Как влияет на людей бюрократия
19 ноября 2021 г. в 00:47
Примечания:
ну кстати я не знаю, буду ли это продолжать, но скорее всего в какой-то момент да. секс-просвет для шахматиста то что называется
После очередного изнурительного дня штампования бумажек, снисходительных комментариев о всех аспектах его личности, Анатолий чувствовал себя, как пожёванный фантик. Не помогала схема британской трубы, которая ничем не походила на родное метро и вид имела откровенно не самый удачный.
Приходить после этого в аккуратно обставленную квартиру, слышать нежное мурлыканье джаза с пластинки и видеть любимую женщину — это было неописуемое счастье. Флоренс, хоть и не могла проследить это счастье полностью, все равно чувствовала облегчение партнёра. Она ставила чайник, убирала космополитен, смотрела на то, как Анатолий аккуратно потягивает этот Эрл Грей, неприлично долго и тщательно, будто хочет казаться перед ней интеллигентнее, чем нужно.
—Ты получил дату встречи?
Она нарушает негласные правила игры в молчанку первая, хочет услышать его низкий голос, его ломаный акцент.
—Нет. Никогда и не получу, я думаю.
Мрачно говорит он, уставившись в стол, будто смотреть на неё ему можно только какое-то ограниченное количество минут в день, будто она обидится.
—Не переживай. Если они тебя задерживают, я сама туда схожу в конце концов. Это уже походит на беспредел.
—А, наверное у вас это не принято, да? Государство некомпетентное?
Васси смеётся от этих гулко произнесённых фрагментов, смотря в глаза этого обычно властно покрывающего всех своей фигурой мужчины. Как забавно, что сидя в ее монохромной кухне, он будто сжат в клубок. Хотя это не ее вина и не его, это вина аппарата бюрократии. И даже глядя на него в таком виде, она забывается в своих мыслях.
—Толи, ты устал? Хочешь прилечь на диван?
Толи. Шахматист не хочет говорить ей, что имя сокращают не так. Это уберёт элемент уникальности, ее безупречный образ рискует смешаться с холодным и бесчувственным морозом прошлого, если он скажет ей, какой правильный диминутив. Это мило, думает он.
Не найдя в себе силы сказать две-три буквы, он просто встаёт и идёт в гостиную, где телевизор молча висит на стене, будто зная, что Анатолию сейчас не до него. Флоренс что-то пытается донести ему, но сквозь несколько стен, сделанных не из гипсокартона, ее еле слышно, и дюже иностранное его «Ась?» здесь ничем не поможет.
Утонув в мыслях, он не может не вспоминать эти гнусные британские ухмылки. 6 часов проведенные под холодным светом офисных ламп наверняка не благоприятны как условия для организма, особенно для организма, который имеет тенденцию сутулиться.
Этот жёсткий диван не внушает ему надежду. Флоренс сказала, что так и должно быть, но он искренне не мог понять, почему при возможности позволить себе мягкий диван, она решила этого не делать. Звучит как что-то далёкое ему, слишком западное для его понимания. Но он хочет это понимать, он старается.
Его попытки забыть обо всём рассеивает уже знакомый звук мягкой поступи в коридоре. Анатолий, естественно, открывает глаза, чтобы посмотреть на свою любимую, но определённо не ожидает такого. Хрупкое тело Флоренс покрыто белым шёлковым халатом, который настолько тонкий, что в некоторых местах просвечивает, и проглядываются ее родинки и веснушки. Элегантный пояс обхватывает её тонкую талию так, что кажется будто его нет, и халат был сшит по её параметрам. Хотя кто знает, возможно так и есть.
—Тебе нравится?
Она все ещё стоит в проходе в гостиную и высматривает реакцию Анатолия с живым задором. Он не знает, как отвечать на это. Он не может представить себе, как должна быть сшита одежда, чтобы не выглядела на ней сногсшибательно. Но сказать ничего было бы варварством.
—Флоренс, ты… Ты сегодня это купила?
—Ага.
Она решительно начинает идти в сторону дивана и садится рядом с ним, положив голову на руку Сергиевского.
—Так что думаешь?
Она выпытает этот вопрос, чего бы это ни стоило, но на такой допрос Анатолий вполне согласен.
—Ты выглядишь… красиво.
Говори он на русском, он мог бы придумать что-то более поэтичное, но языковой барьер иногда даёт о себе знать. Флоренс этого хватает. Она садится в ногах у Анатолия и
гладит его по штанине, будто пытаясь успокоить и сказать, что она рядом.
Позволив себе снова закрыть глаза, русский совершает роковую ошибку, ведь не видит лица своей возлюбленной, когда ей в голову приходит прекрасная идея. Её пухлые губы растягиваются в самую коварную улыбку, а огромные глаза чуть сощуриваются, когда она аккуратно устраивается меж ног шахматиста. Он резко поднимается на локти и смотрит на неё с недоумением.
—Тебе так не будет неудобно?
Он даже не может представить, что его ожидает. Да и где ему узнать было об этом? Светлана такое не практиковала никогда, а книжек он таких не читал. Но Флоренс сейчас перевернёт его мир с ног на голову.
Она расстёгивает ширинку новых, сшитых по заказу модных брюк Анатолия, которые сама ему купила и затем расстёгивает верхнюю пуговицу, на что получает тихое недопонимание.
—Флоренс, я сейчас слишком устал, чтобы…
—Не волнуйся, — она прекрасно понимает, что тот неправильно воспринял её намерения, — Это не потребует твоих усилий.
Аккуратно спустив резинку трусов, она берёт его член в руку. Этот приём он знает, не совсем он всё-таки сексуально запущен. Она плавно двигает своей рукой вверх и вниз, заставляя его откинуть голову назад. Лицо его не меняет выражения, это его постоянное состояние, даже когда ему очень приятно. Флоренс иногда это настораживает, но она научилась с этим мириться. Однако сейчас его равнодушная маска точно сменится.
Васси открывает рот и начинает медленно брать член Анатолия внутрь, сначала не углубляясь. Это уже заставляет глаза шахматиста округлиться и посмотреть на возлюбленную так, будто она сумасшедшая. Но это лишь первоначальная реакция. Когда её полные губы обхватывают его член и продвигаются все глубже и глубже, он не может не всецело поддержать эту неведанную им практику. Кровь приливает к его члену, ласкания секундантки заводят его, и скрывать это уже невозможно. Его член уже твёрдый, что радует Васси, которая будто смогла воскресить любимого мужчину из мёртвых после тяжёлого дня.
Флоренс ускоряет темп, добавляя ко всему прочему одну свою руку и иногда останавливаясь, чтобы пройтись языком по всей длине члена Анатолия или сфокусироваться на его головке. Это провоцирует русского на свою инициативу и он кладёт руку на затылок рыжей головы, зажмуривая глаза от новых ощущений.
Собравшись с духом, Флоренс решается на то, чтобы взять всю длину Анатолия в рот. Это непросто. Поговорка о том, что у тихих мужчин почти всегда большой размер оказалась правдой в случае Сергиевского. Она на секунду откашливается, заставляя мужчину открыть глаза и посмотреть, в порядке ли она. От легко проступивших слёз её огромные глаза сверкают, будто в фильме. Понятно, что ей самой приятно видеть реакцию шахматиста, что она дразнит его и наслаждается тем, что тот о ней заботится.
Глядя на Анатолия, она начинает двигать головой вверх-вниз, её рыжее каре уже теряет всю форму, которую она усердно придавала ему утром. Поймав одну с ней волну, Сергиевский рукой направляет её, при этом не надавливая, понимая, что она лучше его знает, что делает.
От ускоряющихся движений Флоренс, Анатолий чувствует, что вскоре будет близок к финалу, и хочет уже предупредить возлюбленную об этом, чтобы та успела снять голову, но Флоренс останавливает его рукой и ускоряется дальше. Он не понимает, почему она так хочет этого, но возражать не собирается и, почувствовав жар, который проступает по всему телу, он забывается в оргазме, легко толкнув бёдрами по привычке. Этот эксперимент определённо удался, как многие вещи, с которыми познакомила его Флоренс.
Тяжело дыша, он медленно открывает глаза и чувствует, что теплота, минуту назад покрывавшая его член, исчезла. Рядом с ним удобно устраивается Флоренс и смотрит на него с таким умилением, будто он только что в первый раз сказал сложное слово на английском, а не испытал один из лучших оргазмов в своей жизни.
—Тебе понравилось, Толи?
Игриво спрашивает она, даря ему лёгкий поцелуй в губы, который сначала воспринимается как совершенно недвусмысленный, но затем приобретает незнакомое послевкусие.
—Да, но ты… Ты проглотила…?
Девушка смеётся, но вовсе не с издёвкой. Она прекрасно понимает, что многое из этого ново для шахматиста.
—Да. Не бойся, мне это нравится.
Сергиевский краснеет. Конечно, ему тоже это нравится, он совершенно не против, но… Возможно передача остатка собственного семени ему в рот была немного лишней. Во всяком случае, для первого раза.
—Я пойду в ванную, — Анатолий начинает судорожно вытирать рот, — приму душ и пойду спать.
—Хорошо, я буду ждать тебя там!
Флоренс улыбается и, прокружившись на пути в спальню, будто влюблённая до дурости старшеклассница, ложится на их постель квин-сайз. Она почти полностью уверена, что завтра утром, её будет ожидать скомканная и ломаная просьба о повторе вечернего ритуала, дополненная большими паузами, за неумением передать эти вещи на чужом языке. Она уже предвкушает это умилительное зрелище.