Сплошное разочарование

Если сесть на автобус номер четыре, можно доехать до остановки «Парк». От неё нужно идти или через сам парк — по выложенной квадратными плитками дорожке, или вокруг него — по асфальтовой дороге, мимо дома с крышей, будто собранной из двух половинок, мимо детской площадки и закрытого на вечный ремонт маленького магазинчика без вывески. И тогда, если не заблудиться (а заблудиться тут очень сложно), можно выйти к больнице. Пятиэтажное здание больницы наводит тоску одним своим видом: стены грязно-белые и ободранные, окна закрыты решётками с пятнами ржавчины, перила давно не красили, а две нижние ступеньки пересекает огромная трещина. Рита вжимает голову в плечи, но всё-таки поднимается на крыльцо. Она моргает, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноватому помещению, а затем нерешительно шагает вперёд. — Вы к кому? — равнодушно спрашивают за окошком. — К Степановой, двести девятая палата. Из-за двери палаты слышны весёлые голоса, и Рита теряет остатки уверенности. Она не хочет мешать разговору, не хочет портить маме настроение своим появлением. Наверняка ведь кто-то поймёт, что с ней что-то не так, а если чудом никто не заметит — мама всё равно расскажет, даже если до этого хвасталась её успехами в детстве, когда воспитание могло исправить хоть немного. И соседки, хорошие женщины (потому что не будет мама так общаться с плохими), начнут вздыхать и жалеть маму, а Рита уставится в стену, натянув длинные рукава до кончиков пальцев и сгорая от стыда и неловкости. Рита делает несколько шагов в сторону, прямо к другой палате, и оттуда мгновенно выглядывает старушка. — Ты к кому это? — Я, — Рита неловко врёт, не глядя ей в глаза, — к папе хотела. — Тут женская палата! — старушка готова захлопнуть дверь, но Рита успевает протянуть ей пакет с конфетами. — Возьмите. Папу уже выписали. Не слыша удивлённых благодарностей, Рита убегает, ни капли не жалея о своём поступке. В любом случае маме не понравились бы эти конфеты: или фирма не та, или куплены не в том магазине, или просто недостаточно свежие. Нормальные конфеты Рита выбирать не умеет. Сплошное разочарование, а не дочь. Автобуса долго нет, и Рита успевает разглядеть крышу дома напротив. Эта крыша как будто состоит из двух половинок: одна блестит под ярким осенним солнцем, другая грязно-серая и мрачная. Рите кажется, что и сама она такая же — из двух половинок, и ни одна из них с другой совсем не сочетается. По пути домой она неожиданно придумывает новую куклу. На следующий день Рита снова приезжает сюда. Бредёт по дорожке, перешагивая через плитку, греет ладонями замёрзшие уши. Болят исколотые иглой пальцы, голова кружится после бессонной ночи, но радость от новой куклы кажется важнее этих неудобств. На крыльце больницы Рита замирает, увидев своё отражение в стеклянной двери. Синяки под глазами, торчащие ещё сильнее обычного волосы — выглядит жутко... и точно расстроит маму. «Нашла бы уже нормальную работу, а не сидела ночами со своими куклами», — так она скажет, и будет абсолютно права. Рите нравится жить так, как живётся, она не хочет искать «нормальную работу», но понимает, что это неправильно. Будь она нормальной, давно бы нашла работу и ходила на неё каждый день, вставала рано утром, а не после обеда, и не сидела бы ночами, когда захватывает вдохновение, не продавала бы свои игрушки («твои бесполезные поделки») и не жила бы на эти деньги. Но она не может, потому что она — вечный мамин позор, сплошное ра-зо-ча-ро-ва-ни-е. Так и не прикоснувшись к ручке двери, Рита быстро сбегает по ступенькам вниз, пинает попавшую под ноги ветку, отпрыгивает от выезжающей из ворот машины и идёт к остановке. Перед глазами всё расплывается, поэтому на крышу она в этот раз не смотрит. На следующий день Рита выходит с почты, отправив очередной заказ, и хочет пойти домой, но вместо этого покупает в магазине пирог — именно такой, как любит мама, — и садится на автобус номер четыре. Любимое место над колесом, как всегда, свободно, и Рита всю дорогу смотрит в окно. Погода отвратительная, небо тёмное, вот-вот начнётся дождь, но ей хорошо и спокойно. Её переполняет уверенность, пока она выходит из автобуса, пока идёт по дорожке в парке, не замечая плиточек, не перепрыгивая через небольшие лужи, а обходя их, и она остаётся целой, без всяких половинок, до самой больницы. Но стоит шагнуть за ворота, и что-то неуловимо меняется. Тяжёлое небо опускается совсем низко, крыша больницы почти тонет в нём, а Рита тонет в своих страхах. Она в ужасе смотрит на ногти — и не понимает, как дома ей мог понравиться этот ужасный цвет, как она могла в магазине выбрать именно такой оттенок лака — отвратительный, мерзкий, словно она сама, ужасная от макушки с синими прядками до кончиков пальцев в полосатых носках. Пакет с пирогом обжигает руку, и с ним тоже что-то явно не так: он или горелый, или слишком сырой, или в нём мало начинки, или он просто отвратительный, невкусный, противный. Сплошное разочарование. Ступеньки кажутся непреодолимой преградой, и Рита разворачивается к остановке. В парке она крошит пирог голубям, тут же слетевшимся огромным облаком, и даже упавшие с неба капли не пугают их. Рита сминает пакет в карман, откидывает со лба намокшие волосы и медленно идёт к остановке. Когда автобус наконец приходит, она успевает промокнуть насквозь. Дома Рита долго пьёт воду, она кажется сухой, царапает горло, а потом ложится спать. Её сны наполнены странными картинами, запутанными, непонятными и жуткими. В какой-то момент неясные образы растворяются, и Рите снова тринадцать, а мама первый раз в больнице. Она смотрит на маму, ей страшно и хочется плакать, а мама ругается («Как ребёнок, честное слово!»). Тогда Рита изо всех сил пыталась быть правильной, приходила навещать маму, но даже это не могла сделать нормально, не позоря её. Утром Рита чувствует себя хорошо; но, хотя она в своей квартире, в голове звучит мамин голос, а значит, температура ещё не ушла. Рита послушно — правильно — болеет: пьёт чай с лимоном, лежит под одеялом, съедает ложку мёда из найденной в холодильнике банки и долго морщится (она ненавидит мёд). Когда мамин голос в голове замолкает, Рита наконец-то чувствует себя окончательно выздоровевшей. В больницу она больше не ездит. Когда маму выпишут, Рита приедет к ней и сядет пить чай в квартире, где прошло её детство. Мама скажет: «Бросила меня в больнице. Даже ни разу не навестила. Сплошное разочарование, а не дочь!» И будет абсолютно права.