Не место для бабочек II: Наследие Страж-камня

Появление венценосной кузины прошло на редкость тихо, почти незаметно. Она скромно, почти как безродный межевой рыцарь, пристроилась за стол к коменданту, бывшему коменданту, передовому отряду, главе шпионов… Просто взяла — и села во главе. Абсолютное инкогнито, никто и взглядом не повел. Самое странное, что никто и правда не обратил на эту «наглость» никакого внимания, кроме, пожалуй, самого Дейрана. Уж он лицо Голфри узнает где угодно и когда угодно: слишком много ее портретов висело в его собственном доме, слишком часто он вглядывался в эти черты, прежде чем метнуть дрот или неудавшееся повару пирожное. Да и просто так, проходя мимо, чтобы потренировать особенно омерзительную усмешку или мысленно отрепетировать фразы, которые никогда не коснутся ничьих ушей — видеться с благословенной кузиной, храни Иомедай ее старые потроха, Дейран как-то не планировал. А оно вон как получилось. Мимо Дейрана протопал крестоносец, в его руках пузато блестел бочонок с родовым гербом Арендеев. Граф хмыкнул: вот они, настоящие защитники города! Без страха, упрека и совести. Ничем не лучше прочих мародеров, натуральные последователи своей лицемерной королевы. Помимо «спасенной» — точно так же украденной — бочки с пивом на баре появилось множество бутылок, а у каждого стола стояла своя-собственная емкость с алкоголем. Стулья, разномастные, стащены также откуда попало: знакомых среди них не попалось, но имелось несколько совсем некрестьянских моделей, с резьбой и позолотой. И что-то Дейрану подсказывало, что владельцев мебели, как и владельцев пойла, никто ни о чем не спрашивал. Великолепное «явление» королевы не заставило себя ждать. Едва оказавшись за столом, Голфри раздобыла себе вполне солдатского вида кружку без ручки, куда нацедила из собственной фляжки знакомо пахнущее и элитное до последней капли старое вино. И, не дождавшись реакции ни на одну из своих выходок, нагло влезла в чужой разговор с неуместными шуточками, чтобы наконец-то насладиться всеобщим узнаванием и почтением. — О, дорогой родственник, и вы здесь? — Голфри фальшиво улыбнулась. — Не ожидала от вас такой самоотверженности. Люди говорят, вы настоящие герои. — Вы пропустили момент, когда говорили о вас, милая кузина. Все три недели осады были этим моментом. Ирабет что-то прорычала в ответ, что-то про почтение и уважение, но Голфри благородно прервала ее лизоблюдский порыв, сообщив, что «привыкла к колкостям» со стороны «родственника». Потом как-то быстро переключилась на Мерисиэль, сидящую по другую сторону стола, принялась обливать бедняжку непроницаемо-густой лестью, нести околесицу про большие на нее планы. Да так усиленно, что Мерисиэль и слова вставить не успела. Дейран уже почти решил снова переключить монаршее внимание, отработав одну из заготовленных колкостей, но сама командир как раз пришла в себя. Сладко улыбнувшись (боже, выглядит отвратительно!), она достаточно твердо заявила, что случившееся — не ее заслуга, а всех, кто сейчас празднует победу в этом зале и на улице, среди палаток. Каждый житель города, дескать, видел некоторый кусочек Бездны, и если бы не их самоотверженность, ничего бы не вышло. Как минимум, последнее слово — спасение страж-камня — не далось бы ей без помощи остальных сидящих за столом. Каждого Мерисиэль удостоила благодарным взглядом, и даже Дейрану он достался: уверенный и куда более искренний, чем давешняя приторная улыбочка. Граф даже подумал, что готов ее простить. Любезничать с королевой — или наблюдать ее любезности далее — в планы Дейрана не входило. Он сообщил, что собирается подышать воздухом — стал первым, кто вышел из-за стола, превратившегося в филиал столичного двора. И, не дожидаясь неприязненных взглядов, поспешно ретировался, давая прочим приблизительно адекватным шанс уйти следом. На улице веселье тоже шло полным чередом — там не было столов и стульев, но они и не были нужны. Люди — переодевшиеся в легкую одежду рыцари, простые горожане, взрослые и дети — плясали, ели и пили. Три разных барда, все абсолютно бесталанные, терзали музыкальные инструменты, периодически выкрикивая нерифмующиеся пьяные вирши. На качество исполнения, как и на сами новосочиненные баллады о светоносной Мерисиэль, простому люду было абсолютно начхать: они отплясывали, даже близко не попадая в ритм, сбивались в стайки, перекрикивая музыку, расползались к стенам, чтобы поделиться новой версией великого подвига. На самом деле ничего особенно великого, кроме, пожалуй, лопнувшего потолка, в сером гарнизоне не случилось. По крайней мере, все выглядело не настолько эпично, как звучало в рассказах тех, кого там даже не было. Дейран медленно прошел вдоль пирующих, морщась от каждого фальшивого звука (то есть непрестанно), периодически поднимал к губам кружку с половиной содержимого бутылки припасенного винца, и думал о скуке. И еще об одной маленькой смешной детали своей биографии. Смешная, забавная маленькая деталь, застрявшая в его теле подобно невидимой глазу занозе. Подобно отравленному дроту, который он сам всадил себе почти десять лет назад. Эта забавная маленькая деталь почти никак не давала о себе знать, если бы не ощущение постоянного присутствия рядом, непрерывного наблюдения — и не периодически «по волшебству» появляющиеся в прикроватной тумбочке отрезанные головы. Отчасти Дейран сорвался в эту авантюру просто чтобы не видеть новое мертвое лицо каждое утро. Ведь если нет кровати, нет и прикроватной тумбы? А нет тумбы — нет головы. Сущность никак не протестовала против его прогулки. Может, она просто исчезла? Сбежала, нашла себе более ответственного носителя?.. Мечтать-то ему никто не запретит. Даже если ощущение наблюдения никуда не делось, можно же просто делать вид, что не замечаешь его. И верить, что ближайшим утром, когда Дейран снова проснется в своей собственной постели, прикроватная тумба наконец-то окажется совершенно пуста. *** Мерисиэль чувствовала себя на редкость сконфуженно в присутствии королевы. Одно дело — свободно разговаривать за пиршественным столом с Ирабет или Аневией, пить вместе с друзьями, и другое — когда по ту сторону длинной столешницы сидит аж столетняя крестоносная королева. Она оказалась совсем не такой, какой Мерисиэль ее себе представляла: как минимум, за стол она села не в сияющих латах и не с переливающимся радугой святым мечом. А без них ее на портретах не изображали, кажется, совсем никогда. Голфри шутила, свободно разговаривала с каждым из них, и в целом даже понравилась Ри, но фраза про личный подвиг заставила ее усомниться в своем впечатлении. Разве не всем в этом зале, в этом городе ясно, что сама Ри ничего такого не сделала? Точно не больше, чем каждый горожанин, а может, даже меньше. Ей не пришлось видеть смерть родных и друзей, она всегда встречалась с демонами в компании до зубов вооруженных неубиваемых соратников и могла себе позволить махать светящимся мечом, которым даже нельзя кого-то проткнуть. Не всем так повезло; если в центре зала было достаточно весело, то по углам молча, без единой улыбки, пили те, кто потерял всё. В их взглядах Мерисиэль чувствовала обвинение, ненависть лично к ней: той, на кого рассчитывали. Она ведь должна же всех спасти, она ведь избранная? Так где она была, когда родителей, братьев и сестер, когда любимых и детей разорвали на куски? Где она была, когда простые рыцари — в том числе новобранцы безо всякого боевого опыта — умирали от когтей и стали?.. После третьего тоста за «подвиг» Мерисиэль стало совсем дурно. Захотелось спрятаться, убраться подальше от людей, которые, кажется, и сами не верят в то, что говорят. Они ведь все прекрасно понимают, все чувствуют — но давят на нее только сильнее. Ложью, в которую хочется, но не получается верить. Все ведь могло закончиться лучше? Так почему… этого не случилось? Она, сославшись на головную боль, поднялась с места и как можно быстрее пошла в сторону кухни, но и там не нашла тишины: на сложенных в кучу мешках сидел Вольжиф, по кругу от которого прямо на полу расположились дети и взрослые, и даже как всегда солнечная Уголек. Тифлинг нетрезвым, но крайне довольным голосом, похоже, уже не в первый раз рассказывал, как единолично (с небольшой помощью своих приятелей) зарубил целого минотавра. Благодарная публика ахала и аплодировала, увлеченная рассказом, Уголек хлопала в ладоши громче всех; Мерисиэль поспешила уйти в сторону погреба, надеясь хотя бы там никого не встретить. И не ошиблась: в погребе не осталось ровным счетом ничего, что могло бы привлечь празднующих или оплакивающих. Зато нашелся стол, окруженный кучкой стульев, и несколько ящиков у дальней стены. Ри бросила взгляд в сторону решетки, распахнутой; там, прямо на полу, все еще стояла покрытая плесенью тарелка с какой-то дрянью. Вот здесь ей самое место — преступнице, предательнице, которая не смогла сделать раньше, лучше и больше. Самозванке, умыкнувшей сияющий меч прямо из-под носа более достойных. — Мерисиэль, привет! Ты нас помнишь? — на лестнице показалась Аранка в сопровождении Илекса и Талла. Молодые дезниты улыбались ей как хорошей знакомой, и Ри даже поверила, что вот им лично не сделала ничего дурного. И, кажется, даже помогла. От сердца отлегло — совсем чуть-чуть. — Привет! Конечно, братья-во-снах. Как ваши дела, Халран больше не пытается… — Ри замешкалась. — Он обещал, что не тронет вас, если после осады… И снова слова не пришли. «Я пообещала ему за вас, что вы покинете город. И мне было совершенно плевать, что у вас здесь могут быть семьи, дома и свои дела». Минутное облегчение торопливо сошло на «нет». — Да-да, учитель рассказал нам об условии. Мы все равно собирались покидать Кенабрес, правда, ребята? — Аранка обернулась к усиленно закивавшим и все еще улыбчивым спутникам. — Но сюда мы пришли по другой причине. Ты помогла нам, и мы хотели бы отблагодарить тебя так, как можем. Через другую дверь, ведущую с улицы, ворвался Ланн — он явно бежал, потеряв Мерисиэль в таверне, и уже устал искать. Лицо его выглядело совсем капельку обиженно и по большей части — обеспокоенно. Он шагнул к Ри, будто собираясь обнять ее, и только тогда заметил, что не первым ее нашел. — Не нужно. Правда, не нужно благодарности, — Ри попыталась улыбнуться. — Я помогла вам не ради нее. — А мне кажется, что именно эта благодарность тебе сейчас и нужна. Мы… песню сочинили, — Илекс неожиданно скромно потупил взгляд. — В основном Аранка, но мы тоже… — Все мы постарались, — прервала его Аранка. Бардесса с энтузиазмом сжала лютню. — Песня называется «Взгляд, устремленный к звездам». Вы станете нашими первыми слушателями. Можно? Ри не сразу поняла, разрешения для чего у нее сейчас спрашивают. Поэтому с опозданием чуть нервно кивнула, и с любопытством уставилась, как дезниты рассаживаются по ящикам. Им с Ланном оставались только места в зрительном зале — на небольшом столике, стоящем напротив решетки. Аранка совсем невесомо тронула струны, и несколько чистых нот наполнили воздух ощущением нереального и светлого. Чего-то близкого и теплого, чего-то, к чему Ри потянулась всем своим существом. И когда голоса дезнитов слились в единую мелодию, Ри не услышала слов, не поняла их, но как-то смогла угадать и стала четвертой в этом маленьком хоре. Песня, легкая, будто стайка бабочек, превратила затхлый погреб в совершенно другой, светлый и радостный мир. Ри закрыла глаза, позволяя воображению утянуть себя в страну зелени и цветов. Вокруг высились причудливые деревья, парили светляки и светящиеся легкокрылые бабочки, в которых не было совсем ничего правильного и нормального. Они вихрем закружились рядом, этот вихрь подхватил Ри и повел по едва заметной тропе. Видение стало объемным, обрело звук — помимо дезнитов Ри теперь слышала пение множества незнакомых птиц. Под ногами прошелестела лилово-розовая пушистая зверушка, махнула длинным хвостом и скрылась в зарослях; огромная важная птица на одной из ветвей раскидистого белоствольного древа оглядела Ри круглым лазурным глазом и склонила голову в приветствии. Мерисиэль с улыбкой кивнула в ответ. На ветви этого древа оказалась привязана качель — совсем простая, из тонкой доски и пары крепких веревок. Ри коснулась одной из них и поняла — качели никто не привязывал, они были такой же частью древа, как и любая из ветвей. Что за чудесное место! Пропитанный ароматом цветов воздух наполнил легкие, и Ри с удовольствием пила его, впитывала каждой клеточкой тела. Наверное, так чувствует себя тот, кто вернулся домой. — Привет! Ты здесь недавно? — Да-да, я тоже тебя раньше не видел. — И я! Ри обернулась: перед ней стояли особенно причудливые существа, лишь отдаленно похожие на людей или эльфов — одно имело крылья вроде стрекозиных, только огромные, другие двое сочетали черты людей и животных в самых гармоничных пропорциях. Они улыбались ей, в них не было угрозы или недоверия, только искреннее любопытство и дружелюбие. — Я просто пела вместе с друзьями, и, кажется, заснула, — Ри с улыбкой покачала головой. — Так ты не знаешь даже, куда попала? — крылатое существо удивленно склонило голову набок, удивленно сверкнув яркими лиловыми глазами. — Это Элизиум, дитя! — Да-да, это Элизиум, добро пожаловать! — Приветствуем! Ответы спутников крылатого были похожи на мягкое эхо, голоса их будто созданы были для песен и смеха. Несмотря на всю свою необычность, незнакомцы смотрелись среди причудливой цветочной зелени абсолютно гармонично. — Родной план Богини? — переспросила Ри. — И как я здесь оказалась? — Не знаю! — Крылатое существо залилось звенящим смехом. — А тебе нравится? — Очень, — честно ответила Ри. — Значит, ты здесь не в последний раз! — Еще вернешься! — Может, сразу останешься? — Я не могу остаться, там… в Голарионе еще есть дела. Мировая язва должна быть исцелена, я обещала… — мысли о нереальности происходящего плавно перетекли в воспоминание о настоящем положении дел. — Я же говорила! — крылатое существо обернулось к своим спутникам. — Говорила вам, она вернется! — Теперь точно вернется! — Обязательно! — Конечно, вернешься! — оно повернулось к Ри, сияя светлейшей из улыбок. — Потому что тебя здесь будут ждать друзья! — Самые настоящие! — Натуральные, любящие! — Кто вы? — спросила Ри. Спорить с существами не хотелось; они будто и правда были ее настоящей, давно потерянной и забытой семьей. — Азаты, конечно! — расхохоталась крылатая (кажется, она женщина?). — А ты? — А я Ри, — Ри пожала плечами. — Просто Ри. — Удачи тебе, Ри! Возвращайся скорее! — Мы будем ждать! — А сейчас тебе пора!.. Образ ярко-зеленого сада медленно растаял, возвращая Мерисиэль в погреб «Сердца защитника». Хорошая, светлая фантазия, как и любая другая, обязана была закончиться. Ри медленно открыла глаза, будто под веками остались светящиеся бабочки, которым никак не хочется повредить, и встретилась с четырьмя удивленными взглядами. — Так сколькими цветами ты умеешь светиться? — поинтересовался Ланн. Вопреки ироничному тону, смотрел он немного настороженно. — Что ты видела, сестра-во-снах? — Аранка подскочила к Ри, взяла ее за руки. Глаза бардессы сияли по-детски заразительной радостью. — Я почувствовала, будто здесь расцвел кусочек Элизиума… — Я тоже, — подтвердил Илекс. Он подошел чуть позже подруги, запутавшись в полах жреческой мантии. — Кажется, даже слышал вторящие нам голоса азат. — И я их слышал, — Талл пожал плечами. — Думал, мне одному показалось. — Ну… мое воображение занесло меня в Элизиум, но… — Ри едва не хлопнула себя по лбу. С ней никогда напрямую не говорила Дезна — даже сны посылала будто бы между прочим и крайне редко. А сейчас, впервые ощутив силу своей богини, Ри умудрилась даже не понять, что это было! Хорошая-то какая жрица! — Вы думаете, Дезна показала мне настоящий Элизиум? — дезниты закивали. Аранка смахнула слезы, ее глаза сияли, будто отражая скрытые потолком и облаками далекие звезды. — Ваша песня… я ведь ее почти не слышала, — Ри виновато опустила глаза. — Ты ее увидела, Мерисиэль! — горячо возразила Аранка. — Только подумать, мы создали песню, позволившую увидеть Элизиум! Это же… настоящее чудо! — Это было прекрасно! — отозвалась Ри. — Там столько цветов и бабочек! И азаты сказали… — Азаты с тобой говорили? Какие они?.. — Волшебные! У одной даже были крылья! — Ри подхватила воодушевление Аранки и принялась рассказывать. — Они сказали, что теперь мои друзья, и что… — Не каждый, назвавший себя другом, действительно им становится, — наставительно произнес Ланн. — Иногда такие друзья… — Что еще? Что еще? — нетерпеливо прервала его бардесса. — Что в тебе кровь азат, да? — Нет, только что однажды я к ним вернусь, — Ри пожала плечами и чуть сжала руку Ланна, беззвучно умоляя его не злиться. — И они будут меня ждать, вот… и, кажется, больше ничего не успели… Деликатный кашель заставил Ри вздрогнуть. Она повернулась к двери в таверну; по ступенькам медленно спустился граф Арендей. Лицо у него было вполне довольное, без капельки иронии. — Хоть где-то приличная музыка! Аранка, твое сочинение?.. Почему ты не сыграла его на вечеринке? Это могло бы ее спасти. — Оно не было закончено, — смутилась бардесса. И Ри вместе с ней ощутила, будто кто-то нагло ворвался в ее собственные грезы. Однако Дейран неожиданно легко увлек дезнитов разговором, полным искреннего восторга, и повисшее напряжение само собой развеялось, рассыпалось будто стайкой ярких элизиумских бабочек. Будто?.. Крохотная лиловая бабочка медленно опустилась на раскрытую ладонь Ри, невесомо коснулась ее маленькими лапками и воспарила снова, поднялась к самому потолку и исчезла, будто сквозь него улетела в невидимое сейчас звездное небо. И никто, кроме одной неожиданно счастливой жрицы, совсем ничего не заметил.