мальчик хочет в тамбов

Кошка меняет цвета, Чёрный уже не носит. В ядерно-солнечном прячет себя, В тёмно-синем себя уносит. Кошка не пишет стихи, А дамские штучки как фига в кармане. Кошке плевать на духи — Она хорошеет с годами.

— Извини, Ром, — сказала Катя, решительно накидывая на себя шарф, — сегодня в кино ну никак не получится! — Катя, — в который раз за день начал каяться Малиновский, — Катюша! Ну ты что, неужели из ревности? Ты же знаешь, что мне госпожа Клочкова ну нигде не упёрлась. То, что она ко мне пристаёт — это сугубо её личная инициатива. Рома подошёл к Кате и обнял её за плечи, шепча на ухо: — Кать, ну это глупо. Совершенно глупо меня ревновать. Ты же разумная девушка. Понимаешь, что полжизни просто так не вычеркнуть — девушки всё равно будут подходить ко мне, проявлять внимание. Образ бабника Малиновского, к сожалению, будет ещё очень долго жить в памяти других. Но мы будем это исправлять! Внутри всё было кисло; оправдываться за свой привычный образ жизни — это же надо было так встрять! И перед кем оправдываться? Перед дурнушкой, которая не идёт ни в какое сравнение даже с самой худшей, уже давно вышедшей в тираж, моделькой? А она ещё будет изображать из себя оскорблённую невинность — просто блеск! Всё, дорогой наш Р.Д., это конечная — дальше некуда. Депо! Пушкарёва между тем повернулась к Роме лицом, с которого не сходила раздражающая ласковая улыбка. — Ром, — положила она ладошку ему на грудь, — ты о чём? Какая ревность? Я что, вчера родилась? Я же знаю, кто ты такой. И Вика меня нисколько не трогает. — Тогда в чём дело, Катюш? — нетерпеливо спросил Роман. — Коля позвонил. Очень ругался, говорил, что один не справляется. — С чем это он, интересно, не справляется? — Очень много документации накопилось. Адвокаты тоже покоя не дают. Так что у нас сегодня вечером ожидается мозговой штурм. — А я думал, твой Зорькин настолько гениален, — сказал Малиновский с иронией, — что и один может со всем справиться. Разве нет? — Ну мы же с ним друзья! А друзей не оставляют в беде. Коля и так возится с «Никамодой» на голом энтузиазме. — Катя потянулась и поцеловала Рому в уголок губ. — Не сердись, ладно? Сходим в кино в другой день. Сказал бы Роман, какой там «голый энтузиазм». Ох, как бы сказал. А Пушкарёва то ли активно прикидывается дурочкой, то ли дура и есть. Да такими темпами они до поцелуя, дай бог, к Новому году доползут. Его самые красивые и известные женщины Москвы столько не мариновали, сколько эта Квазимода! — И что, это на завтра вот прямо никак не перенести? — Никак, — виновато помотала головой Катя. — Ох, Кать, — вздохнул Малиновский, обнимая девушку, — что ж ты со мной творишь! Я же повешусь сегодня. Придёшь с утра на работу — а нет уже никакого Романа Дмитрича. Он дома — висит, грустный и никому не нужный. Катя хихикнула. — Ром, ну не драматизируй. Один вечер — это немного. Мне тоже жаль, но сам знаешь… Случается всякое. — Ты точно не обиделась на меня? — Рома ласково взял Катю за подбородок и внимательно всмотрелся в её глаза, стараясь найти в них признаки обид и тревог. Ничего такого. — Скажи мне честно. — Рома, — миролюбиво ответила Пушкарёва, — я не обиделась. Ни капельки. Я знаю, что ты всегда будешь в центре внимания — по крайней мере до тех пор, пока мы открыто не объявим о наших отношениях. Но я же ничего от тебя не жду и ничего не требую. Так что будем относиться к этому философски, ладно? — Она нежно потрепала его по щеке. — Завтра вечером я в твоём распоряжении. Малиновский тяжело вздохнул. Ну да, ну да. Как же! Решила его проучить, прикинувшись овечкой. Кабы он не знал все эти женские штучки. — Давай я тебя хотя бы до дома довезу? — Не нужно, — сказала Катя с неизменной улыбкой. — Мы с Амурой на автобусе. Она живёт недалеко от меня, поболтаем как раз по дороге. — Давай я тебя с Амурой отвезу. Поболтаете в машине, не буду вам мешать. — Нет, Ром. — Отказ был ласковым, но решительным. — Сегодня мы на своих. Тем более такая поездка может вызвать лишние вопросы. Меня и так девочки успели допросить, почему ты меня позвал на обед. Не будем рисковать. — Что ж с тобой делать? — показательно взвыл Малиновский. — Катя, Катя! Ты невозможная женщина! — Очень даже возможная, — засмеялась Катя, — просто люблю всё просчитывать наперёд. Всё, я побежала! До завтра! Выпорхнула она из каморки так, будто нисколько не переживала о том, что сегодняшнее свидание не состоялось. Да что ж такое!.. Показательное выступление. То, что это была маленькая месть, Роман не сомневался нисколько. Учитывая, каким Катя оказалась прагматиком — вполне логично. Если припомнить всё, что она рассказала ему утром, такая, как она, не отдастся всецело чувствам. Такая, как она, будет играть и играть. Почему-то Рома это чувствовал очень хорошо. Небольшая оплошность — и Пушкарёва способна обидеться так, что всё полетит в тартарары. Нехило! Единственное, что не родилась ещё та женщина, которая способна переиграть Романа Малиновского. Ничего, ничего. Сегодня, если хочет, пусть пообижается. А завтра он Пушкарёву очарует так, что она имя своё забудет. Перед его очарованием не устоит даже самый заядлый прагматик. — Задолбала! — вышел Роман из каморки, падая в кресло перед Ждановым. — Что случилось? — спросил Андрей, отрываясь от бумаг. — Катюшка решила, что она у нас самая умная. Увидела меня с Викторией — и всё, сегодняшнее свидание не состоялось. — Так может она банально ревнует? — хмыкнул Жданов. — Ревнует, конечно, — самодовольно ответил Малиновский, — только делает вид, что совсем нет. Ни истерик, ни скандалов. Просто: «Прости, Рома, у меня сегодня дела с Зорькиным»! Помахала ручкой — и досвидос. — Ну ты тоже у нас умник года. Раз уж начал окучивать Катю, так исключи хотя бы на время из своего пространства других женщин. Ради дела же! — А что я? — невинно воскликнул Роман. — Что я-то сразу? Ты как будто Вику не знаешь. Приклеится, как двухсторонний скотч, хрен отлепишь. — И всё равно. — Андрей хмуро взглянул на друга: — Не нравится мне это постоянное присутствие Зорькина. Чуть что, сразу этот Зорькин. Просто какой-то круговорот Зорькина в природе! Как только Кате что-то не нравится, она сразу начинает его вспоминать. — Спокойно, Андрюш. — Малиновский, если честно, и сам начинал ощущать лёгкое беспокойство и одновременно раздражение, но при виде тревожного Жданова не хотелось наводить лишнюю панику. — Спокойно. Скоро Катя забудет про своего ненаглядного насовсем. — И что же ты будешь делать, — ехидно поинтересовался Андрей, — если до сих пор ещё не сделал ничего? Рома ненадолго призадумался, взвешивая все «за» и «против». — Думаю вывести это природное явление в свет. — В смысле? — К сожалению, в самом прямом. Придётся амурничать с ней на глазах у всего столичного бомонда. — Ты уверен, что готов к этому? — А что делать? — пожал Малиновский плечами. — Буду жечь напалмом! Если Катя убедится, что ради неё я готов на такие жертвы, то её сердце не то что растает — она мне его лично на блюдечке с голубой каёмочкой принесёт. Андрей не нашёлся что возразить; только закатил глаза. — Дай бог. Дай бог. Надеюсь, после такого ей будет не слишком больно падать. — Я тебя уверяю, — прищурился Рома, — не будет. — Тебе-то почём знать? — с большим сомнением посмотрел Жданов на Малиновского. — А вот знаю. Интуиция, Жданчик, её не пропьёшь, — развёл руками Рома, оставляя лишние детали при себе. Ничего, целее будет. — Слушай, чего мы тут сидим? Даже Пушкарёва уже слиняла. Поехали, как в старые добрые, подцепим каких-нибудь красоток? Я тут в выходные с такой познакомился… — Нет, — Андрей твёрдо помотал головой, — красоткам отказать. Хотя… я так затрахался в последнее время. Поехали в «Лиссабон», просто посидим? — Напьёмся? — Ага. — А Кира тебе завтра похмелье не усилит? Жданов скривился, как будто его внезапно настигла очень болезненная мигрень. — Ничего, потерплю. Лучше завтра с утра, чем сегодня весь вечер слушать её нытьё. — Палыч, ты прямо-таки Скарлетт О’Хара. Все проблемы откладываешь на завтра. — Да задрали они все, — Андрей упёрся лбом в сложенные в кулак руки. — Ромыч, я устал от женщин. Как от явления. — Что мешает тебе переключиться на мужчин? — хохотнул Рома и тут же стушевался: — Только не на меня, конечно! А вот к Милко, так и быть, можешь сходить… — Да ну тебя! К нему, как к человеку, а он всё опошлит. Рома, в самом деле, природу Ждановского страдания не понимал. Для него всегда всё было просто — надоела одна, найди другую. Надоели все — отдохни, проспись, и люби всех вокруг по новой. А главная проблема Андрея в том, что он всегда любил сажать женщин себе на шею. Что Киру, что Катю. Так кто же заставлял? Посадил так, что теперь одному не расхлебать. — Ладно уж, — решительно хлопнул Малиновский рукой по столу, — поехали в твой «Лиссабон»! Будем возвращать тебе любовь к жизни. Цени, ради этого я даже откажусь от вечера в приятной компании. — То есть я, — усмехнулся Андрей, — компания неприятная? — Андрюш, ты всем хорош, правда. Но в постель с тобой, к сожалению, не ляжешь. — Малиновский, ты в курсе, что ты болван?.. — Конечно, в курсе — ты же не дашь мне об этом забыть. Ну, чего расселся? Вставай, вставай, поехали… *** Уговорить Колю отдаться в руки Амуре оказалось задачей не из простых. Зорькин орал, прятался под стол и даже хотел окропить девочек святой водой, которую недавно принесла из церкви Елена Александровна. — Он, наверное, рассчитывает, что я зашиплю и распадусь на атомы, — усмехнувшись, сказала Амура. — Да-да, — тут же закивал Зорькин, забиваясь в самый дальний угол дивана, — как настоящая ведьма! — Коля, — устало сказала Катя, — нет времени спорить. Амура уже записала тебя к парикмахеру. Ты должен там быть через полчаса! — Мне и так всё нравится! — обиженно ответил Коля, отодвигаясь ещё дальше. — Идите сами к своему парикмахеру! Вам обеим не помешает. — Это с чего вдруг нам не помешает? — воинственно упёрла руки в бока Амура. — Вам что-то не нравится, молодой человек? — Вы похожи на пуделя! — сдерзил Зорькин. — Такие хаера уже давным-давно не в моде. Буйо от такой наглости даже потеряла дар речи. — Нет, Кать, ты слышала?.. — А про тебя, — Коля показал пальцем на Катю, — я вообще молчу. Учительница первая моя! Причём не симпатичная и добрая, которая обязательно будет у другого класса, а именно та самая, которая злобная и похожа на бабку. После этих слов в Зорькина с обеих сторон полетело то, что оказалось у девушек под рукой — книга и упаковка салфеток. — Ай! — взвизгнул Коля. — Я на тебя порчу наведу, — с самым серьёзным видом сказала Амура, от злости перейдя на «ты», — если ты сейчас же не поднимешь свой зад с дивана и не пойдёшь с нами. — А ты меня не пугай! — тоже перешёл на «ты» Зорькин. — Я не верю в порчу! Мне ничего не будет. — Посмотрим, — хмыкнула девушка, — когда в тебя ни один пирожок больше не влезет. Хочешь, проверим? Коля демонстративно отвернулся. Всё-таки немного забоялся. Наука наукой, а необъяснимого тоже можно бояться. Катя, воспользовавшись кратковременным замешательством, подсела к Зорькину. — Коля! — начала увещевать она. — Ну что ты теряешь? Смена имиджа — это же здорово! Мы же не на пластическую операцию тебя уговариваем. Всего-то — причёску слегка изменить и пару костюмов прикупить. — Здесь Пушкарёва вспомнила о главном козыре: — А представь, что тебя, обновлённого, увидит Вика. Неужели тебе не хочется блеснуть перед ней во всём великолепии? — Вообще-то я и так бы мог блеснуть! — А так — блеснёшь прям сильно-сильно. Вовек не забудет! Непоколебимость Коли ощутимо пошатнулась. Вика была слишком весомым аргументом, и Катя это прекрасно знала. — Коленька, — Пушкарёва заговорила сладко и вкрадчиво, — ну мы же тебя не сами будем подстригать! Там парикмахерша — мастер своего дела. Она быстро определит, что тебе подходит. — Ага, — тут же всполошился Зорькин, — а костюмы кто мне будет подбирать? Вам, — он смерил долгим взглядом и Катю, и Амуру, — я в этом вопросе не доверяю. — Нет, я его точно убью сегодня, — гаркнула Буйо, браслеты которой нервно и громко звенели. — Не волнуйся, Николай! Рядом с парикмахерской хороший магазин мужских костюмов. Там тебе тоже всё подберут по фасону и по размеру. Коля вновь отвернулся, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Нахрена вам вообще всё это сдалось?.. — Надо! — коротко ответила Катя. — Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть»! Коллектив хочет на моего жениха посмотреть. Про «Никамоду», Жданова и Малиновского она, конечно, упоминать не стала; слишком рано и опасно было посвящать Амуру в такие подробности. — Коля, если ты сейчас не слезешь с дивана, то на обед можешь больше не приходить… — Уже на шантаж перешла, да? — А что мне ещё с тобой делать? — возмутилась Пушкарёва. — Если ты по-другому не понимаешь. — Хорошо, — развернулся Коля обратно. — Раз так, то ладно. Я пойду, подставлюсь под удар, как вы скажете. Но с условием. — Каким ещё условием? — угрюмо спросила Амура. — Я не хочу проходить через всё это один. — В смысле?.. Колино лицо сделалось до ужаса хитрым. — С вас тоже ребрендинг. ...Спорили уже по пути в парикмахерскую. Не факт, говорила Катя, что в парикмахерской окажутся свободные мастера, чтобы у них хватило времени ещё и на девочек. Но, как назло, свободные мастера были как раз-таки в количестве двух штук — и пока Катя с Амурой, прокляв всё на свете, не расселись по креслам, Зорькин к креслу тоже не приблизился. В итоге преобразились все. Коле подняли волосы, разделив их пробором, и оставили несколько небрежных прядей, обрамляющих лицо. Прямо-таки юный ДиКаприо, как и хотела Амура. Пушкарёва смотрела на друга, который преображался на глазах, да ещё к тому же был без очков, и потрясённо качала головой. А Коля-то, оказывается, очень даже ничего, если постараться! Амуре распрямили её «хаер», Кате наоборот — сделали крупные волны. И Пушкарёвой, несмотря на всю её злость на Зорькина, даже понравилось. Это было… неплохо. Необычно, по крайней мере. Душа требовала разгуляться — вот, собственно, и разгулялись. Буйо, судя по всему, тоже была довольна результатом, хоть и крыла Колю проклятиями на чём свет стоит. На этом Колин энтузиазм не закончился. — Нет-нет, — сказал он по пути в магазин, — переодеваться один я тоже не намерен. — Коля, — взвыла Катя, — это магазин мужских костюмов! Что тебе непонятно в слове «мужской»? — Да Николай просто имеет крайне слабое представление о том, что такое «мужчина», — поддела Зорькина Амура. — Я-то как раз имею представление, — даже не обиделся Коля. — Но раз вы решили устроить спектакль, то почему мне тоже его не устроить? — А это что значит? — с опаской спросила Пушкарёва. — Это значит — вы тоже одеваетесь в мужские костюмы. — …??? Как сказал бы Урядов, ошеломиссимо. Нет, Катина душа, конечно, хотела приключений. Но не таких же! — А потом, — не успокоился Зорькин, — так и быть, я, как настоящий мужчина, свожу дам в ресторан. Не в булочную за углом, а в дорогой, хороший ресторан! Надо же как-то соответствовать. В магазин он зашёл первым. Катя с Амурой, оставшиеся позади, беспомощно переглянулись. — Что будем делать? — спросила Амура. — Очевидно, то, что он сказал, — вздохнула Катя. — Надо знать Колю. Он от нас не отстанет. — Нет, ну с другой стороны… Пушкарян, ты же хотела фарс? — Буйо рассмеялась. — Вот и получай. И тоже зашла в магазин. Катя осталась стоять посреди зимней улицы одна. — Нет, ну нормально вообще! — всплеснула руками она. — Зашибись! Ладно, фарс так фарс. Помирать — так с музыкой. Сгорел сарай — гори и хата. И что там ещё?.. Молодая продавщица-консультант, если и удивилась, то виду не подала. Первым делом подобрала несколько классических костюмов разных цветов для Зорькина. Пока Коля их примерял, принялась за девушек: в итоге Амура остановила свой выбор на белом смокинге с такими же зауженными брюками. Коля оделся стандартно: в чёрный костюм с галстуком-бабочкой. Катя, чтобы создать полноценное цветовое трио, нарядилась в костюм тёмно-красного, почти винного, цвета с белоcнежной рубашкой. Продавщица мило предложила накинуть ей поверх не завязанный галстук — сказала, что это очень стильно. Пушкарёва, если честно, нихрена не понимала, но раз посоветовали, то взяла. Стараясь при этом не думать, в какую копеечку ей всё это влетит. Ладно, сама захотела. Бюджет «Никамоды» от минимальных обновок не пострадает. Учитывая, что Коля просил её задуматься о собственной машине — это так, пустяки. — Ну, — сказала Катя, когда они вышли обратно на улицу, — в таком виде в самый раз садиться в троллейбус. — Какой троллейбус? — возмутился Зорькин, лихо приобнимая девушек. — Учись жить на широкую ногу. Сейчас закажем такси. — Куда поедем? — усмехнулась Амура. — В казино? — Лучше. Давайте-ка в «Лиссабон»? — Может, в другое место? — поморщилась Катя, вспомнив о том, что это излюбленное местечко Жданова и Малиновского. — Я сказал «Лиссабон»! — заупрямился Зорькин. — А иначе вы меня в «Зималетто» даже под дулом пистолета не пригоните. — Боже, — вздохнула Пушкарёва, — дали ребёнку дорваться до игрушек! Ладно уж. Побудем сегодня мажорами, так и быть. Амура, которая, видимо, слишком привыкла к трапезам в «Ромашке», смотрела на друзей почти заворожённо. — Ну, ребят! Нет, Катюх, хорошо, что мы с тобой начали ближе общаться! Я столько всего могла пропустить… — Это всё потому, что у Катюхи есть я, — назидательно ответил Зорькин. — Над кем бы ещё она издевалась с такой фантазией? — Кто ещё над кем издевается, — гаркнула Катя, стараясь выполнить невыполнимое: поправить на себе рубашку, не залезая руками под пальто. …В «Лиссабон» старались заходить гордо, делая вид, что ничего необычного не происходит. Каждый же день к ним приходит мужчина в сопровождении двух дам-секьюрити. Катя старалась воспринимать всё как должное: сегодняшний день начался странно, и закончится тоже странно. Возможно, завтра она снова проснётся нормальным человеком, которого не будет тянуть на сумасбродства. А, может, и нет. Одно она знала точно: всё это весёлое безумие отлично помогает ей справиться с болью. Долой обычную тихушницу Катю Пушкарёву — с ней вечно случается что-то неприятное. А Кате в мужском костюме будет пофиг на всё. Такая Катя создана для того, чтобы, например, отстукивать степ новыми лакированными ботинками или пить шампанское из горла. Спасибо Зорькину, спасибо Амуре!.. Вот для чего нужны друзья. За всеми этими шальными мыслями Катя, усевшаяся на предложенное ей место, совсем не почувствовала, как её спину сверлят два взгляда.