Обещай, что будешь жить

Прошла уже неделя с того момента, как она заболела. Врачи молчали, скрывая проблему и не впускали к ней в палату. Весь день я ходил задумчивый, обеспокоенный... И ничего не ел. Я перестал есть пару дней назад не из-за того, что устроил забастовку. Просто не хотел. Эта неделя стала адской для меня. Тучи на небесах совсем невесело водили хоровод и наконец дали волю слезам. Но начали они реветь слишком сильно, поэтому Василисе стало только хуже. Сегодня я снова целый день ходил кругами по больничному коридору перед ее палатой. Там была только она. Я боялся зайти, потому что думал, что Василиса спит, так как в комнате было очень тихо. Ее должны были выписать завтра. Врачи говорили, что она чувствует себя уже лучше, а во мне не пропадало чувство беспокойства. Ничего не помогало, когда родной человек в больнице. Даже музыка. А дело вот в чем: пятого декабря – ровно неделю назад – Василисе стало плохо. Она проснулась посреди ночи, разбудила меня и сказала, что у нее очень сильно болит горло. Я порылся в аптечке, которая лежала недалеко от нашей кровати и нашел микстуру. Девушка аккуратно выпила ее и легла обратно, ссылаясь на слабость. Я померил ей температуру. Она чуть превышала отметку "40". Я забеспокоился и решил не ложиться спать, пока той не станет лучше. Но она также не могла заснуть. Лучше не становилось. Проведя всю ночь без сна, ей стало еще хуже. К утру заболела голова. Я запретил ей вставать с кровати и быстро приготовил ей завтрак. Она откусила кусочек от сухого бутерброда и сделала глоток чая, а после и вовсе провалилась в сон. Вызывать скорую я не решался. Я считал, что девушка всего лишь заболела ангиной. Наконец решив, что надо с кем-то посоветоваться, я позвонил своему лучшему другу – Нику. С ним было легче, и в конце концов мы с ним пришли к выводу, что лучше вызвать врача на дом. Когда Василиса открыла глаза, я спросил, как она себя чувствует. Она несколько помедлила, но потом выдавила, что совершенно ничего не изменилось. Я сразу же позвонил по номеру, который дал мне друг, и доктор приехал через полчаса. Он осмотрел мою девушку, что-то сказал ей, а потом вышел из комнаты, выведя меня за собой и оставив ее одну. – Что-то серьезное? – поинтересовался я. Врач покачал головой и лишь через время дал ответ. – Надо забрать ее в больницу, – легко отозвался тот, а у меня внутри будто бы все перевернулось, настолько сложно эти слова осели у меня где-то внутри. В больницу... Я не поверил своим ушам, но подумав, что так будет лучше для нее, согласился. Больше мне никто. Ничего. Не сказал. И сейчас я надеялся, что меня смогут хоть на секунду подпустить к Василисе. Я яростно желал посмотреть на нее, вдохнуть запах шелковистых рыжих волос. Я боялся, что могу ее потерять. – Можно мне войти? – упавшим голосом спросил я медсестру, что вышла из ее палаты. Да, раньше мой голос был не таким безнадежным. Я слишком изменился за эту неделю. – Нет, – равнодушно отрезала она, будто не понимая, что я уже неделю торчу в этой чертовой больнице и жду выздоровления любимой! Я тихо осел на диван, зная, что большего мне не скажут. Смотря на белую дверь ее комнаты, я будто видел все, что там происходит, но не мог ничего поделать. Просто не знал. Телефон я выключил в тот же день, когда ее увезли. Я считал, что глупо будет волновать ни в чем не причастных к моей проблеме людей. Или причастных? Еще один доктор вышел из палаты Василисы и грустными глазами посмотрел на меня. В сердце больно кольнуло в предчувствии чего-то очень плохого, но мужчина, ничего не сказав, продолжил свой путь. Я опомнился и, догнав его, спросил мучивший меня всю эту неделю вопрос: – Что с ней? – Можешь зайти, – я сломя голову бросился к двери и почти выломал ее. Откуда только силы появились? В палате было тихо. Какая-то медсестра спокойно сидела на стуле рядом с кроватью и гладила рыжеволосую девушку. Я остановился, заметив на себе ее взгляд. Шаг. Еще шаг. Я смог рассмотреть глаза Василисы. Они были закрыты. Чувства наполнила меня сверху до низу и захотелось просто упасть и уснуть, подумав, что это всего лишь сон. Но я выдержал. Я подошел к ней еще ближе и сел на край кровати. Легонько коснулся холодной от страха рукой ее теплой щеки. Теплой... Она жива! Василиса через силу открыла глаза и, увидев меня, улыбнулась. Я повторил ее действия, а медсестра, оставив нас одних и сказав мне что-то наподобие: "Только не волнуй ее", удалилась. – Фэш... – хриплым шепотом проговорила девушка, не скрывая слабой улыбки. Наверное, эта улыбка на ее лице была впервые с того момента, как она заболела. Да и на моем тоже. – Василиса, – я попытался сказать это уверенно, но получилось как-то хрипло. Ее улыбка стала шире, а я, нагнувшись, аккуратно поцеловал ее в лоб. Я почувствовал, как она вдохнула мой запах и облегченно опустилась обратно на кровать. Я отстранился и с некой ноткой задумчивости и грусти посмотрел на девушку. Она прикрыла глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем она вновь их открыла. Василиса глубоко вздохнула, потом еще раз. Глаза почему-то наполнились слезами. Я не сразу сообразил, что мне надо делать. – Ты что, плачешь? – я округлил глаза и приблизился к ее лицу, заглянув в ее глаза. Она глупо опустила их и покачала головой, затем снова закрыла свои очи, вздохнула тяжело и не до конца открыла их. Взгляд был такой слабый, бесчувственный... – Задыхаюсь, – через силу невнятно прошептала она и вновь закрыла глаза. Я опомнился, молнией вылетел из палаты и оглянулся. Пусто. Я что есть мочи понесся искать какого-либо доктора, при этом часто крича что-то наподобие: "Кто-нибудь, помогите!". В сердце почему-то... Да что там сердце! Оно разбились напрочь от ее слов. Перестало стучать, и казалось, что я тоже вот-вот умру, так как начал задыхаться. Наконец заметив какую-то медсестру, я повел ее в палату Василисы. Но девушка уже не дышала.

Не успел.