившись ее сонливостью, в конечном счете я не заметил, как сам заснул. В следующий раз, когда я проснулся, Кид в комнате уже не было, настольная лампа не горела, а на часах было около четырех утра. До подъема оставалась еще пара часов, но я так и не смог больше уснуть, пытаясь найти в подушке и одеяле остатки ее запаха. На душе было паршивее некуда. И тогда я понял, что больше не смогу относиться к ней как прежде.