два корабля

[он является агентом ФБР, которого отправили в полицию, чтобы помочь с расследованием дела Мастера Оригами] Норман Джейден ищет даже не правду, не правосудие, не заслуженное наказание [для кого-то еще, ведь для себя он уже всё нашел], он ищет немного больше. Высшую справедливость, справедливость неотвратимую, нужную, желанную, необходимую. [использует экспериментальное устройство, названное УРС (Устройство Расширения Сознания), которое позволяет ему исследовать места преступлений и анализировать полученные оттуда данные] Норман Джейден ныряет в вымышленную реальность УРС с азартом и фанатизмом, которых сложно было бы ожидать от кого-то вроде Картера. Человека, который хочет жить в существующей реальности, со всеми ее восторгами и недостатками. Со всей её невозможной болью и невозможной же радостью. Но Норман - не Картер. [у него также есть зависимость от вымышленного наркотика триптокаина] Для Нормана Джейдена весь мир - от перламутрового рассвета до тяжелых, багровых закатов – серый. В нем нет радости. В нем нет ровно ничего, что заставило бы его не надевать черные очки с характерным неоновым цветом. Триптокаин всего лишь при-ла-га-ет-ся к этому безумию настоящего цвета и всех красок жизни. Что может быть унылее, чем раз за разом следовать из мотеля в мотель. Делать вид, что ты распаковываешь чемодан. Обживаешься. Оглаживаешь ненужные тебе вещи – ничего кроме пары пиджаков и брюк, нижнего белья и единственного галстука – бережно, как мог бы выстраивать очередные од-но-ра-зо-вы-е отношения в очередном полицейском участке, где твоя помощь, конечно же, в очередной раз, совершенно не нужна и совсем не к месту. Или вовсе – возвращаться в свою пустую, во всех смыслах, квартиру в Вашингтоне. Чтобы продолжать быть никем и там, и здесь. Грамм триптокаина исправляет это легко, по щелчку пластиковой пробки, плотно вогнатой в пластиковую же емкость с идеально отмерянной дозой. Ровно на один раз. Чтобы мир расцвел цветом и смыслом, чтобы перестали дрожать беспомощные руки, чтобы чернота УРС вспыхнула и обняла сразу и всего – мягко и бархатно, вызывая приятную щекотку под кожей. Чтобы можно было пробыть в единении с вымышленным миром столько, сколько захочется, а не столько, сколько отмеряно нестабильным состоянием слабого тела. Привет, Норман, скучал без меня? Черный говянный кофе и приторный пончик на завтрак. Дрожь под ребрами от нераскрытого дела. Узкий холод перчатки на пальцах. Город за городом, день за днем – чемодан, который Норман распаковывает с такой же обреченностью, с какой протягивает ладонь для рукопожатия очередному-главному-говнюку, местному шерифу, мать его, и слушает, насколько он не нужен здесь и сейчас. Разглядывает серые стены и серый же мир… Один вдох небесно-голубого порошка, который тает на слизистой колючими снежинками - и Норман вспоминает, зачем, почему, для чего он здесь. С каждым разом все хуже. Чем больше раскрытых дел остается за плечами - тем глубже черная лазурь УРС и триптокаина проникает под кожу, пронзает каждую клетку тела. От этого невозможно отказаться. Он ведь не для себя - для других. Для того, чтобы остановить очередного хищника, взращенного несовершенным социумом. Он теряет мотивацию и ощущение реальности происходящего. Ощущение цельности – себя и всей цепочки событий, от самого ее начала до текущего момента. Почему я здесь. Норман забывает каждый раз – как называется тот город в котором он находится и зачем он здесь оказался. Он забывает имена окружающих людей – ведь это совершенно неважно – и не считает нужным держать в памяти ровным счетом ничего. УРС напомнит. УРС вспыхнет нужными именами и деталями, которые ему нужно знать. УРС проведет его по небесно-голубой тонкой и едва видной дорожке до ключевых точек, через неопровержимые улики, через горло, сжимающееся от восторга разгаданной загадки, до имени очередного убийцы. Через самого себя, потому что – и Норман это знает – его самого уже не осталось. Осталось только функционирующее на чистом триптокаиновом вдохе тело, привязанное необходимым дополнением к УРС, ходячей марионеткой, необходимым и неудобным девайсом. Лишним. С затертой историей прошлого и без единого проблеска будущего. Я мыслю – смеется Норман – и я существую, не живу. Бьет стекло в ванной с ненормальным лающим смехом, режется осколками и никак не может ухватить ни один из - непослушными, скользкими пальцами. УРС равнодушно отблескивает черным глянцем c края безупречно-белой раковины. Триптокаин бьет по венам торжествующую победную дробь и рвет кожу. Кем бы ни был Джейдан Норман ранее – его больше нет. Безупречный узел галстука давит под горло. Слова очередного копа пустые, как скорлупа каштана, и так же бессмысленно стучит о раздолбанный бетонный пол участка. То, что ранее было Джейданом Норманом, раскалывается пополам и тянет из кармана черные очки УРС, чтобы скоротать время за бесполезным ожиданием развязки. Перчатка туго обтягивает ладонь. То, что когда-то было Норманом Джейденом, ждет очередной логической точки – выезда на место преступления и приевшейся победы, оседающей белым пеплом на тонких, бескровных и холодных губах.