Игра на сопротивление

      Она сорвалась.       Глупо. Бессмысленно. Неизбежно.       Вот прямо так, на льду, в окружении зрителей, судей, коллег и собственного мужа. Этого вообще не было запланировано, просто эмоции захлестнули с головой, и Таня потеряла контроль. Спроси её сейчас, о чем она думала, и ей нечего будет ответить. В мыслях было пусто до гулкого стука сердца в ушах.       Ситуацию спасло только актёрское умение Ивана с его сумасшедшим профессионализмом. Выдавало Колесникова лишь короткое сопротивление, которое при желании также легко можно было списать на задумку режиссёра. Она успела заметить в глазах партнера тихий испуг, но прижаться к его губам было жизненно необходимо. Татьяна не хотела отступать. Единственное, чего ей не хватало, — это Ваниных рук, крепко прижимающих её к себе. Но сорвись ещё и он, тогда это можно было бы расценить, как официальное признание того, что между ними гораздо больше, чем просто взаимопонимание и добрые партнёрские отношения.       Осознание произошедшего пришло лишь, когда Иван вывел её на поклон. Его немного ошалевший вид от её сумасшедшей выходки мог бы позабавить, если бы не медленно поднимающийся ужас от понимания того, что она только что своими руками разрушила всю тонкую, наладом дышащую систему, которую они выстраивали эти несколько недель.       Очередные глупо-ревностные шутки Алексея про чемодан — как будто дело и вправду было только в нем! — заставляют ещё сильнее прочувствовать фатальность ситуации. Хотя на самом деле Татьяне уже давно хочется прокричать ему в лицо: «Неужели ты не видишь, что это не игра?!» И каждый раз её останавливает здравый смысл, чувство ответственности, банальный страх. Как говорится, выбирайте то, что вам больше нравится.       Поддержка от Ивана во время обсуждения номера придаёт немного сил, но Таня понимает: ей не избежать разбора полётов после завершения съёмок. Но что бы не происходило между ними, он всегда будет защищать её хоть перед всем миром, и эта мысль грела изнутри приятным светом, и Татьяна чувствовала, что не может перестать улыбаться. Как будто внутри неё зажглось маленькое солнце, и она никак не может его потушить. Да ей уже и не хочется.       Не менее глупые вопросы Алины вынуждают Таню продолжить начатый спектакль. Она кокетливо отводит взгляд, вновь упоминает поцелуй, говорит, что во всем виноваты музыка и танец… Ей кажется, что весь мир сейчас может видеть её насквозь. И что самое страшное — ей абсолютно всё равно.       Тане немного не по себе от непоколебимого спокойствия Ивана, когда они спускаются в подтрибунные помещения. Её настигает неприятное чувство дежа-вю. Год назад они также шли по этим коридорам, не говоря друг другу ни слова, даже танец в тот день был по настроению похож на сегодняшний. Ей также казалось, что её несут крылья, она также искрилась и хотела, чтобы вечер не заканчивался. Не заканчивался рядом с ним. Было только одно отличие — в этот раз Иван не пошёл за ней.       Отгородившись от внешнего мира в гримерке, Татьяна опускается перед зеркалом и вглядывается в отражение. По-хорошему, ей бы испугаться того, что она видит. Лихорадочный румянец, горящие глаза, не сходящая с лица улыбка. Таня знает, ей уже давно не двадцать, ей не положено так себя вести, она не должна так чувствовать. Это против всего, во что она верила, это перечеркивает все возможные и невозможные моральные принципы, которые она знает. Она ругает себя каждый день, и все равно продолжает вести эту опасную игру, уже не всегда разделяя, где реальность пересекается с ложью.       С ложью самой себе.       Таня поняла, что все закончится провалом ещё на одной из тренировок номера по мотивам фильма «Девушка на мосту». Они как раз отрабатывали начало и конец номера: учились быстро подниматься на трибуну, подбирали удачные позиции, сверялись с музыкой. Татьяна тогда как раз забралась наверх и пыталась объяснить Илье, с какого ракурса будет лучше снимать, пока Иван, особо не обращавший внимания на их споры, раскатывался на льду.       Она успела только коротко вскрикнуть, а в следующее мгновение её уже крепко держали руки Ивана, не дав встретиться со льдом.       — Совсем уже рехнулась?! — в такие моменты его глаза приобретали оттенок грозового неба, и Таня не знала, чего ей бояться больше: травмы, которой она чудом избежала, или этих панических ноток в его голосе.       — Конек просто соскользнул, — оправдывалась Татьяна, освобождаясь из его жесткой хватки и поправляя на себе одежду.       Уже много позже она поймет, что Ваня специально колесил по льду, пока она стояла там наверху. Такая молчаливая страховка, чтобы в нужный момент оказаться рядом. И её спасение — это не воля случая или удача, а заранее предусмотренная опасность.       Поэтому когда она в финале судорожно сжимала Ванину футболку, прижимаясь к его спине, Тане хотелось, чтобы он все понял. Без слов. Она готова падать, если внизу будет ждать он. Ведь падать к нему — то же самое, что лететь.       Сейчас, сидя в гримерке, уткнувшись в собственные руки, Таня понимает, что наконец-то упала. И, как ни странно, она не чувствует крыльев. Ей кажется, её утягивает на дно осознание собственной беспомощности и слабости. Она никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой.       Татьяна заглядывает в глаза женщине в зеркальном отражении и не узнает себя. Прошлая она никогда бы не позволила себе так потерять голову, так запутаться в хитросплетениях чувств, так верить в несбыточное. Из зеркала на неё смотрит незнакомая женщина, в глазах которой боль смешивается с отчаянной надеждой.       Три коротких стука вырывают Таню из нерадостных размышлений.       — Войдите.       Колесников врывается стремительно, захлопывая за собой дверь, приближается к Тане, рывком за локоть поднимая её со стула, и накрывает её губы своими. Разворачивая её спиной к зеркалу, он вжимает её телом в столешницу и беспорядочно срывает с её губ короткие поцелуи. Зарывается пальцами в золотистые волосы, чуть оттягивая их назад. Ноги предательски отказываются держать, и Таня не без Ваниной помощи забирается на столик, опрокидывая баночки с косметикой, обхватывает его ногами за талию и притягивает к себе ещё ближе. Но ближе уже невозможно. Он у нее под кожей. Он течет у нее по венам. Он ее личный кислород.       Оказывается, чтобы полететь, нужно всего лишь быть рядом.       Поверхность зеркала холодит обнаженную спину, но Тане так жарко, как будто само солнце материализовалось в этой маленькой комнате. Ей хочется только, чтобы их мир, ограниченный сейчас четырьмя стенами, никто никогда не нашёл.       Татьяна берет его лицо в свои руки и прижимается щекой к его щеке.       — Постой, — тяжелое дыхание вырывается из легких. — Остановись… пожалуйста.       Она слышит, как он тяжело дышит в унисон с ней, чувствует, как прикасается губами куда-то к ключице. Его руки с двух сторон от нее, Таня как будто в клетке, но ей хочется, чтобы ключ от нее был навсегда потерян.       — Что же ты со мной делаешь? — Иван поднимает голову, пытаясь прочесть в ее глазах ответ на свой вопрос.       — Что мы делаем друг с другом? — Таня чуть склоняет голову набок и отводит взгляд. Внутри она борется с желанием вновь притянуть его к себе и прервать этот разговор очередным поцелуем, но Иван резко отстраняется и отходит к противоположной стене, восстанавливая дистанцию.       Видя его внутренние терзания, Таня решается на самый страшный вопрос:       — Ты хочешь это прекратить?       Колесников криво улыбается и поводит головой:       — Даже если бы захотел, не смог.       Таня выдыхает. Она даже не заметила, что задержала дыхание.       — Просто я устал… Устал каждый день видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться так, как мне этого хочется. Устал обдумывать каждое слово прежде, чем сказать, чтобы не вызвать лишних подозрений. Устал от ревности твоего мужа, причем, что самое главное, абсолютно небезосновательной. Устал врать жене, при этом понимая, что она давно обо всем догадывается. И я смотрю на тебя и знаю, что у тебя происходит все то же самое. Но я не могу это остановить. Потому что, даже если я уйду из проекта, — на этих словах Таня вздрагивает, — я все равно однажды пошлю все к черту и позвоню, приеду, заберу. Это сводит с ума…       Татьяна неторопливо спускается на пол, но не сокращает разделившее их расстояние, а лишь тяжело опускается на стул, обхватывая деревянную спинку руками.       — Но за все это время ты так и не позвонил…       Колесников как-то зло смеется, и от его ненатурального веселья Таню пробивает мелкая дрожь.       — Я… Тань, я ж не вчера родился. Как ты себе это представляешь? В социальных сетях — твои счастливые семейные фотографии, ты в окружении мужа и детей… Если бы я вторгся в этот мир, я стал бы последним эгоистом.       — Если бы ты вторгся, то сейчас нам бы может не пришлось прятаться за этой дверью…       — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — вселенская усталость в его голосе заставляет Таню сжиматься от каждого тихого слова. — Ты бы не простила.       — Может, это ты не простил бы себя?       — Да, и себя тоже. Потому что я разрушаю не только свою жизнь, но и твою. У меня нет на это никакого морального права. Ты требуешь от меня действия, но никто из нас не готов к последствиям.       — Почему ты решаешь за меня?! — Татьяна срывается почти на крик, но из-за сдерживаемых слез, получается лишь сдавленный всхлип.       — Тогда реши сама.       Он непреклонен в своей правоте. Таня ощущает солёные дорожки слез на щеках, но даже не пытается их скрыть. Она практически ненавидит его сейчас. В ней борется её привычка не прятаться от проблем за выдуманной мишурой и желание никогда не слышать этих слов, что разъедают изнутри жгучей правдивостью.       — Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты плакала. Тем более из-за меня, — Колесников подходит ближе, но когда Таня не отрывает глаз от серой плитки пола, опускается перед ней на колени и заглядывает в глаза. Татьяна ловит себя на мысли, что однажды они уже тоже сидели так, но тогда ей казалось, что она может улететь к самим звездам. Сейчас же ее придавливала к земле вся тяжесть вселенной.       — Я не хочу терять тебя, — Иван стирает невесомым прикосновением влажную дорожку. — Но я никогда не сделаю того, чего не позволяет мне моя совесть. В-первую очередь, потому что не знаю, сделает ли это счастливой тебя.       Таня разворачивается к зеркалу, пряча лицо в ладонях. Повисает тишина, потом его шаги, тихо защелкивается дверь.       Он ушел.       Татьяна понимает, сейчас это самое правильное. Их невыносимо влечет друг к другу, но они не могут иначе. Ей действительно нужно о многом подумать.       Они могут докатать этот проект и также как в прошлом году расстаться на вечность и еще один день, подглядывать друг за другом в сетях, вздыхать о прожитых вместе моментах. И Таня знает, что не умрет, если все случиться именно так.       Но хочет ли она так жить?

***

      На кухне этим поздним вечером тишина ощутимо давит на обитателей дома. Громко закипает чайник.       — Тань, скажи, что это ничего не значит.       Алексей уходит, так и не дождавшись ответа.