тачдаун

– Как ты контролируешь способности?        Пенни останавливает его посреди коридора. Цзян Ваньинь, очевидно, направляется в тренировочный зал – это там он проводит всё время, Пенни проверял. (Не следил. Проверял.)        Тонкий клинок замирает у его горла быстрее, чем он успевает сделать шаг назад, быстрее, чем успевает подумать о том, что холодное оружие в двадцать первом веке – такой архаизм.        – Параноидальный придурок, – фыркает Пенни.        – Будет тебе уроком, – невозмутимо отстраняется Цзян Ваньинь и прячет меч в потайных ножнах. – Ты отвратителен в самозащите. Я бы перерезал тебе горло тринадцать секунд назад, если бы мы были не в Брейкбиллс.        Адиёди тратит несколько мгновений на то, чтобы молча смотреть на парня, чья колючая дерзость не кажется отталкивающей (впервые в жизни). Но берёт себя в руки раньше, чем это начинает что-то значить.        – Скажи мне, как ты контролируешь себя.        Цзян Ваньинь складывает руки на груди и вздёргивает бровь каким-то отточенным движением, откидывается лопатками на стену. На указательном пальце правой руки виднеется широкая полоска тёмного кольца.        – Ещё что? Разболтать семейные тайны? Научить клановым техникам?        Внутри поднимается привычная злость.        – Мы вроде в колледже, нет? Учёба, взаимопомощь и всё такое. Мы оба ясновидящие, предполагается, что мы должны сойтись по этому признаку.        – В точку – предполагается, – Цзян Ваньинь встряхивает головой, откидывая с лица непослушные пряди, которые не укротил аккуратно поддерживающий волосы гуань. – Я не страдаю маниакальным альтруизмом. Здесь есть библиотека и, ну, может, слышал – преподаватели.        Злость приобретает оттенок бессилия. Преподаватели направили его к Камилле, той эксцентричной предводительнице неудачников, которые зовут себя ясновидящими. Они все выглядели как укурки с претензией на эзотерику, и меньше всего Пенни хотел бы возвращаться туда и учиться чему-то у них. Цзян Ваньиня среди них, к слову, не было.        Пенни не доверяет этому месту и этим людям, но обособленная группа китайцев вызывает неприязнь… в меньшей степени. Может быть, это азиатская солидарность. А может, они все выглядят так, будто знают, что делают. Будто не оказались здесь случайно, как он сам.        – Нет. Боже, блядь. Не делай такое лицо, – шипит Цзян Ваньинь.        – Какое?        – Как у меня, когда мне позарез нужна помощь брата, но я скорее умру, чем признаюсь в этом.        Прохладные пальцы железной хваткой сжимаются на его неприкрытом предплечье (Пенни со странным замешательством замечает то, каким голым оказывается его торс по сравнению с запакованным от шеи до запястий в плотные одежды Цзян Ваньинем).        – Я не собираюсь пропускать тренировку. Переживёшь ещё час с голосами в голове.        Тренировочный зал не пустует. Один угол оккупировали старшие физики. Они оттачивают высшие заклинания и, в общем-то, погружены в себя. В противоположном углу двое взъерошенных парней в кислотно-зелёных жилетках пытаются удержаться под самым потолком, но периодически вздрагивают от звона мечей, громким эхом отражающегося от стен, и валятся почти до пола.        Большой круг в центре зала отгорожен талисманами-ограничителями. В нём ожесточённо сражаются двое – хрупкого вида девушка и молодой мужчина с длинными волосами, среди разлетающихся прядей которых мелькает красная лента.        – Шиди, не опаздывай! – выкрикивает последний (Пенни не понимает китайский).        Цзян Ваньинь оттесняет Адиёди к стене:        – Оставайся здесь. Не лезь к талисманам. Один час.        А в следующее мгновение третий меч отбрасывает два скрещенных острия вверх.        Эти трое – катаклизм, бедствие. Чем дольше Пенни смотрит на них, тем отчётливее осознаёт: они не сражаются друг против друга – они тренируют слаженный бой. Лезвия искрят и светятся ровным сиянием. Мечи в двадцать первом веке почему-то уже не кажутся древней экзотикой.        Все трое гибкие, вёрткие. Цзян Ваньинь движется с бóльшим напором, атакует; девушка отбивает удары чётко, не проявляет агрессии и явно специализируется на защите. Парень с алой лентой беснуется. Пенни едва успевает следить за ним. Меч отсвечивает красным, тёмные потоки энергии врезаются в талисманный барьер. Правой рукой он держит оружие, пальцами левой вырисовывает заклинания. До Пенни доносится короткий злобный рык Цзян Ваньиня, а затем он перебрасывает клинок в левую руку, не теряя концентрации, замахивается правой – и электрическая молния обвивает тело соперника, оставляя свободной руку с мечом, но плотно приматывая к боку другую.        – Против правил, паршивец!        Девушка опускает меч и начинает смеяться. Парни несколько секунд грозно смотрят друг на друга, а потом всё разбивается, и они заходятся хохотом, оседая на пол.        Пенни отмирает (оказывается, он задержал дыхание), отталкивается от стены и подходит ближе к барьеру. Он внимательно оглядывает студентов, подмечая детали. Все трое одеты в разных оттенков фиолетового костюмы, близкие к национальным, но стилизованные так, чтобы соответствовать современности и быть практичными. Молодые мужчины лежат головой друг к другу и продолжают смеяться, одной рукой держась за животы, другой сжимая мечи. Девушка плавным пассом снимает защиту и приветливо кивает ему.        – А-Чэн, познакомишь нас с твоим другом?        Цзян Ваньинь поднимается, опираясь на парня с красной лентой и выравнивая дыхание. И фыркает.        – Это А-Сянь у нас заводит друзей после пяти минут знакомства. А это так… – он неопределённо машет рукой в сторону закатившего глаза Пенни. – Уильям Адиёди.        (Откуда он, блядь, знает имя, думает Пенни.)        – Первокурсник, ясновидящий, – продолжает тот. – Моя сестра – Цзян Яньли. Мой отвратительный брат – Вэй Усянь.        Пенни зорко подмечает, как вспыхивает тёплым сиянием при слове «брат» Вэй Усянь. (Это должно что-то значить.)        – Здравствуйте, молодой господин Адиёди, – Цзян Яньли улыбается и тянет с запястья резинку, завязывая короткие волосы в смешной хвостик на затылке.        – Пенни, – поправляет он, морщась, и тут же огрызается: – Что?        Вэй Усянь насмешливо смотрит на него, и это ожидаемо раздражает.        – Как интересно, шицзе, не правда ли? Вот уж не ожидал встретить в Брейкбиллс второго Цзян Чэна!        – Ты!        Над ухом раздаётся уже знакомый электрический треск, и Вэй Усянь проворно отскакивает, заливисто хохоча.        – Я до тебя доберусь и переломаю тебе ноги, – с убийственной серьёзностью обещает Цзян Ваньинь.        Вэй Усянь встряхивает и без того встрёпанными волосами, потягивается. Широкий пояс плотно обхватывает узкую талию.        – Отличная была тренировка. Мне пора, Элиот и Марго обещали мне показать… Что-то. Это должно быть интересно. Не скучай, Чэн-Чэн! Шицзе, – он с широченной улыбкой машет ей рукой и поворачивается к Пенни, подмигивая. – Приятно было познакомиться, Пенни Адиёди!        А затем у Пенни натурально отвисает челюсть, потому что Вэй Усянь подбрасывает свой меч, запрыгивает на него и улетает из тренировочного зала через открытое окно.        Цзян Чэн закатывает глаза.       

***

       – Садись на подушку.        Комната Цзян Ваньиня отличается от комнаты Пенни. Здесь аккуратно, даже аскетично. Много серого и фиолетового. Клановые цвета, догадывается Адиёди. У кровати стоит странная узкая подставка. На полу рядом со столиком с чайными принадлежностями лежат несколько подушек.        Пенни садится на ту, что ближе к кровати. Цзян Ваньинь грациозно устраивается напротив.        – Хорошо. Так. В чём твоя проблема?        – Я слышу мысли других. К постоянному фоновому шуму в голове я почти привык, но некоторые слишком… назойливые. Громкие. Я не могу от них отключиться. Хотелось бы научиться делать с этим что-то, прежде чем я убью кого-нибудь вроде Колдуотера.        Цзян Ваньинь прищуривается:        – Люди тебе ничего не обязаны, знаешь ли. Ясновидение и сопутствующие способности – на редкость дерьмовый дар. Но это твоя ответственность – защитить свои мозги. Мир не будет подстраиваться под тебя.        – Да, у меня есть некоторый опыт в том, чтобы мириться с несправедливостью жизни.        – Очень за тебя рад, – скучающе отзывается тот.        – Слушай… – Пенни запинается. – Я был у этой Камиллы. Они все… нет. Я не доверяю им. Медитации, расширение сознания. Они выглядят как обыкновенные торчки, это последнее место, где я хочу практиковаться. Ты выглядишь… адекватно. Я ненавижу это говорить, но мне правда нужна помощь.        Цзян Ваньинь с интересом следит за его внутренними метаниями.        – Очень прочувствованная речь. Думаю, Вэй Усянь бы впечатлился и попросил повторить – просто чтобы потешить эго. Мне плевать на самом деле. Я помогу тебе, но не из-за твоих откровений. Я просто ещё не исчерпал лимит добрых дел на месяц.        Грубая прямолинейность Пенни неожиданно веселит. И успокаивает. Он бы не перенёс снисходительного сочувствия.        – У тебя есть два направления работы: внутреннее усмирение разума и установка внешней защиты. Внешнюю защиту ты должен выбрать сам. Это может быть накожный талисман, или артефакт, или какой-то предмет, которому ты задашь соответствующую программу. Артефакты тебе, скорее всего, не светят, обычно это фамильные штуки. Например, у Цзянов это колокольчик ясности, – Цзян Ваньинь дёргает с пояса изящный серебряный колокольчик и поясняет: – Он подстраивается под дар и напитывается энергетикой владельца с младенчества. У Ланей – ты их видел, братья, похожи на мраморные статуи, вечно в белом, – лобные ленты. На них магическая вышивка такого уровня защиты, что ты впадёшь в кому, если попробуешь забраться им в головы, просто предупреждаю. К Цзиню, кстати, тоже не лезь – его узнаешь по киноварной точке на лбу. Помнишь, что я говорил про накожные талисманы?        Пенни ошеломлённо смотрит ему в глаза. Ему определённо нужно время, чтобы переварить этот поток информации.        – Тебе придётся поискать варианты в библиотеке либо – я уже упоминал преподавателей? Они здесь есть.        – Теперь внутреннее усмирение разума, – продолжает Цзян Ваньинь. – Тебе всё-таки придётся медитировать. Но точно не так, как местные ясновидящие. Вообще… – он колеблется и поджимает губы. – Я советую обратиться к индийским методикам. Не то чтобы национальная принадлежность имеет значение в вопросах общей магии, но мне всегда казалось, что так… легче. Это даёт чувство принадлежности. Может быть, это самовнушение. Попробуй варианты.        Он прикусывает губу и молчит. Пенни молчит тоже. Наконец Цзян Ваньинь глубоко вздыхает, плавно поднимает подбородок вверх, отводит назад плечи.        – Прими позу лотоса.        Пенни послушно скрещивает ноги и выпрямляется.        – Расслабь плечи. Сложи руки в дхьяну. Не думай. Пусть всё, что происходит в твоей голове, существует отдельно от тебя. Не глуши. Дай этому существовать. Я понижу температуру в комнате. Попытайся найти внутренний источник тепла. Нащупай ядро своей магии.        Они синхронно устраивают руки на бёдрах и закрывают глаза.       

***

       Пенни выбрасывает в реальность мощно и внезапно. Его трясёт от холода, из носа идёт кровь. В голове перекрикивают друг друга голоса, мелькают не принадлежащие его памяти картинки.        – Сосредоточься, – раздаётся рядом взволнованное шипение. – Слушай колокольчик, давай же, открывай глаза.        Пенни действительно различает тонкий звон, тянется за голосом и распахивает глаза. Цзян Ваньинь сидит рядом и указывает на лоб Адиёди двумя пальцами, от них исходит бледное свечение энергетического потока. Пенни хрипло выдыхает и откидывается назад, прислоняясь к кровати.        – Какого хрена?! Ты говорил, это поможет, а не попытается меня прикончить!        Цзян Чэн прекращает передавать энергию, чуть отодвигается, сгибает ногу в колене и укладывается на неё подбородком. Его лицо выражает растерянность.        – Согрей комнату, блядь, – Пенни собирает всю волю, чтобы не начать позорно стучать зубами.        – Заткнись и дай мне время.        Пенни раздражённо закатывает глаза, стягивает с кровати покрывало, заворачиваясь и утыкаясь холодным носом с подсохшей корочкой крови в тёмную ткань. Мужчина улавливает терпкий сладкий аромат, но не знает ему названия.        Цзянь Ваньинь глубоко задумывается. Он сканирует Пенни взглядом, исследует меридианы тонкими щупами энергии и ищет, ищет ответы. Он был готов к тому, что Адиёди не сможет сконцентрироваться и достичь правильного трансового состояния, но не ожидал, что тот заблудится в собственном сознании, и не представляет, почему медитация могла оказать такое сильное негативное воздействие. Одна часть Цзян Чэна хочет просто отправить Адиёди к декану, потому что это не его проблемы. Другая настойчиво требует принять вызов и разобраться во всём самому. Он колеблется.        Наконец Цзян Чэн снова скрещивает ноги и решительно вздыхает.        – В общем так. Я могу попытаться выяснить, что произошло. Я собираюсь воспользоваться одной заклинательской техникой, мне нужно твоё содействие. Открой мне разум.        – Больше ничего не сделать?! – возмущённо реагирует Пенни.        – Мне плевать на твои мысли и тайны, Адиёди, – он закатывает глаза. – Ты должен сосредоточиться на воспоминаниях о прошедшей медитации и показать мне их. Мне надо увидеть твоими глазами и проанализировать твои ощущения.        Пенни убеждённым не выглядит. Он зарёкся впускать кого-либо в свою голову с того момента, как узнал о ясновидении, чтении мыслей и их защите.        Кольцо на пальце Цзян Ваньиня коротко трещит электричеством. Он прикрывает глаза, удерживая себя от того, чтобы отвесить подзатыльник кому-то, кто не его брат, но раздражает в удивительно схожей манере.        – Это безопасно. Для тебя. И я ещё раз говорю, мне глубоко плевать на твои сокровенные мысли и влажные фантазии или что ты там боишься, что я прочитаю. Эта техника предполагает просмотр только определённых воспоминаний, демонстрация которых зависит от тебя. Но в целом можешь валить из моей комнаты прямо сейчас. Решай.        Пенни, несколько поглощённый созерцанием магического кольца, вздрагивает и переводит взгляд на Цзян Ваньиня.        – Я… Ладно. Что нужно делать?        – Дай мне руки, – Цзян Чэн вытягивает вперёд обе ладони и коротко кивает, когда Пенни повторяет его движение. В комнате всё ещё холодно, но парень, кажется, этого даже не замечает – во всяком случае, его кожа кажется горячей по сравнению с руками Адиёди. – Сконцентрируйся на том, что ты видел во время медитации. Сними защиту только с этого эпизода. Когда почувствуешь моё присутствие, не сопротивляйся.        Он делает два глубоких вдоха подряд и закрывает глаза.       

***

       Приходить в сознание от звона колокольчика скоро станет привычкой, с иронией думает Пенни, часто моргая. Голова Цзян Ваньиня дёргается, глаза бегают под веками, пальцы под ладонями Пенни дрожат. Звон становится интенсивнее. Кольцо бьёт несильным разрядом, и Цзян Чэн распахивает глаза.        – Твою мать… – он сгибается, тяжело дыша, и трясущейся рукой утихомиривает колокольчик.        – Эй? – Пенни неуверенно пихает его в плечо.        – Нормально. Я… не люблю эту технику.        – Колокольчик сам зазвонил?        – Да. Я ведь говорил, он связан с моей энергией. Он почувствовал, что она становится нестабильной, и активировался.        Цзян Чэн справляется с собой и выравнивает дыхание. Он отсаживается подальше, несколькими пассами рук поднимает температуру в комнате и задумывается над увиденным. А затем его глаза расширяются.        – Ты не… вот же блядь! – Цзян Ваньинь ошарашенно уставляется на Адиёди.        – Что? – вскидывается Пенни.        – Ты… Блядь, вот ты влип.        – Ты закончил недосказывать мысль?        Цзян Чэн встречает его негодующий взгляд.        – Ты не ясновидящий. Не знаю, кто и где проебался при распределении, но ты – не это. Тебе не помогут медитации. Медитации на самом деле никому не помогают в магии, кроме, я не знаю, Ланей, – он фыркает. – Но они дают контроль над эмоциями, а значит, позволяют лучше удерживать защиту. Мне позволяют. А ты… Блядь.        Он снова замолкает, уйдя в себя.        – Я не знаю, как это называется по-английски, – наконец нехотя признаётся он. – В Китае мы называем таких людей «дунси нанбэй». Они могут… ты. Ты можешь перемещаться в пространстве и… везде. Между мирами. Наверное. При должных тренировках. В этом мире точно.        Пенни смотрит на него с нулём понимания в глазах. Цзян Ваньинь хрустит пальцами и нервно сжимает колокольчик ясности.        – Это редкая специализация. Тебе нужен наставник. И ты сдохнешь бесславно.        – Потрясающе.        Цзян Ваньинь оглядывает его с привычным раздражением, но без враждебности.        – На этом мои полномочия всё. Иди к декану Фоггу и просвети его.        Никто не двигается с места. Пенни обдумывает всё, что услышал за последние часы, и мимоходом отмечает, что наконец-то перестал кутаться в покрывало, теперь свободно лежащее на плечах, и согрелся.        – Цзян Ваньинь?        – М?        – Почему вы здесь? Вы умеете больше, чем все первокурсники, кроме Куинн, вместе взятые, и, наверное, больше, чем некоторые старшие. Зачем вам это всё?        Цзян Чэн невидяще уставляется в пол, рассеянно крутя кольцо.        – Я задал отцу тот же вопрос перед тем, как нас сюда отправили. Он сказал, что знания не должны быть конечны. Если ты знаешь одно заклинание, ты сможешь одолеть одного врага. Если знаешь два, то двоих. А если ты знаешь два заклинания и держишь в уме, что магия сама себя воспроизводит, ты сможешь изобрести третье и уничтожить армию, – он как-то смущённо хмыкает. – Это уже сказал брат. Это в его духе, знаешь… Попирать общепринятые нормы, изобретать новое, чтобы защищать то, что, по его мнению, нуждается в защите.        Он замолкает, погружаясь в свои мысли. На губах впервые за всё время их общения блуждает тёплая улыбка. Пенни поднимается, стаскивает с себя покрывало и оставляет на кровати неаккуратным комком.        – Спасибо, – негромко говорит он и, не дожидаясь ответа, идёт к двери.        – Пенни?        Адиёди останавливается в дверях и оборачивается, вопросительно вскидывая брови и встречая тёмный взгляд.        – Можешь звать меня Цзян Чэном.        Пенни смешливо прищуривается, губы растягиваются в лёгкой ухмылке. Он просто кивает и выходит вон.