Ночь в лесу

Когда двигатель пикапа умер посреди леса, помощь была уже в пути. Вокруг царила русская зима, со снегом, морозами и ёлками; дорога существовала постольку, поскольку её накатал трактор, а до ближайшего островка цивилизации было километров тридцать. У нас была мёртвая машина, коневоз с животным внутри, рация, спутниковый телефон и уверенность, что в текущем виде мы сможем продержаться несколько часов. Потом коневоз придётся разгрузить, или пассажир замёрзнет. Но нам несказанно повезло с трафиком. Обычно по этой дороге проезжало в среднем полторы машины в неделю, а нам выпало сразу две. Охотник-рыболов на пикапе вроде нашего, только немного чище, готов был спасти нас из лесного плена. Увы, ему не по силам было утащить по снежной дороге весь наш автопоезд. Что-нибудь одно: или пикап, или коневоз. — Тогда коневоз, — сказали мы хором и обменялись взглядами, полными молчаливого понимания. Машина могла ждать, животное не могло. Простая и понятная дилемма. — Только поедешь ты, — добавила я, обращаясь к Аньке. — Я останусь и дождусь эвакуатора. Она кивнула, хлопнула меня по плечу, и мы помчались перецеплять коневоз — кто хоть раз делал это под нагрузкой и на морозе, тот поймёт, почему на некоторое время разговоры прекратились. Анькины навыки ветеринара нужнее были в пути, поэтому ехать следовало ей. Да, вдвоём стало бы легче, но у меня вообще не было уверенности, что в нагруженную машину поместятся два пассажира. Лезть в коневоз не хотелось. Пикап был нашим старым боевым товарищем, а ещё он был моей машиной, как ни крути, так что я считала своим долгом не бросать его в лесу. Напомню, в тот момент мы были уверены, что до прихода помощи осталась пара часов. Мы договорились о времени выхода на связь, чтобы не тратить заряд батарей, и простились — как мы думали, ненадолго. Я проводила коневоз взглядом, надеясь, что водителю хватит навыков не положить прицеп в повороте, и отправилась устраиваться. Было холодно, но не настолько, чтобы замёрзнуть. Снегопад прекратился ещё вчера. В пикапе лежал аварийный запас консервов, походный котелок, топор, спички и два тёплых спальника — в лесу бывает всякое, особенно в нашем деле. В общем, по всему выходило, что предоставленные мне условия ближе к глэмпингу, чем к суровой драме о выживании в тайге. Плановый сеанс связи через три часа дал мне знать, что Анька благополучно добралась до цивилизации и ищет машину, на которой потащит коневоз дальше. Эвакуатор обещал выехать вот-вот, но какие-то невероятные обстоятельства ему мешали. — Надеюсь, ты сказала, что оставила меня в лесу умирать от холода с четырьмя малолетними детьми на руках? — мрачно поинтересовалась я. — Не-а, — отозвалась Анька. — Сказала, что у тебя есть еда, горючее и мозги. — Ну, прекрасно. Теперь они приедут через неделю. Анька рассмеялась, и на этом мы попрощались. Тогда я ещё не знала, насколько очередное случайное пророчество окажется верным. Я просто взяла топор и пошла искать что-нибудь, из чего можно развести нормальный костёр. С наступлением темноты стало холоднее, но меня это не слишком беспокоило. Костёр горел немного в стороне от машины, освещая небольшую полянку вокруг себя. Решив воспринимать вынужденную задержку как внеплановый отдых на природе, а не как истязание плоти, я поставила банку гречки с тушёнкой греться на угли. Я уже успела пожалеть, что мы не взяли с собой Кая — с ним ночёвка в холодной машине была бы куда приятнее. Пикап остыл на морозе и был не теплее цинкового гроба. Я даже рассматривала вариант ночёвки на лапнике у костра вместо машины, но решила использовать его только в крайнем случае. Словом, всё было спокойно, если не сказать — безмятежно. Но пару факелов, отчаянно воняющих соляркой, я всё-таки воткнула в сугроб неподалёку, как раз так, чтобы можно было быстро сунуть в костёр. Тени явились ближе к полуночи. Выступили из лесной тьмы, такие же холодные и жуткие, каким всё кажется в лесу среди ночи. Они двигались, не оставляя следов и не издавая ни единого звука, словно скользили над снегом, не касаясь его. Ледяной ужас расползался от них цепкими щупальцами, как пронизывающий ветер, который забирается под одежду и мгновенно вымораживает тебя до костей. Я сидела на лапнике и догрызала протеиновый батончик. Горячий чай в кружке обжигал язык и грел ладони даже сквозь перчатки. — Я вас не трогаю, и вы меня тоже, — сказала я теням. — Здесь меньше ста шагов от дороги, я считала. Снег заскрипел под тяжёлыми шагами, словно стоял двадцатиградусный мороз, хотя я точно знала, что было теплее. Высокий человек в овчинном тулупе подошёл к костру и сел рядом со мной. — Не боишься замёрзнуть? — спросил он меня так, словно продолжал прерванную беседу. Я покосилась на то, как ложатся тени в свете костра, избегая смотреть ночному гостю в лицо. Несмотря на мороз, у его головы не было видно облачков пара от дыхания. Кроме того, я не видела на снегу его тени. — У меня горное снаряжение, костёр и машина. Нет, не боюсь. — А волков? Я машинально подняла глаза к небу. Звёзд не было видно за облачной дымкой, а вот луна, уже яркая, но ещё не округлившаяся до конца, проглядывала светлым пятном. — Не в эту ночь. Послышался смешок, похожий на шорох осыпающегося с ветвей снега. Тени, крадущиеся по краям поляны, куда не доставал свет от костра, задвигались быстрее. — А потом? — Потом меня здесь уже не будет, — я пожала плечами. — Я к вам ненадолго. Пора было заканчивать. Я разломила остаток протеинового батончика пополам и бросила в костёр. — Вот ваша доля, спасибо за костёр и всё прочее. Приятно было встретиться, так сказать, лицом к лицу. Пламя взвыло и рванулось к небу, словно я плеснула в него солярки. Лицо обожгло ледяным ветром, и тени исчезли. Исчез и человек в овчинном тулупе, мгновение назад сидевший рядом. Было что-то забавное в том, что моё внимание на фазу луны обратили духи зимнего леса. Оставаться здесь в полнолуние было очень сомнительным удовольствием, так что приятный отдых на природе явно следовало ограничить во времени. Мысленно сделав себе эту пометку, я допила чай и отправилась спать. В машине было холодно, но не настолько, чтобы этот холод стал проблемой. Я запихнула один спальник в другой и спокойно проспала в получившемся бутерброде до утра, проснувшись всего два раза, чтобы приоткрыть окно и впустить в салон немного морозного воздуха. В моей жизни определённо встречались и худшие условия для ночёвки, так что при первом намёке на рассвет я поздравила себя и пикап с тем, что эту ночь мы пережили практически без приключений. Телефон и запасные аккумуляторы я распихивала по внутренним карманам одежды, а ночь они провели со мной в спальнике. Это была не самая приятная замена плюшевому медведю, но на холоде батареи имеют свойство быстро терять заряд. Рисковать не хотелось. Утренний сеанс связи принёс только одну хорошую новость — Анька с коневозом добралась до места назначения. Эвакуатор должен был уехать за мной вчера вечером, и координаты у него были верные. Я на всякий случай ещё раз оглянулась по сторонам, но чуда закономерно не случилось. Эвакуаторщик ответил после третьего звонка, порядочно истощив моё терпение. Он утверждал, что уже готов, и даже почти выехал, но тут оказалось, что в машине сгнил какой-то патрубок, и теперь отчаянно течёт масло. Вероятно, это была какая-то совершенно уникальная машина с не менее уникальными патрубками, которых нельзя было за ночь найти в такой глуши. Но из соседнего поселения уже выехала помощь и, если у помощи окажутся патрубки нужного диаметра, эвакуатор за мной обязательно приедет. — А другого эвакуатора в соседнем поселении нет? — мрачно поинтересовалась я, когда моё предложение замотать течь презервативом и ехать прямо сейчас было с гневом отвергнуто. Оказалось, что нет. Более того, в соседнем поселении, как и в этом, нет ничего, кроме «нив» и «буханок», а также других шедевров отечественного автопрома, для которых буксировка мёртвого пикапа по лесным дорогам сопряжена с известным риском. За мной, пожалуй, рано или поздно мог бы приехать трактор, но этому трактору понадобилось бы тащить с собой цистерну солярки. Оставалось только ждать. Я сказала, что еды, заряда батарей и терпения мне хватит как раз до полнолуния, а после уже можно не напрягаться. Подробности насчёт того, что кто-то другой на моём месте мог бы расстаться с этим миром ещё ночью, я предпочла опустить. Местные и так достаточно боялись леса — уж точно сильнее, чем перспективы буксировать порождением Автоваза огромный пикап. Делать было нечего, так что я занялась приготовлением завтрака. Они появились после полудня, когда солнце, не то чтобы высоко забравшееся по небосклону, уже вежливо откланивалось и собиралось уползти обратно. Я услышала их приближение раньше, чем разглядела силуэты среди деревьев. Звук был вроде того, с которым единороги в гон прутся сквозь бурелом. В обычное время они двигаются более изящно и почти бесшумно — а вот мои гости издавали слишком много звуков в любое время года. Шаги. Шорох снега под копытами. Голоса. Бряцание оружия. Всё это было так хорошо знакомо, что я невольно улыбнулась. Их было трое — кобыла и пара жеребцов, оба мельче и явно моложе неё. Возможно, родственники, по крайней мере, все они были серыми, в крупных и хорошо заметных яблоках, только кобыла немного светлее. Я задумалась, в каком возрасте обычно белеют серые кентавры, и поняла, что не знаю ответа. Они окружили пикап, подняв арбалеты, настолько тяжелые, что их рациональнее было бы использовать в качестве дубины, а не дальнобойного оружия. Один из жеребцов крикнул мне сдаваться на своём странном языке, чем-то похожем на горловое пение. Я откашлялась. Назвать мои вокальные способности сносными было бы комплиментом, граничащим с лестью. Даже до ночёвки в зимнем лесу. — А ваша старшая знает, что вы грабите людей на дороге? — спросила я на том же языке, тщательно выводя чужие, неудобные для человеческого горла звуки. Повисла пауза. Потом кобыла повернулась к говорившему и бросила в его сторону короткую фразу — я не разобрала слов, если они там вообще содержались, но смысл был довольно очевиден. — Как твоё имя? — спросила она меня уже на совершенно нормальном русском языке, которым, как выяснилось впоследствии, все трое владели прекрасно. — Вы знаете меня как Кассандру, — ответила я, не испытывая ни малейшей уверенности в том, что они обо мне вообще слышали — и не показывая ни тени сомнения при этом. К счастью для всех нас, они меня действительно знали. Мы расположились у костра, для которого кентавры любезно подтащили ещё несколько сухих деревьев, поставили закипать воду для чая. А потом предались самому приятному занятию, которому испокон веков отдаются при встрече представители разных народов и культур. Я, разумеется, имею в виду обмен. Кентаврам я отдала некоторую — меньшую, — часть запасов солярки, которая пикапу теперь всё равно была без надобности. Вместе с соляркой кузов покинули полтора блока приличных сигарет и бутылка водки, которые там хранились как раз на случай неожиданного бартера. Я пыталась всучить им заодно часть лекарств из аптечки, если не антибиотиков, у которых было мало шансов выжить на морозе, то хотя бы старых добрых НПВС, но потерпела неудачу. Все препараты были инъекционными, а мои новые знакомые разделяли суеверный страх большинства кентавров перед иголками. За это добро кентавры оставили мне самый мелкий из своих арбалетов — совершенно неподъёмную конструкцию, взвести которую без помощи такой-то матери было почти невозможно. Я, впрочем, всё равно не планировала его использовать по назначению. Вместе с арбалетом кентавры предлагали принести ещё какой-нибудь дичи. Пришлось вежливо отказываться, объяснив, что я не планирую оставаться здесь долго. — Лучше бы тебе уходить сейчас, — задумчиво сказала мне кобыла, глядя в костёр. Она представилась Таней. Возможно, это даже было её настоящее имя. — Я не хочу оставлять машину, — объяснила я уже в третий раз с начала разговора, тактично не упоминая при этом, что бы уже от вышеозначенной машины осталось, не будь меня рядом. Кентавры не особенно церемонились с такими трофеями. — Лучше уходи, — настойчиво повторила Таня. Серый хвост раздражённо хлестнул по ногам. — Ты не понимаешь… Здесь оставаться нельзя. Мы тоже уйдём. — Вам об этом говорить проще, — с улыбкой напомнила я. Таня вдруг посмотрела на меня очень серьёзно. — Можем подкинуть тебя до посёлка, — заявила она. — Бери всё, что нужно, и вперёд. Мне понадобилось всё самообладание, чтобы удержать на месте отвисающую челюсть. Предложение звучало настолько фантастически, что даже не казалось шуткой. Примерно как если бы Папа Римский отвёл вас в сторонку и доверительно предложил сделать парочку селфи в его тиаре. Какие бы легенды ни ходили здесь обо мне, они явно были весьма впечатляющи. — Прости, — сказала я честно. — Это очень лестное предложение, правда. Но я не могу. Кобыла нахмурилась, но промолчала. Потом вытащила из своего колчана ещё несколько болтов и протянула мне. — Держи. Вдруг поможет, — пояснила она, но в её голосе не звучало особой уверенности. — Ты поможешь больше, если расскажешь, почему здесь опасно оставаться, — предложила я. Последовало долгое молчание. Я терпеливо ждала, прислушиваясь к треску смолистых брёвен в костре. — Ледяной ужас, — произнесла наконец Таня. Она говорила очень тихо, так что это знание, видимо, не предназначалось для посторонних ушей вроде моих. — И что это такое? Кобыла пожала плечами. — Никто не знает, — с обезоруживающей честностью призналась она. — Никто не вернулся живым. Я предпочла бы более детальную информацию, но это было уже хоть что-то, так что кентавров стоило поблагодарить. Они сделали всё, что могли. Они совершенно искренне пытались меня спасти, вот только я упорно не желала быть спасённой. Простившись с кентаврами, я плюнула на все сроки сеансов связи, включила телефон и позвонила Аньке. — Ледяной ужас? — повторила та, и перед моим внутренним взором невольно возникло её лицо с характерно приподнятой бровью. — Белые Ходоки, что ли? — Спасибо, помогла, — вздохнула я. Анька хмыкнула. — У меня сходу есть кроме этой всего одна идея, — заявила она уже более серьёзным тоном, поняв, что я не оценила искромётного юмора. — Но Белые Ходоки кажутся вероятнее. — Говори уже. — Ща, погоди, из-под козла этого вылезу. В трубке послышались шорохи, возня и сопение, а потом сдержанная Анькина ругань, с которой она, видимо, убеждала единорога поставить ногу обратно. То, что мой звонок застал её в характерной позе с копытом между ног, дурацкие шутки, конечно, объясняло. Хотя и не оправдывало. — Найтмар, — вдруг произнесла Анька, выбравшись, должно быть, из-под единорожьей туши. — Бей меня любыми тапками, но «ледяной ужас» — это прямо исчерпывающее его описание. Я бы сказала, что она несколько погрешила против истины. На мой вкус, исчерпывающим описанием найтмара средней паскудности можно считать примерно две трети Большого Петровского загиба. Может быть, половину, если не подходить слишком близко. — Они здесь не водятся, — сказала я с уверенностью. — Без вариантов, Ань. Будь здесь найтмар, мы бы знали. — Откуда? — фыркнула та. — Никто ж не выжил. Замечание казалось справедливым, но у меня был в запасе контраргумент. — Мы только что вывезли отсюда очередного единорога, — напомнила я. — А они друг от друга отталкиваются, как одинаковые полюса магнитов. Что-нибудь одно, либо единороги, либо вот это самое. Пару секунд Анька молчала. — Даже если так, — сказала она наконец. — Если есть хоть небольшой шанс, что там найтмар, тебе надо валить. Любым способом. Машине эта тварь ничего не сделает. — Эта не сделает, а кентавры могут, — возразила я. Кентаврам я, конечно, верила — постольку-поскольку. Говоря откровенно, на свете существовал всего один кентавр, чьим словам я готова была поверить без обычных оговорок. Я не имею в виду, что кентавры часто врут — просто у многих из них свои представления о том, что такое правда. Нужно помнить, что они всё-таки не люди. Могла ли Таня сознательно запугивать меня, убеждая уйти от машины? Я вполне допускала такой вариант. При этом она могла быть совершенно искренней в том, что касалось «ледяного ужаса». Аньку мои соображения, похоже, не слишком убедили, но сделать на таком расстоянии она всё равно ничего не могла. Я вновь связалась с эвакуаторщиком, который печально сообщил, что столь необходимых патрубков в соседнем поселении не нашлось. Не нашлось вообще нигде, кроме райцентра, откуда он их обязательно привезёт эдак дня через два. На этом заряд батареи опасно приблизился к нулю, поэтому я опустила все просившиеся на язык комментарии, выключила телефон и воткнула в него кабель от павербанка. Тот мигал двумя лампами из четырёх — лучше, чем могло быть, но хуже, чем хотелось бы. Стемнело. Дрова в костре понемногу прогорали. Я подняла голову к небу, чтобы проверить, как там луна, и совершенно неожиданно увидела звёзды. Их было множество, крупных, невероятно ярких, висевших прямо над головой. А за ними сверкала мириадами алмазов россыпь других, усеявших ночное небо так плотно, что, казалось, там не осталось места тьме. Начиная с того дня, как пикап оставил за кормой табличку на въезде в лес, небо затягивали разной плотности облака. Иногда солнце пробивалось сквозь них, иногда в прорехи выглядывала яркая луна, но сейчас, впервые с начала своей робинзонады, я видела девственно чистое небо. Я смотрела на звёзды до тех пор, пока мороз не начал больно кусать за щёки. Небо очистилось, и теперь температура стремительно падала. Ночью было холодно и неспокойно. В ледяном воздухе повисло ощущение чьего-то присутствия. Кто-то ходил вокруг машины, так, что ясно слышался скрип утоптанного снега на морозе. Дважды мне приходилось вылезать из тёплых спальников и обходить пикап, напоминая местным, чья эта игрушка. В лунном свете виднелись следы, непохожие на человеческие или на следы любых известных науке животных, которые исчезли с рассветом. Восходом солнца это было не назвать — оно ещё никуда не взошло, только затянуло горизонт холодной розовой дымкой. Я выбралась из машины и сделала несколько характерных движений человека, пытающегося вновь почувствовать своё онемевшее тело. Мороз покалывал кожу. Нужно было как-то согреться, и я отправилась кипятить на костре снег. Именно тогда, устраивая котелок на огне со всеми удобствами, я это и увидела. Что-то белое. Белое на белом снегу, за белёсой дымкой морозного тумана. Оно появилось на границе бокового зрения и исчезло, стоило мне повернуть голову. Впереди был только зимний лес. И холод. Я наломала ещё сухих веток с поваленной сосны, которую притащили кентавры, и аккуратно подложила их в костёр. Пламя расползалось по сухому дереву неохотно, словно боялось помешать наступающему морозу. Вокруг стало очень тихо. Собственное дыхание показалось мне невероятно громким, неприличным и неуместным. Огонь прижался к дровам и стал синим, едва видимым в рассветных сумерках. Он походил теперь на горение свечи в вакууме. Я медленно выпрямилась и оглянулась по сторонам. Что-то белое вновь мелькнуло на границе зрения, но на этот раз оно задержалось дольше. Я успела заметить направление, в котором оно скрылось. А затем, осторожно пробираясь по скрипучему снегу, пошла следом. Зачем я это сделала? Впоследствии, когда Анька весьма экспрессивно задавала этот вопрос, я не смогла дать внятного ответа. Вероятно, что-то заставило меня отойти от костра и идти — прямо в лес, проваливаясь в снег по колено, без лыж или снегоступов, подальше от безопасной зоны вокруг дороги. Но вот что это было — аура существа впереди или моё любопытство, я точно сказать не могу. Аньке, пожалуй, лучше верить в первое. Снег становился глубже, а лес — глуше. Мороз стремительно вытягивал силы из мышц, обжигал лицо, но мне даже в голову не приходило поднять воротник повыше. Через некоторое время я увидела следы. Существо приминало снег, но не проваливалось глубоко. Оно двигалось шагом и только в одном месте перешло на рысь. Судя по следам, оно было совсем небольшим, меньше полутора метров в холке. Такие копыта могли бы принадлежать арабу или крупному пони. Деревья расступились, и я выбралась на широкую поляну. Существо было здесь. Оно стояло посреди снегов, неестественно белое, как будто из него вытравили любой возможный цвет. Оно больше напоминало лошадь, чем единорога — густая и длинная грива разваливалась на обе стороны шеи, такой же длинный лошадиный хвост почти касался снега. Однако на лбу существа ясно виднелся рог цвета слоновой кости. А ещё были глаза. Жемчужно-белые, словно затянутые бельмами, они пристально смотрели на меня. Я чувствовала этот взгляд на себе и понимала, что попалась. Воздух вокруг сгустился. Казалось, мороз можно потрогать руками. Существо как будто источало свой собственный бледный свет, разгоняя утренний полумрак. Оно смотрело на меня и ждало. Тело одеревенело от холода. Что-то ледяное повернулось в груди и больно кольнуло лёгкие при вдохе. Жемчужные глаза смотрели уже не на меня — они уставились внутрь, в самую глубину моей души. Существо видело меня насквозь. Внезапно я со всей ясностью поняла, что останусь здесь навсегда. Мне не хватит сил, чтобы вернуться к дороге по своим следам. Даже если я соберу волю в кулак, сброшу ледяные оковы и кинусь прочь, существо легко догонит. Оно никого не собирается отпускать. Медленно, будто сомневаясь, оно приблизилось ко мне. Бледно-розовые ноздри раздулись, обдавая лицо морозным воздухом. Я протянула руку. Существо обнюхало её, а затем потянулось к лицу. Шевельнулись губы, покрытые редкими белыми волосками. У существа была небольшая бородка, как у единорога. Почему-то это показалось мне забавным. Я улыбнулась и протянула руку, коснувшись пальцами его морды. — А ты красивый. Я успела удивиться, услышав чей-то голос. Только спустя несколько томительных секунд до меня дошло, что голос был моим собственным. Слова сорвались с губ сами собой. — Что же ты такое? Существо замерло. Кажется, оно было не меньше моего озадачено тем, что я вообще могу говорить. — Из какого ты мира? — продолжала я. — Того или этого? Ты животное или не совсем? Ты понимаешь речь? Существо наклонило голову, однако чуткие уши остались повёрнуты ко мне. Осмелев окончательно, я погладила его по носу. Конечности плохо слушались, тело казалось чужим, словно я управляла плохо закреплённой марионеткой. — Никогда не видела никого, похожего на тебя, — призналась я существу. — Жаль, что не смогу тебя сфотографировать. Я бы хотела побольше узнать о таких, как ты. Негнущиеся пальцы нашарили основание острого рога и машинально почесали. Не знаю, почему все единороги сходят с ума от прикосновений ко лбу, но ледяной ужас зимнего леса не стал исключением. Он навалился головой на меня, так, что мне пришлось отступить в сторону, чтобы не попасть под удар рогом. Жемчужные глаза закрылись. Уши, тревожно торчавшие до этого, теперь расслабленно смотрели в стороны. А потом за деревьями вспыхнул свет. Не мистический, даже не пламя костра, а самый заурядный свет автомобильных фар. Через мгновение я услышала отдалённый шум двигателя. Дорога была единственным местом, где можно было ехать на чём-то с колёсами, и карта в моей голове сложилась мгновенно. Получалось, что на протяжении большей части своего пути я описывала кривую не в сторону от дороги, а вдоль неё, отклоняясь уже в конце. Здесь было не так уж далеко. Я в последний раз почесала существо вокруг белого рога. — Прости. Мне нужно уйти. Оно открыло глаза и посмотрело на меня. — Но я постараюсь когда-нибудь вернуться, — добавила я. — Нам нужно знать больше. Иначе мы будем вечно опасаться ледяного ужаса в лесу. Потом я повернулась и медленно, на каждом шагу воюя с сугробами, двинулась на свет. Ещё мгновение я сомневалась, не будет ли следующим движением существа рывок вперёд с попыткой насадить меня на острую пику во лбу. Но, когда я всё же оглянулась, то никого не увидела. А свет впереди становился всё ярче. Машина не двигалась, тарахтя двигателем на холостых оборотах. Дальний свет поливал дорогу на много метров вперёд, отражаясь от снега. Это был вовсе не эвакуатор, которого я дожидалась. И даже не «буханка». Когда я выбралась наконец на дорогу, у меня отвисла челюсть. Передо мной стояла фура. Огромный седельный тягач с длинным капотом занимал в ширину как раз всю лесную дорогу, ветви молодых сосен касались тента. Такой машине неоткуда было взяться здесь зимой, на дороге, где редкостью были даже лесовозы. И всё-таки она стояла передо мной. Дверь где-то на уровне моего лица открылась, и я тупо уставилась на водителя этого монстра — девушку не старше Аньки. Её внешность не откладывалась в памяти. Мне показалось, что у неё светлые волосы и очень странная улыбка, но я не уверена, что узнала бы её, случайно встретив на улице. — Садись, — велела она. — Иначе замёрзнешь здесь до смерти. — Мне нужно забрать машину… — вяло возразила я, как будто это чем-то мешало забраться в кабину фуры. — В машине без движка тоже замёрзнешь, — отрезала моя спасительница. — Лезь в кабину. Отогреешься, тогда достанем сцепку. Я послушно обошла тягач и забралась в кабину. Только там, очутившись напротив бешено жарящей печки, я поняла, что меня трясёт от холода. Негнущимися пальцами я полезла за пазуху и вытащила телефон. Он был разряжен полностью, павербанк тоже. Не появись здесь фура, я не смогла бы даже отправить Аньке прощальное сообщение. Стараясь не стучать зубами, я бросила косой взгляд на приборную панель. - 45C — Сколько?.. — осоловело поинтересовалась я. — Минус сорок пять, — подтвердила моя спутница. — Так что рекомендую мочиться в бутылку, а то снаружи струя на лету замерзает. — Мне не казалось, что сейчас так холодно. Девушка хмыкнула. — Никому не кажется. До самого конца. «Никто не знает, — всплыли в моей памяти слова кентавриды. — Никто не вернулся живым». В самом деле, сложно вернуться живым из леса, когда с погодой внезапно происходит такое. Я стащила перчатки и уставилась на свои пальцы, которыми гладила существо. Кончики были белыми, а ногти посинели. — В пикапе, наверное, аккумулятор тоже сел, — сказала я, как будто это сейчас имело какое-то значение. — Аварийка гореть не будет. Со стороны это кажется невероятно глупым, но всё, о чём я думала тогда — это аварийка, никому не нужная на пустой лесной дороге. Я не задумывалась, откуда взялась фура, почему на ней всего один водитель и откуда ей известно, что пикап остался без движка. В голове сами собой достраивались объяснения происходящему. Конечно, фура была из посёлка, ведь хоть иногда туда должны завозить продукты. О застрявшей в лесу машине там знали все, ведь какие-то интересные события в такой глуши происходят нечасто. Дорога не дальняя, поэтому девушка поехала за мной без напарника… Всё казалось логичным и последовательным. Моя спасительница лениво облокотилась на руль и посмотрела на меня. — Как тебя зовут? — спросила она. — Кассандра, — ответила я. И мне даже в голову не пришло спросить её имя в ответ. Спустя чуть больше суток я стояла у массивных железных ворот. Бетонный забор тянулся от них во все стороны, насколько хватало глаз. Со свинцового неба сыпался мелкий колючий снег. В общем, место выглядело не слишком гостеприимно, но я была уверена, что анькино общество это недоразумение скрасит. Ворота заскрипели, выгнулись, прогнулись обратно, послышался удар, затем ругань, потом ещё один удар ботинка по металлу, и калитка наконец открылась. Анька выбралась из неё и почти бегом рванула ко мне, но остановилась, не дойдя пару шагов. На её лице выражение радости быстро сменилось недоумением, если не сказать — недоверием. — Ты как сюда попала? — поинтересовалась она, уперев руки в бока. — Починила машину? Я покачала головой. — Не поверишь, дотащила фура. — Фура?.. — повторила Анька. Я развела руками. — И такое бывает. — Дотащила? — Этой штуковине пикап — как ещё один пустой прицеп. Анька нахмурилась. Я уже чувствовала какой-то подвох, но по-прежнему не могла понять, что же не так. — Кась, — ласково сказала Анька, плавным жестом указывая на что-то у меня за спиной, — какая, жёваный крот, фура?! Я оглянулась. Пикап стоял на дороге, ожидая, когда ему откроют ворота. Фуры, которая тащила его сюда больше суток, не было. Я не слышала, как она уехала, и даже не успела толком поблагодарить свою спасительницу. Но дело было не в этом. На свежем снегу, припорошившем дорогу, не было следа её колёс.