Единение

— Эй, братишка, это что, помада? — М? — Тарталья закончил водить по губам тюбиком, закрыл его колпачком и сунул в карман. — Да. У меня в Снежной… есть друзья, они прислали в подарок. Очень помогает от обветривания губ. Здесь становится прохладно, пойдем согреемся в ресторане? Синь Янь, раскрывшая было рот в готовности продолжить дразнилку, передумала и вместо этого улыбнулась. Ей нравился этот Тарталья. Или «Чайльд», как его представила Люмин. Совершенно очевидно, что он исключительно мутный тип — абсолютно точно он не тот, за кого себя выдает. Но, судя по всему, его тайны не угрожают безопасности окружающих: ведь не стала бы иначе брать его под свое попечительство Люмин? Хотя… Синь Янь еще раз бросила на Чайльда взгляд из-под ресниц. Он облизывал губы, пытаясь распределить на них слой растительных масел гигиенической помады. Оценила его телосложение, элегантность костюма и не успела по шкале от одного до десяти определить, насколько ей нравится его цвет волос — Чайльд обернулся, и Синь Янь переключилась на цвет его глаз. Ярчайший голубой, словно бы аквамарин волн Ли Юэ, словно бы лазурь ясного неба в жаркий летний полдень. Может быть, он заслужил протекцию Люмин по личным причинам? Какой же он красавчик, нельзя это не признать. По ее шкале от одного до десяти Тарталья получил все двадцать. И это было очень обидно. Синь Янь терпеть не могла испытывать симпатию к тем, кому не нравилась ее музыка. Рок-н-ролл — ее душа. Синь Янь жила своей музыкой и всегда делала своими друзьями тех, кто ценил ее искусство. Тарталья же ее родственной душой очевидно не был. Она не могла не заметить, как ловко он ушел от обсуждения ее музыки тогда, в палате Омме — он в буквальном смысле ушел. Не во время ее выступления — после этого она бы с ним словом не перемолвилась. Нет, он скрылся за минуту до, словно бы знал, чувствовал, что она собирается играть. Мандолину она всегда носила с собой и, благодаря глазу бога, приспособила и для сражений. Огненный взрыв, ударная музыкальная волна… Однажды на одном из концертов она так увлеклась, что под ней загорелась сцена. Хорошо, что Тарталья этого не застал. Чайльд ни разу не слышал ее музыку, и он был первым, для кого ей не хотелось ее играть. Он был другим — совершенно другим, она отчетливо видела, он не такой, как все, кого она встречала раньше. Вероятно, он даже не из Мондштадта, он совершенно не похож на мондштадца, да и не видела она его там ни разу, когда посещала город. Он отличный воин, его бы точно взяли в Ордо Фавониус: а он никакой не рыцарь. Соврала ей Люмин. Вероятно, по тем же самым личным причинам… Они были знакомы. Она хранила его тайны. Кто они друг для друга? — Идем? — переспросил Тарталья, и Синь Янь, нахмурившись, вспомнила, что он предложил ей пойти в ресторан. Она моргнула и отвела глаза, разрывая затянувшийся зрительный контакт. — Ну идем, — согласилась она и поспешно добавила, — братишка. Это обращение, которое она придумала при первой встрече, единственное спасало ее. Удерживало за тонкой, как корка льда, гранью. Никакой романтики. Никакого флирта с парнем-не-пойми-откуда-и-не-пойми-вообще-кем-по-большему-счету. С парнем, который родом не из Ли Юэ, не из Инадзумы и, вероятно, даже не из Мондштадта… Вслед за Чайльдом поднимаясь по тропе, уводящей прочь от побережья в сторону городских ворот, Синь Янь попыталась предположить, откуда мог быть родом Тарталья. «Сумеру? Он умен, вполне мог бы оказаться каким-нибудь студентом из Академии. Возможно, выпнутым оттуда за своеволие и жажду битвы, не дающую ему усидеть за книгами… Фонтейн? Судя по тому, как он обращается с деньгами, он богат… и у него гидро глаз бога. Он вполне мог бы оказаться каким-нибудь наследничком аристократа. Предпочетшим прозябанию в поместье путешествие по миру…» — Синь Янь подняла руку к лицу и потерла губы. Не то, все не то, близко, но не то. Тарталья снова вытащил из кармана помаду и мазанул ей по губам. «В Снежной так холодно, что гигиенической помадой пользуются и мужчины…» — отстраненно подумала Синь Янь и издала рваный вдох. Святые Архонты, это же лежит на поверхности. — Какую музыку любят в Снежной? Тарталья на миг сбился с шага, и Синь Янь удовлетворено улыбнулась. Давай, красавчик, потанцуй во лжи, расскажи еще про друзей. — Разную, — Чайльд стал говорить тише, и тон его потеплел. — Но для нас музыка — это нечто личное. Что ты можешь разделить с близкими людьми. У нас есть «свои песни», которые выбрали для себя влюбленные пары. Мы поем на семейных праздниках. Поем, приняв алкоголь в близкой компании. Для нас музыка — еще и способ отогнать зло. Дать понять, что ты продолжаешь бороться, что жизненные невзгоды тебя не сломили. Музыка помогает развеять тоску, отогнать печаль. Когда нам весело, мы тоже поем, и концерты бывают, конечно. Но все-таки чаще музыка у нас — это единение, она должна сопровождать тебя в подходящий момент. Тогда, в Омме, момент не показался мне подходящим. Прости, если это тебя задело. Синь Янь, молча слушающая его откровение, рывком приблизилась и схватила Тарталью за руку. Сердце ее часто билось, и она не была уверена в том, что сможет верно высказать все, что чувствует. У нее куда лучше получалось выражать свои чувства с помощью мелодии или же с помощью рифмованных строк. В личном же общении она была грубовата, прямолинейна, порой, даже неуклюжа… — Я понимаю, — выдохнула Синь Янь. — Все в порядке, я не обиделась. — Хорошо, — Тарталья посмотрел на нее и улыбнулся. Синь Янь увидела у края его губы едва заметную трещинку. — Ты можешь сыграть для меня, если захочешь. Но сперва давай, наконец, поедим. Мне с утра не удается это сделать. Синь Янь отстранилась и выпустила его руку, только сейчас понимая, что он не выдернул свою, но и не попытался стиснуть ее ладонь в ответ. — Что ж ты раньше не сказал, что ты голодный, — неуверенно вернулась к прежнему задиристому стилю Синь Янь. — А то «прохладно, давай согреемся»… Разве ты не привык к холоду? Тарталья не ответил, ускорив шаг. Синь Янь вздохнула и заспешила за ним. В ресторане продолжать расспросы о Снежной было неловко, Синь Янь не была уверена, что сейчас «подходящий момент» для этого. Тарталья с аппетитом ел мисо суп, а она с отвращением ковыряла палочками для еды грибную пиццу, гадая, какому умнику пришло в голову добавить в нее дыню. — Ты же совершеннолетняя, да? — неожиданно спросил Тарталья, и Синь Янь вспыхнула возмущением. — А ты сомневался? Похоже, что мне пятнадцать или что? И как бы я, по-твоему, приплыла в Инадзуму, если бы не была совершеннолетней? Меня бы не отпустили в плавание без сопровождения! — Интересно, как же все-таки мой брат добрался до Ли Юэ… — игнорируя ее высказывание, протянул Тарталья. — До сих пор не могу понять, а от него я толком ничего не добился. Обратно-то я договорился, чтобы его отвезли, а вот оттуда… — У тебя есть брат? — Два брата и сестра, — Тарталья снова тепло улыбнулся. — Я собираюсь заказать чего-нибудь выпить. Могу я тебя угостить? Синь Янь растерялась. Несмотря на бравирование собственной «взрослостью», она не была настолько опытной в мире взрослых развлечений, как можно было предположить. За эпатажем, дерзостью и громкими словами скрывалась обычная, только начавшая взрослеть, девчонка, которая, покраснев, не знала, принять ли ей рискованное предложение. Пить алкоголь в компании симпатичного парня — а если она ляпнет что-то не то? А если что-то пойдет не так? С Бэй Доу она время от времени выпивала кружку-другую пива, слушая истории о ее плаваниях, но одно дело — подруга, а другое — этот таинственный, необыкновенный и ужасно красивый… — Есть сливовое саке… — Тарталья рассматривал листок меню «Киминани». — И парочка коктейлей. Я бы взял саке, оно ближе всего к Огненной Воде. — Огненная вода? — выдавила Синь Янь, пользуясь возможностью сменить тему. — Алкогольный напиток, — поведал Тарталья. — Для нас он… тоже важен и используется для выражения сплоченности. Мы пьем его в компании тех, кто нам нравится. С врагами его не пьют. Отчасти он тоже служит для выражения единства душ, как музыка. Мы, случается, и поем, когда пьем Огненную Воду… — Я смотрю, единение у вас в цене… — Хаха, да. «Снежной нужен мир. Желательно весь». Старая шутка. Так я заказываю саке? — Заказывай, — вздохнула Синь Янь. Блеск. Тарталья косвенно признался в том, что она ему нравится, и сейчас они будут вместе пить алкоголь. Вечером, в Инадзуме, после того, как бродили час по побережью, кидая в воду камешки и собирая диковинные ракушки. Не свидание, совсем нет, абсолютно точно нет, не-а. Синь Янь потянулась, вытянув вперед сцепленные в пальцах руки. Стул был исключительно неудобным, долго на таком не высидеть. Но они и не собираются пить долго… Сливовый саке на вкус был… После первого же глотка пицца с дыней показалась уже не такой отвратительной. Синь Янь откусила еще кусок и вдумчиво прожевала. А ничего так, экзотично. — Еще по одной? — Ну только по одной, — согласилась она. Тарталья усмехнулся краями губ, и Синь Янь увидела, как растягивается воспаленная трещинка. Ей захотелось его поцеловать. Тарталья налил ей новую пиалу, и Синь Янь опрокинула ее залпом, пытаясь растворить в себе это желание. — Саке пьют не так! — заволновался Тарталья. — Нужно пить медленными глотками, растягивая удовольствие… Синь Янь придвинула ему свою пиалу. — Учи. * — ООО, жареный крио слайм!!! — Тише, тише, — Тарталья поймал ее под руку и гортанно рассмеялся. Его бархатистый смех раззадорил Синь Янь, и она вдохновенно взвыла: — Пятнадцать пираток на сундук мертвеца! Йо-хо-хо, и бутылка… — Саке, — подсказал Тарталья и, в попытке направить ее в сторону от края лестницы, сам чуть не свалился. — Кажется, мы с тобой слегка перебрали… Не упади. — А я как-то свалилась с лестницы в Ли Юэ, — прижавшись к Тарталье, жарко прошептала ему на ухо Синь Янь. — Слишком быстро бежала и не удержалась на повороте. Но это же ерунда, у меня же есть планер… Тарталья издал смешок, согласно кивнул, а после замер на площадке. Окинул взглядом уходящие далеко вниз ступеньки и лукаво предложил: — Знаешь, а это мысль. Я как-то катал таким образом Тевкра… Обхвати меня руками. Синь Янь обняла его руками за шею, и, расхохотавшись, подпрыгнув, обхватила ногами за талию, верно разгадав предложенную авантюру. Тарталья рассмеялся в ответ, рванулся с места и раскрыл планер. — Это было круто! — оценила Синь Янь. Тарталья, на которого она приземлилась, оставил свое впечатление о полете при себе. Не став снимать с себя Синь Янь, он положил ладони на ее раздвинутые колени и погладил, касаясь оголенной кожи, на одной ноге украшенной черной кружевной подвязкой. — Слушай, Тарталья, а танцевать ты умеешь? — Умею, — кивнул он. — Но сейчас тоже неподходящий момент для этого. Зато… Надувшая губы Синь Янь зыркнула на него из-под челки. — Зато?.. — Зато могу почитать тебе стихи, — предложил Тарталья. Синь Янь застыла. Буйство алкогольного опьянения стало отпускать ее, сменившись волшебным чувством, ради которого и затевается прием любого допинга. Сердце стало биться чаще, тело обуяло приятное тепло. Все вокруг виделось ярко и вместе с тем было расплывчато. Синь Янь осознала, что они с Тартальей, с хохотом слетев с лестницы, приземлились под сень сакуры за городскими стенами. Вдалеке ритмично прокручивалось колесо водяной мельницы. На расстоянии пары сотен метров кучковались деревянные дома пригорода. На темно-синем небе, докуда хватало взгляда, сияли звезды. Синь Янь стиснула лежащие на груди Тартальи пальцы в кулаки. — Свои? — спросила она. — Нет. Одного поэта из Снежной. Нужно обязательно свои? — Лучше свои, — прошептала Синь Янь. — Но сейчас давай какие есть. Тарталья улыбнулся и принялся негромко зачитывать по памяти; его голос окутывал Синь Янь теплыми волнами, она плыла в них, совершенно отдавшись этому морю, куда бы оно не несло ее — на скалы или в пучину, она готова была плыть. «Как был спокоен жизни круг — Мне мнилось, Но небо рухнуло, И вдруг — свершилось. Смещение граней, звуков, слов — Как странно… Необъяснимая любовь — Вне плана. Я ничего уже не ждал, Но это В ладонь упавшая звезда, Всплеск света. Слияние добра и зла Усилит, Как пуля или как стрела — Навылет. Пусть высшей мерой весь мой путь Судит. Пусть так не вовремя, но пусть Будет!» Последнее слово он произнес ей в губы — Синь Янь не отметила, сама она к нему потянулась или он ее к себе привлек. Его ладони крепко сжимали ее предплечья — впервые наличие броских шипов на плечах кофты казалось ей излишним. Синь Янь, бесстыдно прижавшись и упершись в Чайльда грудью, зарывшись пальцами ему в волосы, целовала его, и отвечала на поцелуй, и целовала, целовала, целовала… Пальцы наткнулись на острый край заколки — украшение в виде алой маски, оно, наверное, значит для него нечто важное, раз он всегда носит его. Синь Янь не хотела раскрывать больше никаких тайн: она давила языком треснувшую кожицу губ Чайльда, покусывала и мусолила его язык, кусала его губы и хотела, чтобы ночь не заканчивалась.