***
Анна с трудом сдерживала слезы, глядя на Андрея. Он так осунулся, под глазами залегли темные круги. Ей хотелось броситься к нему и обнять, но… в то же время что-то словно надломилось внутри. И практически ничего, кроме жалости и некоей брезгливости, в душе не осталось. Они сидели по разные стороны стола, разделенного пополам решеткой в комнате для свиданий следственного изолятора. Андрей смотрел на нее полным сожаления и раскаяния взглядом и упорно молчал, а она — ждала, пока он заговорит первым, потому что тоже не могла найти нужных слов. — Мила… вернулась? — хриплым от долгого молчания голосом спросил наконец Андрей. Анна медленно помотала головой: — Ее, — голос предательски дрогнул, — ищут. Она ввязалась в опасное дело, и ты знал об этом! Ты мог ее отговорить, Андрей, почему же… ну, почему ты этого не сделал? — Ань, — тихо проговорил он, — поверь, я пытался. Но я… просто не мог рассказать ей всего. — Мне тоже? — всхлипнула Анна. — И тебе, — вздохнул Андрей. — Все это — мое прошлое, в котором было много, так скажем, неприглядных вещей. Я и сам хотел бы забыть обо всем… Тебе ведь тоже, согласись, есть, что вспомнить, и не всегда эти воспоминания приятные. — Да, но из-за меня никто провел в тюрьме долгие годы и не умер там, несправедливо оклеветанным! — Аня, ты сейчас серьезно? — прищурившись, спросил Андрей. — Что ж, если ты решила вот эдак поквитаться, то позволь напомнить тебе, как мы с тобой познакомились. И что в результате именно твоих действий жена Петра Ивановича потеряла ребенка. Анна отшатнулась, прижала ладонь к щеке, будто получила пощечину и отвела взгляд: — Наверное, ты прав. И это — расплата нам с тобой за грехи, верно? Но почему тогда страдает наша дочь?! Разве она виновата в том, что мы сделали? — Не надо, Ань, не говори так… Сейчас главное — это найти ее. И ты, в отличие от меня, можешь сделать все возможное. — Ты прав, — кивнула Анна. — Именно этим я и займусь. Пусть даже это будет последнее, что я сделаю. А потом… я хочу, чтобы ты знал, Андрей, пока ты находишься здесь, я тебя поддержу, чем могу. Но… если ты действительно виноват, то тебе придется отвечать по всей строгости. И тогда… тогда мы же не сможем идти одной дорогой, рука об руку. Прости меня! Он не ответил, лишь обреченно кивнул и отвернулся, не произнеся больше ни звука. — Ну, что, поговорили? — спросил у Анны Яблоневский, когда она вышла из здания СИЗО и села в его машину. — Да, — отозвалась она, — спасибо вам! — Куда вас отвезти? Анна пожала плечами: в свою собственную квартиру она возвращаться не имела желания, потому что там все напоминает о рухнувшем семейном счастье, а ехать к Гришеньке… Нет, сейчас ей необходимо побыть одной. — Я не знаю, Стефан Янович, мне… попросту некуда идти! То есть, я хочу побыть одна, подумать обо всем хорошенько. — Знаете, Анна Львовна, — тепло улыбнулся он ей, — давайте я отвезу вас в одно замечательное место. Там вы как раз сможете побыть в одиночестве и подумать… Но прежде позвольте пригласить вас на чашечку кофе в одно опять-таки весьма тихое, уединенное место. Там мы сможем спокойно поговорить о поисках вашей дочери. — Едем! — кивнула она. Пусть хоть на край света везет, думала Анна, хоть в преисподнюю, лишь помог отыскать Милочку.***
Надежда трижды проехала на красный свет, но ей было наплевать на угрозу заплатить внушительный штраф. Она неслась в театр так, словно это был последний день ее жизни. Добравшись наконец до театра, она резко затормозила и выругавшись про себя при этом, поскольку на тротуаре в тот момент как раз стояла какая-то кретинка с детской коляской, которой, впрочем хватило ума резко отскочить в сторону. Кое-как припарковавшись, Надежда со всех ног понеслась к служебному входу; только бы Воропаев еще не ушел и был на месте. Она не позволит так с собой обращаться! Она — Надежда Мигунова, одна из самых талантливых молодых актрис в стране, как о ней пишут (и вполне справедливо!) газеты. А этот… сукин сын вздумал позабавиться с ней и бросить, да кто он такой, в самом-то деле?! Где бы был сейчас удачливый и знаменитый Лев Червинский, если бы не снялся в свое время в пошлой мелодраме для тупых домохозяек! Кроме того, если бы не деньги его папаши и знакомые бездарной мамаши в киноиндустрии, его вообще не взяли бы в театр даже уборщиком туалетов. Конечно, денег полно, друзей-приятелей в богемном, так сказать, кругу тоже, вот маманя и расстаралась ради милого Левушки. Ясное дело: сама ничего не добилась, кроме того, что затащила на себя богатенького папика, так хоть сыночка-бездаря пропихнуть. В театре перед Червинским тоже все заискивают исключительно из-за его родителей, так что пусть не воображает, будто главную роль он получил за талант, которого у него и не было! Если уж на то пошло, это Игнатьев при содействии Надежды убедили в свое время режиссера Воропаева и худрука Журавского, что играть Сирано должен Лев Червинский. Игнатьев, разумеется, надеется на щедрые подачки «юного дарования», потому что сам-то уже потихоньку в тираж выходит. Ну, а что до Надежды, то и у нее был свой резон. Лев нравился ей, она мечтала быть с ним, потому что… Да чего уж там, надо называть вещи своими именами: она ведь не молодеет, и ей давно пора задуматься о будущем. О муже и детях. Все шло просто отлично, и вдруг… — Надюш, ты прости меня, — глядя ей в глаза проговорил Лев, — но… нам нужно взять паузу. — Ты о чем, родной? — проворковала Надежда, обнимая его. Она принеслась к нему в больницу сразу же, как он позвонил, наплевав на все. В конце концов с той мерзкой женщиной, что втравила ее в глупейшую авантюру, она разберется позже. Да и вообще, лучше всего просто забыть раз и навсегда об этом недоразумении. — О том, что нам с тобой пока стоит, так скажем, притормозить на повороте. И не форсировать события. Да, нам было хорошо, но… ты же сама понимаешь, что этого недостаточно для полноценных отношений. — Ты, — ахнула она, — бросаешь меня? — Надюш, послушай… — он погладил ее по плечу, но она тут же сбросила его руку. — Скажи теперь идиотскую дежурную фразу: «Давай останемся друзьями!» Ну же, говори! — Не кричи, Надь, пожалуйста. И… прости меня, если сможешь. Я вообще не должен был… Но теперь уже поздно об этом говорить. Пойми, так будет лучше для нас обоих. Лучше сейчас прекратить, чем ждать, когда все зайдет слишком далеко. — Оно и так уже зашло дальше некуда! — воскликнула Надежда. — Я тебе не мусор, не половая тряпка, которую можно выкинуть, попользовавшись вволю! А потом вот так вот позвать меня и сказать, что… Погоди-ка! Это все из-за нее, да? Из-за той стервы, которая чуть было не убила меня? — Наташа никого не убивала, и она здесь совершенно ни при чем. Я говорю сейчас о нас с тобой. — Пошел ты к чертовой матери! — Надежда оттолкнула его и вскочила, точно ужаленная. — Если ты позвал меня затем, чтобы бросить, то знай — отныне ты приобрел опасного врага, Червинский. Я этого так просто не оставлю, имей в виду. Лев, устало откинувшись на подушку, грустно улыбнулся и покачал головой: — Прости, — еще раз повторил он, — но… ты сама поймешь, что так действительно лучше для нас обоих. — Ты еще горько раскаешься, вот увидишь! — бросила ему через плечо Надежда, а после вылетела из палаты, громко хлопнув дверью. В кабинет главрежа Надежда ворвалась без стука: — Владислав Анатольевич, как хорошо, что я вас застала! — очаровательно улыбнувшись, проговорила она. — Наденька, — удивленно уставился он на нее, — что случилось? За вами гонятся? Она хихикнула, подмигнув ему при этом, после чего уселась на стул и закинула ногу на ногу: — У меня срочное дело, Владислав Анатольевич, выслушайте меня, прошу. — Говорите, — пожал плечами Воропаев, — не сводя при этом взгляда с ее стройных ног. — Дело в том, что наша грандиозная премьера под угрозой. А билеты уже в продаже! — Ах, вот вы о чем. Ну, Журавский считает, что премьеру можно будет отложить, если Лев Петрович… — А почему наша публика, ради которой, согласитесь, мы и работаем, должна страдать из-за Льва Петровича? Да, с ним случилось несчастье, он в том не виноват, но вспомните Липницкого! Он тоже попал в больницу с серьезным диагнозом, и тогда труппа приняла верное решение. — Вы предлагаете снять Червинского с роли? — в упор взглянул на нее Воропаев. — Именно! Неужели у нас в театре некому больше сыграть Сирано? Да стоит только заикнуться, как очередь выстроится из желающих! — Но Журавский вряд ли согласится, — протянул Воропаев. — Ну, — Надежда подалась вперед, протянула руку и накрыла его ладонь своей, — я уверена, вы сможете надавить на него, верно? — Я подумаю, детка! — усмехнулся Воропаев, скользнув взглядом по ее декольте. — Подумаю…