———
Восемь. Девять. Десять. Обратный отсчёт. У Лизы первая серебристая прядь в прекрасной причёске. У Грегори наметившаяся седина. А время уходит. У Уилсона уже седеют волосы. У Чейза и Формана первые морщины. Кадди уже ни от кого ничего не ждёт. Они везде опоздали. Хаус с усталой усмешкой выбрасывает в мусорное ведро визитку очередной красотки с многообещающим «жду звонка». Он не хочет, чтобы его кто-то ждал. Просто потому что этот «кто-то» — не она. Ложь самому себе длиною в десять лет. Он сам загнал себя в тупик, решив однажды, что они не нужны друг другу. Весна расцветает. Май выдыхается.———
— Всё бегаешь. А ведь не мальчик уже. Лиза с тихой усмешкой бинтует ему порезанную осколками грудь в прохладном полумраке морга. Улыбается снисходительно и устало. От двусмысленности внутри всё скручивает морскими узлами. Ему сорок семь. Дальше бежать от самого себя попросту некуда. Разве что… Но если очередное самоубийство пойдёт не по плану, то до гробовой доски и плача друзей ещё далеко. Он молча целует её узкую сухую ладонь с резко проступившими венами. Он не знает, сколько им суждено. Наверное, целая жизнь друг без друга.———
Между ними слишком громкая тишина. И даже Уилсон всё понимает. Пожалуй, раньше, чем они сами. — Не повторяй моих ошибок, Грегори. Не заставляй девушек ждать. Это так дико звучит от него. И полностью справедливо. Им нечего больше ждать. Время утекает катастрофически быстро. Сколько им остаётся с их безумной работой? Сколько ему — с его решимостью и болью? Всего ничего.———
Тишина становится оглушительной. Молчание разъедает. Они растворяются. Он ничего не спрашивает и ни о чём не просит. Ставит перед фактом. Они так глупо упустили столько лет. Он хочет успеть. Хотя бы немного почувствовать себя безоговорочно принадлежащим ей. Хотя это и так было неоспоримо — несмотря на долгие годы без, несмотря на кратковременные романчики, несмотря на то, что они априори несовместимые. Им потребовалось десять лет, чтобы осмелиться с этим поспорить. Они именно те. И это уже аксиома.