мальчик хочет в тамбов

влажные руки в пустых карманах, ты молчишь, а я не слушаю. жду продолжения отчаянных планов — по Фрейду вычисли, о чём я думаю.

К выходным Катя дошла до приблизительной точки кипения. Это когда вода в кастрюле уже активно булькает, но за край пока не выливается. Отделяют её от этого какие-то считанные секунды. Раз, два — и жижа, противно шипя, кинется на огонь из конфорки. С одной стороны — Жданов, который после общения с Колей явно что-то там себе надумал; хорошее или плохое, Катя не знала, но ей казалось, что какие-то заржавевшие винтики в его голове с огромным трудом начали, наконец, проворачиваться. Потому что это надо быть совсем болваном — умудриться разглядеть в Зорькине мошенника. Даже в оттюнингованной версии Зорькина. Коля говорил что-то совершенно занудное — про игры на бирже, приумножение капитала и про то, как он рад работать под началом таких мастодонтов бизнеса. Наверное, Андрей начал понимать. Но что-то делать не торопился. Его разговоры с Малиновским о Кате сошли на нет. Может, они оба испугались и выбрали в качестве комнаты переговоров более укромное место. Катя не понимала — её это порядком дезориентировало. Ещё больше её дезориентировали только поцелуи с Ромой, которые приобрели регулярный характер. С утра, в каморке — приветственные; днём, перед обедом — тайные, в каком-нибудь закутке; вечером, в машине или в каком-нибудь ресторане — долгие и мучительные. Кате нравилось, и именно поэтому она мучилась. А Малиновский целовал её с таким пылом, что очень легко верилось — нравится и ему. Интересно только, кого он там представлял вместо неё?.. Осложняло всё и то, что невинностью здесь и не пахло. Папа, узнав, наверное, расстрелял бы её, а мама укоризненно покачала головой напоследок. Женсовет с Колей хором назвали бы дурой. И она сама бы назвала, и пулю в лоб себе бы пустила, если б были, конечно, безболезненные пули — но отменить того, что внутри все нервы стягиваются в одну большую и тугую струну, не могла. Растущее тепло где-то внизу — тоже не могла. Всё кончилось тем, что в ночь с субботы на воскресенье, после плотного семейного ужина, Пушкарёва с Амурой закрылись в Катиной комнате. Амура осталась ночевать, а из кухонного шкафа совершенно случайно исчезли одна из бутылок с наливкой и пара бокальчиков. — Папа не заметит, — шёпотом сказала Катя, разливая янтарную жидкость по бокалам. — Он перед Новым годом как с цепи срывается — у нас этих бутылок больше, чем моделек в «Зималетто». — За что будем пить? — с заговорщической улыбкой спросила Буйо. — Не знаю. — Пушкарёва пожала плечами и печально посмотрела на свой бокал. — Может, за то, чтобы нас окружали только подходящие люди? Вот зачем я, собственно, взяла под наливку бокалы для шампанского? Не было времени искать что-то другое, папа может в любую минуту выглянуть на кухню. Выглядит комично, но мы, в принципе, и так обойдёмся. А с людьми — должно быть по-другому. — Катя посмотрела на подругу торжественно и стукнула своим бокалом об её: — Не нужно никаких «и так обойдёмся». Если бокал предназначен для шампанского — то должно быть только шампанское. Искрящееся и пузыристое. И чтобы никакой горечи!.. Ну и… ты поняла меня, в общем. — Плюс ко всему это должно быть очень качественное шампанское, — согласилась Амура, — которое не вызывает изжогу. Выпьем! Выпили; морошковая наливка, впрочем, тоже была достаточно сладкой, горечью не отдавала. Буйо впечатлённо покачала головой. Закусили наскоро сделанными канапе — хлеб, ветчина и помидор. Стало тепло и хорошо. А спустя десяток глотков можно было перейти и к более откровенным разговорам. — Как дела с Колей? — спросила Катя, растягиваясь на расправленном диване и опираясь спиной о стенку. — Что именно ты хочешь знать? — хмыкнула Амура, тоже укладываясь рядом. — Полную хронологию того, как он меня отшивает? — Почему сразу отшивает? Вы же ходили, — Пушкарёва загнула большой палец правой руки, — за новыми костюмами. И, — указательный палец, — в кафе. И даже по парку прогулялись, во! — Я смотрю, Зорькин тебе всё в мельчайших подробностях рассказывает. Может, он ещё запомнил, на какой по счёту скамейке мы сидели? — Это к делу не относится, — Катя смешливо покачала головой. — А что относится? — возмутилась Буйо, горестно осушив бокал до дна. — Что он всё это время промывал мне мозги своей Клочковой? Викуля то, Викуля сё… Даже в кабинке, за занавеской, не затыкался. Нашёл, блин, жилетку! Ой, Кать, — девушка махнула рукой, — ну кому я рассказываю? Сама как будто не знаешь. — Знаю, — тоже опечалилась Катя, думая о том, насколько же несправедлив этот мир. — Извини, Пушкарян, но я, если бы смогла увидеть, к чему меня эта травля тараканов приведёт, всех бы тараканов живыми оставила. Ещё бы каждому койко-место выделила. Но к тебе бы не пошла. — Пока Амура разгорячённо говорила, Катя подлила ей новую порцию напитка, так чудесно развязывающего язык. — А я же и подумать не могла, ты же говорила, что он твой жених!.. Я и не разглядела ничего такого сначала. — А когда же ты разглядела? — с искренним любопытством спросила Пушкарёва. — Когда мы были в «Лиссабоне»? — Да, чёрт возьми, — покаянно ответила подруга. — Да! И дело не в новом костюме и даже не в причёске. — Она с тоской посмотрела на Катю: — Кать! Просто он сразу стал таким… уверенным. Таким… своенравным! Таким притягательным! Пушкарёва не удержалась от хохотка. — Своенравный Коля! А-ха-хах! А как он в салате лицом спал — прям очень притягательно! — Увидев, что Амура обиженно насупилась, Катя резко осеклась и виновато придвинулась поближе: — Ну, прости. Я просто знаю Зорькина с первого класса, и для меня крайне странно, что кто-то может относиться к нему вот… так. Буйо посмотрела на Катю с укоризной, но затем её лицо стало просто грустным: — Для меня самой всё это — очень странно. Можно сказать, любовь с первого взгляда. Ну, — поправилась она, — ладно, со второго. Но такого никогда не было! У меня вообще целый список того, что у мужчины должно быть, а чего не должно. — Райдер, что ли? — снова издала смешок Катя. — Да ну тебя! Хотя, — Амура тоже хихикнула, — а почему бы и нет? Желания нужно визуализировать! Это я тебе, как гадалка, говорю. Снова чокнулись бокалами. — За визуализацию! — За исполнение желаний! — Ну и что там в этом твоём райдере? — спросила Катя. — Здоровый, бездетный и чтоб родители жили в другом городе? — Цинично, но правдиво. — Буйо похлопала подругу по плечу. — Это само собой. Ещё, чтобы был накачанный… В меру загорелый… Сильный… Мужественный… Ну и обеспеченный, конечно. Кате этот список сразу напомнил то, что она сама перечисляла, когда сочиняла небылицы про Колю Женсовету. Какая ирония, что ни одним из перечисленных качеств Зорькин не обладал. Пушкарёва в очередной раз подняла бокал и сладко сказала: — Говоришь, работает визуализация, да? Амура смерила подругу непонимающим взглядом; затем — уткнулась головой в колени, издав странный, приглушённый звук. То ли хохот, то ли вой. Непонятно. — Ну да, нихрена не сработало! — оправдалась она. — Но в Коле есть одно качество, которое перекрывает все остальные. С ним так тепло! Его как будто знаешь тысячу лет или больше. А я — ду-у-у-ра! — И ничего ты не дура, — возмутилась Катя, успокаивающе поглаживая подругу по волосам и отдавая ей канапешку. — На, поешь. Любовь зла, полюбишь и Зорькина! Хотя что такое любить Зорькина в сравнении с любовью к Жданову? Первый хотя бы более-менее управляемый. И не козёл. По крайней мере, пока. — Не знаю, — проныла Амура, — может, это просто какое-то наваждение? Вспыхнет и затихнет? — Амур, а ты не пробовала гадать себе? — осенило Катю. — Раз другим так хорошо получается. — Пробовала, конечно. Но всё время какая-то лажа выходит. Ничего не сбывается. То трое детей в ближайшее время, то внезапное богатство от родственников, которых нет. Но такое бывает — когда на себя гадаешь, карты дурить начинают. — А, может, я тогда погадаю? Хотя, мне и карты не нужны. — Пушкарёва уселась по-турецки, прикрыла глаза и положила руку на тёплый Амурин лоб. Нахмурилась: — Расчищаю путь к твоему подсознанию… Соединяюсь с космическим хранилищем информации… — Пушкарян, переигрываешь, — усмехнулась Буйо. — Тссс, не мешай! — Катя очень серьёзно поднесла указательный палец к губам. — Я уже почти вошла в единый поток с будущим. — Тебя Кристина Воропаева, что ли, вчера заразила? Я всегда подозревала, что её появления в «Зималетто» чреваты всеобщим помешательством. Пушкарёва открыла глаза и положила руки на плечи Амуре. Наверное, она слишком часто пьёт в последнее время. Можно будет поклясться себе после дня рождения, что больше она ни-ни. А сейчас — всё казалось до невозможности простым и логичным. — Я всё увидела! — с чувством сказала Катя. — Вы с Зорькиным будете вместе! Но тебе надо сделать шаг. — Это, например, какой? — с иронией полюбопытствовала Амура. — Поцелуй его. — Чего?! — Того. Коля у нас — ещё нецелованный. — Здесь Пушкарёва почему-то испытала гордость. — Если ты будешь первой, это точно произведёт на него впечатление. Буйо изумлённо помотала головой, словно не веря, что такую авантюру предлагает ей Катя. — И как ты себе это представляешь? Позвольте, Николай, ваши губы на минутку? Он же, получается, даже целоваться не умеет! Ещё, не дай бог, в обморок грохнется. — А ты научи! — с жаром возразила Катя. — Никуда он не грохнется, только рад будет! Или как ты хочешь, чтобы он Клочкову забывал? Клин, знаешь ли, клином… — Это я — клин?! — чуть ли не завопила от обиды Амура. — Прости! Прости! Я не это хотела сказать. Ну просто… Колю нужно увлечь, вот! Он же неопытный, и влюблён по неопытности. Но какую силу может иметь далёкий мираж против реальной, привлекательной женщины?.. Сказав это, Катя поняла, что предсказывание будущего отняло у неё кучу сил, и что она чертовски устала сидеть. Поэтому девушка улеглась во всю длину дивана, а голову удобно умостила на коленях у Амуры. — Ох, Катюх, — задумчиво ответила подруга, поглаживая её по макушке, — складно ты так всё говоришь. Очень хочется верить. У самой-то тебя так ли всё хорошо? Очень хотелось ответить откровенно; рассказать всё-всё-всё. Носить в себе эту беду становилось всё тяжелее. Но Катя уже наметила конкретный срок, сверкающий не таким уж далёким маяком — день рождения. Именно этот день всё решит. И именно после него можно будет открыть душу и Амуре, и Коле. — У меня, Амур, не жизнь, а вулкан. Причём именно тот, который всё никак не успокоится и продолжает извергаться ежедневно. — Это связано с Романом? — проницательно спросила Буйо. — И не надо сейчас сочинять, что нет. — Зачем же спрашиваешь, если сама всё знаешь? — Пушкарёва мрачно усмехнулась. — Просто он так на тебя смотрел в то утро, с Зорькиным. Не с обожанием, но, не знаю… с явным интересом. Точно не рабочим. У вас что-то есть? — Есть, Амур, — не в силах врать, созналась Катя, — есть, родная. Только это всё — не по-настоящему. — Это как так? — не поняла подруга. — А так. Мы изображаем любовь. И я, и он. — Пушкарёва прикрыла глаза, осознавая, как просто в паре слов помещается вся эта муторная история. — Не спрашивай, зачем. Я после тринадцатого всё расскажу. — У тебя что, на тринадцатое какой-то судный день назначен? — посмеиваясь, спросила Амура. — Ага. Типа того. Только, Амур, никому ни слова! Под страхом смерти! — Да боже упаси! — Я тебе доверяю. Я, можно сказать, вверяю свою жизнь в твои руки! — беспечно улыбнулась Катя. — Видишь, как всё серьёзно? — А вот это зря, — ответно улыбнулась Буйо, расплетая Катины тугие косички, — доверять африканским гадалкам может быть очень опасно. Но ладно, я исключение из правил. — А я знаю. Я почувствовала, что именно ты из всех девочек способна хранить мои тайны! — Мы дошли до стадии пьяных признаний, да? — Амура ужасно развеселилась. — Люблю такое. Катюх — ты вообще клад! — Ой, да ладно тебе. — Не ладно! Я тебе отвечаю. Мне ещё месяц назад казалось, что ты вся такая строгая и правильная. Я даже думала, что ты та ещё душная зануда. И на уме одна работа. А с тобой оказалось так интересно! — А я, может, только недавно перестала быть занудой! — хохотнула Катя, чувствуя необъяснимую радость. — Нет, наверное, во всём должен быть баланс. В любви разочаровалась, зато в дружбе только приобрела… Если честно, она уже не очень следила за тем, что говорит. Образ трусливого Жданова кипел и кипел в ней, всё никак не выкипая. — В любви — это ты про кого? — Уж точно не про Малиновского. — Да я догадываюсь. Малиновский — это валет. А король… Король, в общем, мы обе поняли, кто. Слишком уж он хмурый в последнее время. — С тобой нельзя ссориться, Амур. Чревато. — Не советую переходить мне дорогу, — смешок. — И что, сильно король тебя разочаровал? — Не то слово. — Хочешь, я порчу на него наведу? — Не надо. Скоро я с ним сама разберусь. — Уже придумала, как? — Мысли есть… Вполне конкретные. — Ох, Катя-Катя… Надеюсь, это не навредит тебе. — Мне — уже вряд ли что-то навредит. Катя, перед тем как перекатиться к краю дивана и освободить место для Амуры, разлепила на минутку глаза и глянула в окно: за стеклом быстрым вихрем кружились снежинки, подсвечиваясь одиноким фонарём. Как мало надо для хорошего вечера — снег после затяжной осени и человек, с которым всего лишь можно быть самой собой. Можно было бы даже расплакаться при Буйо, которая так неожиданно стала ей близка, и которой хотелось доверять, потому что не доверять вообще никому — не оставалось сил; но, если честно, гораздо больше Кате хотелось спать. У неё в школе не было типичных ночёвок с подружками — потому что не было подружек; а остаться на ночь в одной комнате с единственным другом Зорькиным папа бы ни за что не позволил. Может, ложка и хороша к обеду, но познавать такие простые радости Кате нравилось и в неполные двадцать четыре. Хорошо, что у неё в жизни есть ещё что-то, кроме этой игры! *** Король, конечно, имел шанс на помилование. Крохотный, слабый, но он был. И этот шанс увеличился, когда Жданов решился откровенно поговорить с Катей прекрасным утром понедельника. Рома куда-то запропастился. Возможно, опаздывал. Катя не могла точно сказать, согласован предстоящий разговор с Малиновским, или это — личная инициатива Андрея. — Катя, — жестом пригласил её сесть Жданов, — можно задать вам один вопрос? — Смотря какой, Андрей Палыч, — улыбнулась Пушкарёва, решительно садясь рядом. — А какой нельзя?.. — Думаю, самый стандартный. Сколько мне лет и какая у меня зарплата. — Удивительно, но Катя теперь вполне легко находила в себе силы, чтобы шутить с Андреем. Впрочем, а как ещё вести себя с ним, чтобы не скатываться в рёв? — Во-первых, это неприлично, во-вторых, вы и так это знаете. — Ах, да. — Жданов вздохнул, казалось, с облегчением; ирония помощницы была для него непривычной. — Не беспокойтесь, вопросы у меня совсем по другой теме. — Тогда я вас слушаю. — Только пообещайте не обижаться, ладно?.. — Ну, если вопросы не обидные — то и обижаться не на что, — Пушкарёва улыбнулась почти плотоядно. Андрей чуть заметно сглотнул. — Скажите, а Амура… или ещё кто из Женсовета… они, надеюсь, ничего не знают о «Никамоде» и о залоге «Зималетто»? Расшаркиваться в реверансах у Кати не было ни малейшего желания; тем более — бродить вокруг да около. И вообще, она была готова отвечать на всё практически в лоб. Только бы Андрей хотя б один чёртов раз сделал правильные выводы. Господи, как она задолбалась от всего этого! Ну, неужели он не чувствует? — Нет, Андрей Палыч, — ответила она, не переставая улыбаться. — Ни Амура, ни остальные девочки. Вика, в которую влюблён Коля, тоже, если что, ничего не знает. Ну, вдруг вам это интересно. Мы умеем держать язык за зубами и не смешивать рабочее с личным. — Я понял, — торопливо ответил Андрей. — Понял, Кать. — Надеюсь, сам Коля не вызывает у вас подозрений? — мило уточнила Пушкарёва, сверкнув брекетами. — Насколько я помню, вы вполне хорошо пообщались. — Да что вы! Какие подозрения!.. Очень положительный молодой человек… — Я рада. Катя наклонилась поближе и положила свою руку на руку Андрея. Посмотрела в родные карие глаза, в которых так явно читалась застарелая тревога, и постаралась вложить в свои следующие слова ровно столько искренности, чтобы до него, наконец, дошло: — Андрей Палыч, мы вас не подведём. Очень вас прошу, не переживайте. После этого она поднялась, чтобы уйти в каморку и заняться делами. — Кать, — прилетело ей в спину явно потеплевшим тоном, — а можно ещё один вопрос? — Пожалуйста, — развернулась Катя возле дверей. Жданов рассматривал её, как рассматривают сумку от Луи Виттон на Черкизоне — пытаясь понять, настоящая или нет. Очень даже возможно, что и нет. Но так хотелось верить, что да! Ещё и по дешёвке! Шанс на спасение очень, очень мизерный. Но он всё ещё был. — У вас с Ромой всё серьёзно? — Более чем. — Вы любите его? — спросил Андрей с едва заметным волнением. — Очень, — самым правдивым голосом из всех возможных ответила Катя. — Что говорить, я просто без ума от него. И с каждым днём — всё больше. Больше вопросов не воспоследовало; можно было, наконец, поработать. Чем Пушкарёва и занялась, оставляя Жданова по ту сторону двери. В этот момент она даже не знала, чего ей хочется больше: довести начатое представление до логического и красивого завершения или чтоб Андрей всё понял и пришёл каяться, не дожидаясь намеченного ей конца? Очень, очень маленький шанс.