Её последняя просьба

      В пропахшей плесенью камере было темно. Не важно, ночь сейчас была или день — всё одно и то же. Здесь никогда не зажигали свечи, и единственным источником света служило лишь крохотное оконце под самым потолком. Именно сквозь него сюда порой пробивались тоненькие лучи солнца или слабое сияние луны, запечатлеваясь мутным светлым пятном на серой шершавой стене. Этого было мало, чертовски мало, но чего вообще можно было ожидать от подземной тюрьмы? Глухой кашель на секунду прервал скрипящую тишину этого места. Сырость и постоянный холод давали о себе знать… Когда же удушающий приступ прошёл, вновь воцарило безмолвие. За время, проведённое здесь, Аристия успела привыкнуть к этой тишине. А в какие-то моменты ей и вовсе начинало казаться, что это место намного лучше любого бального зала или даже её собственной пышной комнаты во дворце. Как минимум, потому что за ней никто не следит. За массивной дверью наверняка должен был стоять стражник, но девушка не была уверена в этом — навряд ли хоть у одного человека получится так долго простоять на одном месте, не проронив и звука. Видимо ей не была положена такая роскошь, как охранник. Руфелис прекрасно знал, она не посмеет убежать… а если с Аристией что-нибудь случится, то так будет даже лучше.       В коридоре послышались чёткие шаги и звонкое металлическое побрякивание — кто-то спускался по винтовой лестнице в темницу и, очевидно, перебирал в руках связку ключей. Как только девушка услышала этот шум, она ни секунды не сомневалась — это пришли за ней. И действительно, шаги становились всё громче, всё отчётливей. Потом поворот ключа в замочной скважине и, наконец, дверь распахнулась, впуская в камеру яркое свечение масляной лампы, тем самым заставляя жмуриться успевшие отвыкнуть от света глаза.       Карсейн де Ласс был отправлен сюда по приказу императора. Его обязанность была проста — сообщить бывшей королеве о её завтрашней казни. Он не считал, что это могло занять много времени. По крайней мере, пока не переступил порог мрачной одиночной камеры… Он видел королеву лишь однажды, на большом балу посвящённом дню рождения императора. Она не особо-то привлекла его внимание. Холодная, отстранённая и наверняка высокомерная, она была совершенно не похожа на других светских дам, но в то же время ничто и не выделяло её из толпы. Карсейн тогда ещё подметил — она больше напоминает тень, нежели Луну империи, коей она в то время ещё являлась. Он даже не разговаривал с ней никогда, они лишь перекинулись кивками головы — чисто ради приличия. Поэтому, идя сюда, он не особо думал о чудовищности своей роли в жизни этой девушки. Однако, когда луч света пал на фигуру заключённой, его отчего-то передёрнуло. Он не мог поверить своим глазам.       — Леди… Аристия ла Моник? — Карсейн словно спросил это у самого себя. И вы хотите сказать, что эта сжавшаяся от страха мышка в прошлом королева империи Кастина?! Не знай он её в лицо, никогда бы не поверил… Девушка сидела на выложенном из необтёсанных досок полу, одетая не во что иное, как в мешок из-под картошки. Её руки, ноги, шея, лицо — всё было покрыто ссадинами и синяками… Некогда длинные, отливающие благородным серебром волосы были грубо обрезаны на скорую руку. К правой ноге прикованы длинные кандалы, исходящие от стены. У ног — глубокая железная миска для еды. «Собачья», — про себя отметил Карсейн и сморщил нос.       — Сэр… Карсейн де Ласс? — неуверенно произнесла Аристия, всё ещё щурясь от света масляной лампы. Её голос был хриплым от жажды и долгого молчания.       Карсейн пошатнулся. Он словно потерял дар речи, что было для него совершенно не свойственно. Он всегда отличался своим красноречием и смелостью, но сейчас он словно самый последний трус стоял в полном оцепенении. Сказать этому беззащитному, забившемуся в угол созданию о скорой казни, означало то же самое, что и стать палачом. Сердце в его груди сжалось, пульс участился. Он не видел в ней преступника. Сгорал от стыда за это, но не видел. Возможно пошёл на поводу у эмоций, но сколько бы не пытался вдолбить себе в голову фразу «Внешность обманчива», всё равно не мог уличить в ней хоть каплю чего-то плохого… Он никак не мог сказать ей зачем пришёл… Но это от него и не потребовалось. Девушка потёрла глаза и, наконец, чётко увидев пришедшего в её обитель «гостя», слабо улыбнулась:       — Время пришло?       — Мне жаль… — опустив голову, словно провинившийся ребёнок, только и сумел выдавить он, чувствуя, как кровь в жилах холодеет от этой до ужаса спокойной улыбки.       — Всё в порядке. Я рада, что это наконец-то закончится… — вздохнула Аристия, слегка опуская голову и пряча усталые глаза под прядями грязных волос. Она чувствовала, как быстро накатываются на них слёзы. Её казнят. Всё кончено — её казнят! И Руфелис вынес ей этот приговор… Ах, её любимый Руфелис! Она понимала, ещё секунда и слёзы отчаяния и боли градом посыпятся на пол, и тем не менее всё ещё пыталась сдержать порывы эмоций. Странно, ей почему-то не хотелось, чтобы этот человек видел, как она плачет. И тут дело было даже не в гордости. О какой вообще гордости можно говорить в её-то положении? Это просто не его дело. Нельзя втягивать его в эту ситуацию. И кто знает, как он может отреагировать. Ударит её? Пожалеет? Нет. Она вдоволь выплачется, когда он уйдёт. Да только вот он отчего-то не уходил… Она искоса посмотрела на рыцаря: — Уже… пора?       — Нет! — сам не зная отчего, вскрикнул Карсейн, но тут же прикрыл рот рукой: — Нет… Не сейчас…       — Н-не сейчас? — удивлённо хлопнула ресницами Аристия, смахивая всякие намёки на слёзы. Она усмехнулась всей очевидности данной ситуации: — Значит, завтра.       Карсейн не ответил. Лишь сильнее сжал руки в кулаки. Он сделал всё, что от него требовалось. Он может идти. Так почему же сейчас не уходит? Наверное, ему её жаль. Бывшую королеву всегда ему рисовали как высокомерную, холодную особу, но тот человек, на которого сейчас были направлены его голубые глаза, совсем не подходил под это описание… Будучи аристократкой быть опущенной в такую дыру, быть приравненной к самым ужасным преступникам империи! Да что бы она ни сделала, как император мог так низко обойтись со своей женой?! Даже Карсейну, повидавшему, казалось бы, все ужасы войны, казалось это отвратительным. А она сидит здесь и даже не просит о пощаде или милости. Не плачет, держится.       В любом случае, он не хотел уходить так. Сдвинувшись с места, он медленно подошёл к углу, где сидела Аристия, и присел на корточки. Девушка уставилась на него, не понимая, что происходит.       — У Вас есть какое-нибудь желание, — тихо-тихо прошептал он, будто боясь спугнуть зажавшуюся в угол девушку.       Было так странно слышать эти слова, особенно от командира первого рыцарского ордена империи Кастина. Он решил поиздеваться над ней? Однако, его глаза говорили об обратном. Они были голубыми, почти такими же как у Руфелиса, но вот ощущения они вызывали совсем иные. Если глаза императора всегда представлялись Аристии ледяными и равнодушными, то от тех, которые она сейчас видела перед собой, веяло чем-то тёплым и ярким. У Карсейна де Ласса, в отличие от её мужа, они были живыми. Аристии почему-то показалось, что в таких кристально-чистых глазах нет и быть не может даже намёка на насмешку.       — Желание? — так же тихо переспросила она.       — Да. Что-то, что Вам хотелось бы успеть сделать, — ответил Карсейн.       — Я… Могла бы я совсем немного подышать свежим воздухом? Возможно ли это? — неуверенно проронила Аристия, а когда её собеседник пошевелил рукой, зажмурилась, готовясь к удару. Только вот удара не последовало. Карсейн достал из кармана связку ключей и стал упорно перебирать её между пальцев. Найдя нужный ключ, он отомкнул кандалы, высвобождая ногу бедной девушки.       — Идёмте, — шепнул рыцарь и мягко улыбнулся, протягивая ей руку.       Аристия не верила своим глазам. Это всё происходило с ней будто бы во сне. Но отпускать такой сон она была явно не готова. Ухватившись за руку молодого человека, она поднялась с пола, но не смогла сделать и шага. Её ноги затряслись, подкосились, и она бы точно рухнула на пол, если бы Карсейн не подхватил её.       — Вы в порядке? — глупо было спрашивать это у избитого и измученного человека, но он всё же спросил.       — Простите, не думаю, что смогу идти. Мне лучше остаться здесь.       — Скажете, если Вам будет больно или некомфортно.       — Что?       Не успела она понять значения его слов, как Карсейн осторожно поднял её хрупкое тело на руки. Он почувствовал, как она вздрогнула от неожиданности, и всё же Аристия ничего не сказала на этот его дерзкий поступок. Он старался держать её как можно аккуратнее… Сложно представить, сколько боли ей приносили увечья, замеченные им ранее, ещё сложнее — понять сколько ещё травм скрывается под этим подобием платья.       — Вам лучше закрыть глаза, — с этими словами Карсейн двинулся к выходу и открыл прочную деревянную дверь. Аристию обдало светом небольших фонарей развешенных по всему коридору. Девушка зажмурилась и уткнулась в шею рыцаря, спасаясь от этой, казавшейся ей в тот миг ослепительной, яркости.       Поднявшись по винтовой лестнице, они оказались в новом коридоре, выходом из которого послужила небольшая дверца. И вот наконец Аристия почувствовала как лёгкий ветерок ласкает её лицо своей незамысловатой прохладой. Краем глаза Карсейн заметил, что это вызвало улыбку у бывшей королевы. Он не мог не улыбнуться сам. «Хоть на мгновенье пусть почувствует себя счастливее.»       Он бы никогда не подумал, что его задание могло обернуться чем-то подобным. Как не крути, сейчас он нарушал закон. Однако ни угрызений совести, ни страха перед наказанием юноша не испытывал. Почему-то ему казалось, что завтра этой девушке не дадут даже слово сказать, если уж до этого она находилась в подобных ужасных условиях. Ей просто отрубят голову. От этой мысли у Карсейна пробежали мурашки по коже. Подумать только, вот он держит её на руках, ощущает её тёплое прерывистое дыхание на своей шее, а завтра её уже не будет… Если бы эта девушка назвала в качестве желания побег, смог бы Карсейн ей отказать? Он был совсем в этом не уверен.       Только вот бежать Аристии было некуда. Её отец мёртв, поместье конфисковано, муж… тут и говорить нечего. Открыв глаза, девушка поняла, что на улице стояла тихая погожая ночь. О, как давно она не видела этого необыкновенного сияния луны и звёзд! Всё же она ни секунды не жалела о своём желании.       — Сейчас мы будем подниматься по лестнице, — сказал Карсейн. — Она довольно узкая и высокая, к тому же, между ступенями видны просветы пола. Постарайтесь не шевелиться и держаться крепче.       — Т-так? — она обвила шею своего спутника руками и смущённо опустила голову.       — М-можно и так…       Карсейн пытался выглядеть спокойно, однако всё же слегка покраснел. Подобная ситуация была крайне не типична для него. Он вообще всегда был равнодушен к дамам. Ко всем дамам, независимо от их статуса или красоты. Но сейчас, пусть всего на мгновенье, он всё-таки смутился. Увидь их кто со стороны, наверняка бы счёл возлюбленными. Да только вот совсем они были не возлюбленные… Они вообще едва знакомы были! Карсейн прекрасно осознавал — в жизни Аристии ла Моник он играет роль некоего ангела смерти. Сейчас он исполнит её желание, побалует её сладкой, манящей свободой, а потом безжалостно отнимет её, вернёт девушку в камеру, оставит в одиночестве дожидаться своего конца. И это раздражало его. Чувство собственной беспомощности заставляло его страдать. Если бы только на его месте сейчас был император Руфелис… Смог бы он изменить её приговор? «Вот ублюдок! Здесь должен быть ты! Ты, а не я!»       Да только императору было совершенно всё равно на Аристию… Не стоит забывать, именно он подписал решение о её казни. Карсейн вообще не понимал императора. Как при живой невесте можно было взять в жёны другую девушку? Он знал, что королева оказалась за решёткой, покусившись на жизнь императора, однако Руфелис жив, и судя по тому, каким Карсейн видел его сегодня, чувствует он себя вполне нормально… Очевидно, он просто хочет от неё избавиться.       Когда они подошли к лестнице, Карсейн чуть сильнее прижал девушку к себе и двинулся вверх. У Аристии закружилась голова, и она закрыла глаза, вновь находя приют у его шеи. Если так подумать, это было чем-то похоже на объятья. Как давно Аристия не ощущала что-то подобное? Руфелис никогда её не обнимал, а ей ведь порой так хотелось упасть в его руки, ощутить хоть капельку его тепла… Девушка слышала, как скрипят деревянные ступени под ногами рыцаря, как слабо посвистывает ветер, как поют свою тихую мелодию сверчки. Всё это убаюкивало её, заставляло расслабиться, позабыть о завтрашнем дне… За всё время проведённое во дворце она никогда не чувствовала себя также хорошо как сейчас. Она отошла от этого состояния полудрёмы, лишь когда услышала тихий голос у самого своего уха:       — Вы уже можете открыть глаза.       И Аристия, последовав его совету, подняла веки и тут же ахнула. Нет, никогда она не была в этом месте, но судя по разворачивающемуся отсюда виду, можно было предположить, что они сейчас находятся на крыше западного смотрового флигеля тюрьмы. А вид здесь был поистине потрясающим — можно было увидеть большую часть столицы, со всеми её улочками, яркими фонарями и даже… людьми. Пусть не многими, но всё-таки людьми! Там кипела жизнь, самая настоящая жизнь. Аристии было горько думать об этом. Она завидовала. Если бы только она родилась обычной крестьянской девочкой, была бы сейчас здесь? Впрочем, это было уже неважно…       Карсейн осторожно опустил девушку возле края смотровой площадки, помогая ей опереться на перила. Аристия посмотрела вниз — высоко. Может ей спрыгнуть? Одно резкое движение и эти мучения и унижения в одно мгновение прекратятся. Эта мысль опьяняла её, дурманила голову. И когда она была уже готова сделать этот решающий шаг, что-то тёплое опустилось на её хрупкие плечи.       — В-ваш плащ? — Аристия удивлённо ухватилась за края длинного военного плаща, в котором оказалась.       — Здесь довольно холодно, — отметил Карсейн, стягивая с пальцев перчатки. — Дайте мне свои руки.       — А! Сэр Карсейн, что вы делаете? Я грязная! Все ваши вещи будут испорчены!       — Что Вы такое говорите? Грязная? Кто Вам такое сказал? — не обращая внимания на её возражения, он надел перчатки на её руки и улыбнулся. — Так ведь лучше, правда?       — Спасибо вам…       Она отвела взгляд, возвращаясь к созерцанию города. В какой-то момент ей стало интересно, а что если она бы не была ребёнком из пророчества? Смогла бы тогда выйти замуж за человека, который бы заботился о ней так же, как это сейчас делает сэр Карсейн. Вот вздор! Почему даже такие мелочи от практически незнакомого человека заставляют её чувствовать необъяснимую теплоту на сердце? Насколько же она была несчастна до этого, если теперь принимает элементарную вежливость за некую благодать?       «Ах, Руфелис, лучше бы я никогда тебя не любила!»       — Леди Аристия, скажите, император приходил к Вам, пока вы находились в камере?       — Да… один раз. Почему вы спрашиваете, сэр Карсейн? — пусть она и задала этот вопрос, ответ на деле её не слишком интересовал. Ей оставалось лишь гадать, почему человек, стоящий сейчас за её спиной так добр к ней, зачем он интересуется приходом императора… Однако она была вовсе не против немного поговорить. Да и причина сейчас была не так важна. Ей нечего терять, пусть всё идёт своим чередом…       — И что же он Вам сказал? — опуская её вопрос, произнёс рыцарь.       — Ох, он попросил меня поскорее сдохнуть, — улыбнулась бывшая королева, сжимая железный поручень. Она обернулась к шокированному Карсейну и всё с той же улыбкой пояснила: — Джион плакала из-за моего заключения. Я заставила её переживать за меня. Заставила Луну империи страдать… Разве это не преступление?       Карсейну поплохело. Даже для него это было дико. Что же сейчас должно твориться в душе этой девушки, стоящей напротив него?       — Вы никогда не пытались сбежать? — с жалостью в голосе спросил он.       — Нет… Я искренне любила его Светлость.       — И сейчас бы не сбежали?       — Не сбежала, — уверенно ответила она, покачав головой. — А зачем? Я чуть не убила императора. Если сбегу — никто так просто этого не оставит. Я не хочу жить в постоянных бегах, в постоянном страхе… К тому же я… больше никогда не смогу иметь детей. Кому… я т-такая нужна?..       Её голос дрогнул. Предчувствуя наступающую волну слёз, она прикрыла рот рукой и отвернулась. Думать об этом до сих пор было больно. Карсейн хотел коснуться её плеча, но в последний момент одумался. Кто он такой, чтобы утешать её? Он совсем ничего не знает о её горе, ничего не знает о ней… Успокаивать её было бы так вульгарно, так неприлично с его стороны.       — Простите мою грубость, — только и сказал он, опуская голову.       У небольшого фонаря собирались светлячки. Они мелькали тут и там, напоминая маленькие огоньки или, быть может, волшебных фей. Только вот не могли эти феи исполнить искреннего, пылающего в груди Карсейна желания, и он мог лишь смиренно обращаться к Богу:       «Господи, пожалуйста, хотя бы в следующей жизни, сделай эту девушку счастливой!»       — Вы не должны извиняться, — взяв себя в руки, сказала Аристия. — Я благодарна вам. Думаю, вы хороший человек. Вы исполнили моё глупое желание и заботились обо мне, хотя вовсе могли этого не делать… К тому же, Сэр Карсейн — первый человек, который за этот месяц обратился ко мне на «Вы».       Карсейн ничего не сказал на это. Совсем он был не хорошим человеком… Хороший человек бы обязательно спас Аристию, любыми возможными путями спас, а он… Рыцарь стыдливо поднял на неё глаза, и они встретились взглядами. Глаза девушки улыбались, хоть и были полны какой-то невыражаемой грусти и тоски. Ах, это были воистину прекрасные глаза! Они ярко сверкали, подобно настоящим драгоценным камням, и отливали совсем неестественным, чарующим золотистым блеском. Их смело можно было назвать её последним сокровищем, которое даже император со всей своею властью был не в силах у неё отобрать. И только подумайте, завтра мир должен лишиться этих чудесных глаз.       — Леди Аристия, Вы верите в перерождение души?       — Не знаю, — улыбнулась она. — Я не имею права больше верить в Бога, но кто знает, что ждёт человека за чертой жизни… Наверное, мне всё же хотелось бы верить в бессмертие человеческой души.       — Тогда можете пообещать мне, что в следующей своей жизни Вы обязательно будете счастливы? — его голос прогремел в ночной тишине, эхом отражаясь в сознании девушки и разбивая последние стенки её хрупкого самоконтроля. «Счастье». Ей желали счастья. Не смерти, не смирения, а именно счастья! Она ведь и сама всегда хотела только быть счастливой, не больше! Она делала для этого всё! Всё возможное! Ущемляла себя как только могла, лишь бы быть с любимым человеком, лишь бы быть счастливой! Ведь за счастье нужно бороться, так? Так ведь?! Но в печальных голубых глазах напротив она видела совсем другой ответ… нет. За счастье бороться не нужно. Счастливой нужно быть! Если бы только она чуть раньше раскрыла глаза, наверняка бы осознала, что то призрачное счастье, за которым она всё это время гонялась, которое так старалась сохранить, было не нужно совершенно никому. Если бы только она вспомнила, что она тоже человек со своими чувствами и эмоциями, если бы она хотя бы попыталась защитить их, а не попусту растратить, была бы она счастлива уже сейчас?..       — Только если вы пообещаете, что когда-нибудь в этой новой жизни мы с вами обязательно встретимся. Я хочу, чтобы там меня окружали только добрые и искренние люди. И мне очень хочется, чтобы среди них были вы! — она больше не прятала горячих слёз и с каждым словом всё сильнее срывалась, теряла контроль над эмоциями. — Сэр Карсейн, я не хочу умирать! — вскрикнула она. — Не хочу! Мне страшно! Вы даже не представляете насколько! Поэтому, пожалуйста… Пожалуйста! Не лишайте меня этой хрупкой надежды! Обещайте мне… Обещайте, что не позволите мне повторить ошибок этой жизни там! Обещайте, что поможете мне стать по-настоящему счастливой!       Карсейн нервно сглотнул подступивший к горлу комок. Он ни секунды не сомневался в ответе. Нет, перед ним сейчас стояла не королева, а убитый горем человек. И уже было совершенно всё равно, кто они друг другу или как они здесь оказались. Человечность, которую он отчаянно пытался заглушить в своём сердце, вырвалась наружу, беря верх над всякими манерами и нормами субординации. Он широко распахнул руки, и с его дрожащих губ слетело ясное «Обещаю!». И Аристия без всяких раздумий бросилась в его объятья, задыхаясь от собственных слёз. Он и сам едва держался, чтобы не заплакать, и лишь сильнее прижимал её к себе, будто таким образом пытался забрать всю её боль и страдания.       — Я обещаю Вам, леди Аристия! — повторял он, приглаживая её криво обрезанные серебристые волосы.       — Тогда я тоже! Тоже обещаю!       Два неподвижно стоящих силуэта ещё долго можно было наблюдать на крыше обветшалого тюремного флигеля. Да только совсем некому было их наблюдать. Никто не слышал тихого плача бывшей королевы, никто не видел, как командир первого рыцарского ордена отчаянно пытался её успокоить. В памяти людей они навсегда останутся незнакомцами. И никто никогда не узнает об их тайном обещании обязательно встретиться в следующей жизни...

И только тюремная служанка на следующий день найдёт пару красных мужских перчаток, спрятанных под подушкой казнённой утром Аристии ла Моник...