Первая ночь

Лихорадка началась внезапно, и ясно, что не от виски. Когда ты сам не знаешь, чего хочешь, но хочешь так сильно, что щемит сердце. Сбитый с толку приятным дурманом, головной мозг ещё думал, хотя впервые задействовал спонтанное… то, что не уместить в анализ, что не в нашей власти… Теперь главное не передумать! Самая абсолютная решимость, больше не пить например, приходит именно во время последнего глотка… новая жизнь не начинается накануне вечером, еще в наскучившей старой жизни, а всегда завтра завтра завтра… и курить мы бросаем тоже только когда тушим окурок… Что же есть сила? В чем характер? Не в том ли, чтобы сохранить готовность и стрежень… даже после того, как настроение, при котором эта готовность возникла, уже прошло? Всё время думаем думаем, но мужество иногда скоротечно, оно просачивается сквозь пальцы и может обернуться сомнениями мгновенно. «Ещё чуть-чуть и я сам себя утоплю в них!» Всего несколько минут он спускался вниз, минуя бесконечные пролеты особняка, и сам себе удивлялся… реальность вокруг сводила с ума, хмель опутывал, в голове не родилось ни слова, что он хотел бы сказать ей, но упорство и стремление просто посмотреть в глаза казалось всесильным и всепоглощающим. «Сегодня и здесь, где всё началось!.. Будь прокляты мои таланты — я талантливый неудачник, к чёрту образование — я одинокий образованный изгой. Гореть в огне всем деньгам мира, если я не могу купить за них хоть каплю настоящей ласки. Всюду гениален и успешен, и только в любви — бездарь… не понятый… не признанный гений…». Эгемен наверное жалел себя и искал оправдание тому, что сейчас случится. Буд-то чувствовал, что случиться неладное… Наконец увидев её, он понял, что находится в саду… отступать поздно. Хазан сидела недвижимо и смиренно, словно уснула, обняв колени и положив на них лицо. Распущенные волосы укутывали со всех сторон, мягкой волной сниспадая до земли, и эти надломы от тугого переплета на прядях обнажали её сейчас намного больше, чем могла бы снятая одежда… свободная, разобранная, открытая… лишь рукой дотянись. Молодой человек как голодный зверь сглотнул и вытер лоб, жадный до телесного тепла, чистой красоты… до страсти… Вот то самое новое неизвестное чувство — опьянение души, а не просто эрекция, как ему казалось раньше. «Аллах, сделай так, чтобы эта женщина меня полюбила» посмел вдруг пожелать он, тут же представляя как касается и пробует на нежность её шелковистые локоны… «Почему мне кажется, что я не достоин даже этого?..» Шорох рядом испугал и девушка с опаской дёрнулась. Длинные ресницы в недоумении распахнулись и захлопали. На их кончиках блестела влага. — Не бойся. — осторожно произнёс Ягыз, заметив грустный отсвет в её глазах. «Она плакала?» Помятый и немного разгорячённый, он стоял совсем близко и… сам просил снисхождения. Читалось ли это? Вряд-ли. Она напряглась ещё больше: — Что случилось?.. Что-то случилось? — прошептала невнятно. — Ничего… А у тебя? Хазан озадачено огляделась и попыталась подняться, но одним взмахом ладони он остановил её. «Может быть под крышей этого особняка ещё у кого-то ныло в груди всё это время». — Не уходи… Можно я посижу с тобой? — тихо-тихо прозвучало вслух. «Останься со мной, девочка, останься…» Она снова всматривалась в него, долго и изучающе, как тогда на кухне. С запрятанным на сердце трепетом… стеснением и милостью. То ли он придумал, то ли действительно ощущал её благосклонность, пусть и сквозь горечь. «А что если она тоже узнаёт меня? И я из той же прошлой жизни, что и она? Так бывает? Боже мой… я пьян и сошёл с ума». Мужчина аккуратно присел рядом. — Тебе плохо? — Да, мне плохо… — покорно сказала она в никуда. — Мне плохо… — Селин тебя обидела? Она что-то опять сделала? — Да плевать мне на вашу сестру… — Хазан спарировала резко и довольно грубо… и сразу же смутилась… — Извините… — добавила мимолетом, слегка косясь взглядом и не поворачиваясь. Он молчал. Дал возможность тишине подарить ей хоть каплю утешения и возможно смелости… смелости говорить о потаённом и болезненном с чужаком впервые… Что, по сути, он и сам не умел. — Как же вы все ошибаетесь на мой счёт… Я не нуждаюсь ни в чьей опеке и знаю своё место! — в конце-концов эмоции взяли вверх и начали бить через край, — Мне не тяжело приготовить чай… не трудно помочь на кухне!.. я не стыжусь этого! Просто… — ком в горле сдавил голос, она держалась всё ещё стойко, смаргивая непрошенное, — …просто я хочу домой… Губы задрожали и слёзы двумя протоптанными дорожками хлынули вниз, замедляясь у подбородка… как последние граммы самообладания и выдержки… как изнаночное, самое что ни на есть подлинное в человеке. Её личные шероховатые задоринки на ровной сглаженной поверхности. У шрамов порой свои секреты… Эгемен неловко сцепил руки в замок, замер… сник… выдыхать воздух хотелось беззвучно, а говорить стало стыдно… Он осознал, что ни разу за три дня не поинтересовался чем живёт эта девушка, как оказалась тут, и какую потерю быть может перенесла… Он ведь услышал о сгоревшем доме буквально сразу, но уже с полудня, присвоив громкое звание мученика и посягателя… гордо страдал! Участия и сострадания заслужила вся его никчёмная жизнь, выпатрошеная до мелочей… только не Хазан. «Благородный и мечтательный эгоист, помноженный на самого себя… живущий в эгеменовской стране с эгеменовскими ценностями…» Он вспомнил заданные пару часов назад вопросы Эрдалу — с кем проводит время после работы и активно ли отдыхает — вот что его волновало на самом деле! И между какой из тех реплик он красиво подмешал слово «влюбленный»? «Ты как начал с её сосков в окне… так и закончил тем, чтобы убедиться, что никто другой больше не созерцает их… в частности Синан… Давай, мерзавец, признайся хоть в этом!» И она рассказывала… рассказывала и рассказывала… о доме, об отце, о памяти и ранах. Ему и не ему, скорее погасшим окнам напротив… не красочно и не подробно, но слишком много как для незнакомца. А Ягыз слушал… не ждал правильных обьяснений, просто позволил побыть собой. И видел, что ей становится легче с каждым звуком. Выплаканные дорожки высохли, и когда Хазан, шморгая носом, начала делать паузы и снова поглядывать на него из-под опущенных ресниц, он понял, что их минутка откровения подходит к концу. Девушка вовсе затихла и густо покраснела… Острые углы неловкости сковали лицо, она смущённо улыбнулась, поджав рот… Эгемену захотелось сгладить и смягчить их, уравновесить. Поддержать, но не жалеть. И он как никто знал, что жалость к себе вызывает гнев и отторжение, а в Хазан теперь смотрелся словно в зеркало. — Дом… — задумчиво начал он, — дом это место, где тебя ждут, это распахнутый ум, душа. Не всегда только память, не всегда четыре стены, где ты родился… Его можно создать заново, в любви. — мужчина скользил глазами по её коже и ловил каждую ужимку… — Тут я гость, как и ты… всегда был гостем… даже в юности. Поэтому я купил себе другой дом, он ещё не стал мне родным, но когда-нибудь меня там будут ждать! Обязательно… И тебя тоже… кто-то будет ждать именно тебя! Понимаешь?... У тебя будет новый дом. Ягыз слегка кивнул и горький привкус остался на улыбке… взгляд горел и говорил… нежно терялся… в молчаливом и кричащем признании. «О чём она думает? Видит ли меня рядом? Заметила ли? Где чёткая грань между хорошо и плохо?… Как поступить, чтобы было хорошо и не было плохо?» Она не шелохнулась, полуприкрытые веки робко подмигивали, а губы, выпущенные из своего же плена, отдавали спелой вишней на свету садовых ламп. Совсем недавно он бежал сюда, потому что хотел её, потом устыдился своего желания, теперь вдруг захотел опять. Пульсирующая венка на тонкой шее перекрыла все мысли, наступило бессознательное. Чертовски манила даже одетая и заплаканная, укутанная в свитер и волосы. Так должно быть лишаются рассудка. И охваченный внезапно вспыхнувшим восхищением, молодой человек медленно потянулся к её лицу. Хазан действительно была погружена во внутреннее… где ты всегда хозяин. Размеренно витая и осмысливая услышанное, она как завороженная уставилась в зелень под ногами. И всё же подсознательно почувствовала, что мужчина неприлично близко… запах алкоголя ударил в голову. Резко обернувшись, она увидела его глаза на своих губах, потерянные и сумасшедшие… по миллиметру приближающиеся. То, что управляло им трезвым и холодным безропотно испарилось, осталось лишь тайное… Аллах… зловещее. Девушка со страхом отпрянула и наконец встретилась с ним во взгляде. Эгемен пришёл в себя также мгновенно, как и обезумел… пелена растворилась… «Идиот…» Он напрягся и застыл, и сам не понял, что произошло. Однажды его уличили на этом месте собственные нравственность и совесть… сейчас поймала она лично! Преступление и тут же наказание… Её вопросительные глаза и дрожащие руки. — Извини… я хотел… — что-то было промямлил он. Хазан не стала слушать, она ошарашенно вскочила, запахнула кофту покрепче, словно защищаясь, и убежала в домик. Ягыз тоже поднялся… «Пока мои желания оторваны от моей воли — я пленник и слабак… Что я наделал? Неужели я всё испортил?»