Не то, чем кажется-2

— В последний раз спрашиваю: зачем ты сюда явилась? — холодно взглянул на Наталью Лев. Она вздохнула и подняла взгляд: он смотрел на нее с откровенной неприязнью, и от этого ей было очень больно. Разумеется, Наталья понимала, что сама во всем виновата, и в Лёвушке просто-напросто говорит обида, но все равно ей было несколько не по себе. — Лев, умоляю, выслушай, — повторила Наталья, — я хочу… Мне очень многое нужно тебе сказать! — Я не желаю больше тебя слушать, — отрезал он. — И видеть тоже! Ты уже все сказала, что хотела. Ты ни в грош не ставишь наши отношения, я тебе был нужен только лишь для приятного времяпрепровождения. Ты сама призналась, или уже забыла? Наталья тяжело вздохнула, еле сдерживая слезы: — Все… не совсем так, Лёвушка, — тихо проговорила она. — Я… сказала тебе неправду! — Неужто? — деланно усмехнулся Лев. — Это у тебя шутки, что ли, такие? — Нет, — покачала она головой, — просто дело в том, что… — Хватит! — поморщился Лев. — Мне надоел этот разговор, и я не хочу больше слушать твои дурацкие оправдания. Не знаю, что у тебя на уме, но я, знаешь ли, прекрасно все понял и запомнил на всю оставшуюся жизнь. Все, что ты мне тогда наговорила: ты меня не любишь, у тебя есть другой, с ним тебе хорошо, а со мной — напротив. Навязываться, как тебе известно, не в моих правилах. Чего же тебе еще?! — Я же говорю, все это — неправда! — воскликнула Наталья. — Я все придумала. — Что, — склонив голову набок и чуть прищурившись, спросил Лев, — тот дал тебе отставку, и ты вспомнила вдруг про запасной аэродром? Увы, Наталочка, этот номер у тебя не пройдет! — Лев, — Наталья, осмелев, схватила его за руку, — прости меня, прошу. Я сама не знала, что говорю… Но прошу, выслушай спокойно, я тебе все расскажу по-порядку. — Я хочу только одного, — Лев отдернул руку, будто обжегся о горячую сковородку, — чтобы ты сейчас же ушла из моего дома и перестала мне надоедать. Все кончено. Думаю, дверь ты и сама найдешь, показывать не нужно! — Не верю! — покачала головой Наталья. — Я просто не могу поверить, что ты можешь вот так… Ведь я же знаю, что ты совсем не такой! Лев, ты всегда был так добр ко мне, так неужели ты мог измениться настолько, что даже выслушать не можешь! — Могу, — спокойно отозвался Лев, — просто не хочу. Потому что я думал, что встретил женщину, которой могу жизнь свою отдать, и которая будет любить меня столь же сильно, но… Оказалось, что это не так. Наверное, — пожал он плечами, — я слишком многого хотел. Что ж, впредь буду умнее. — Я тоже знаю, что это значит — любить по-настоящему. И жертвовать собой ради близкого человека. Ты можешь понять, что ради спасения того, кто тебе очень дорог, можно пойти фактически на все? Пусть даже это и будет стоить тебе… если не жизни, то невыносимых угрызений совести. Не дай тебе бог пройти через такое, Лёвушка… Да, постепенно ты учишься жить с этим грузом на душе, но… стыд ведь все равно никуда не делся. Я просто не могла… — Наташ, я устал, — Лев еще раз вздохнул и отвернулся от нее. — Все эти разговоры ни к чему не приведут. Я тебе уже сказал, что дороги наши разошлись окончательно. Ты сама этого хотела, а я принял твой выбор. Всё. Точка! — Лёва, ты не дослушал… — Уходи! — чуть повысив голос, потребовал он. — Лёвушка… милый… — Я сказал: уходи! И сделай одолжение, не возвращайся больше! Наталья продолжала умоляюще смотреть ему в глаза, но он махнул рукой и, пробормотав, что ежели ей угодно, она может оставаться, но уже без него, быстрым шагом вышел из гостиной. Наталья зажмурилась, всхлипнула, после чего достала платок, вытерла глаза и отправилась домой. Ничего не вышло. Она несколько дней провела словно во сне, не в силах была ни работать, ни общаться с родными и знакомыми. Мать приставала к ней расспросами, но Наталья лишь отмахивалась, хорошо, что отец держался несколько в стороне, не надоедал ей, за что она была ему благодарна. Мать твердила, что Наталья должна все рассказать Льву, потому что он имеет право знать о ребенке и должен нести ответственность за него ответственность. В конце концов Наталья вынуждена была признать правоту матери и решилась открыть Льву всю правду. Если бы он просто молча выслушал ее, не упрекал, не выказывал пренебрежение, она сказала бы то, что должна была. Но он ясно дал понять, что любые ее объяснения ничего для него не значат. Наталья с трудом сдержалась, чтобы не выкрикнуть ему в лицо: «Я жду от тебя ребенка!» Ей хотелось рассказать все по-порядку, чтобы он понял, почему она оттолкнула его от себя и скрывала правду о своем прошлом. Теперь же она поняла, что бегать от этого прошлого — глупо. А кроме того, самое главное сейчас — это они с Левой и их будущее. Их сын, или же дочка, который вскоре должен появиться на свет. Лев непременно должен понять ее, и он не сможет от нее отказаться. Но он держался слишком холодно и отчужденно, подчеркивая, что Наталья ему безразлична. А еще он, кажется, нашел ей замену. Та женщина, что была с ним, смотрела на Наталью с любопытством и недоумением, но вместе с тем во взгляде ее ясно читалась и ревность. Выходит, слова Лёвушки о бескорыстной и вечной любви, о готовности жертвовать собой ради любимой — пустой звук. Он всегда восхищался тем глубоким и нежным чувством, что связывало его родителей, говорил, что мечтает о точно такой же любви, но сам оказался попросту не способен на подобное чувство. — Раз так, — пробормотала себе под нос Наталья, — то ты больше не увидишь ни меня, ни нашего ребенка. Никогда!

***

Елена вышла на балкон и осмотрелась: что ж, вполне неплохо для начала, — подумала она. Сад, двор и живая изгородь прямо-таки радовали глаз. Наконец-то она оказалась здесь, в доме Червинских. Григорий лично привез ее к себе, и теперь из этого дома ее никто не выставит. Правда, здесь почему-то все еще живет его бывшая жена, но думается, это ненадолго. Сегодня утром Елена столкнулась с Катериной в столовой. Бывшая жена Григория смерила ее презрительным взглядом и заявила, что ежели Елене угодно, она уйдет завтракать к себе. — Хотя, будь у вас хоть капля стыда и совести, разумеется, — прибавила она, — вы бы сюда не приехали. Ну, или по крайней мере не высовывали бы носа из Гришиной спальни. — Я поняла бы ваш гнев, — нимало не смутившись, ответила ей Елена, — если бы вы были хозяйкой этого дома. Но насколько мне известно, вы в этом доме не распоряжаетесь. Да и я приехала в гости не к вам, а к Григорию Петровичу. Так что оставьте при себе свое негодование! — Неслыханная наглость! — скривилась Катерина. — Гриша, — повернулась она к так кстати вошедшему в столовую Григорию, — ты выбрал себе в спутницы совершенно невыносимую и наглую особу. Впрочем, кажется, она тебе под стать! Не дав ему опомниться и ответить, она, гордо вскинув голову, выплыла из столовой. — И как ты ее терпишь? — вздохнув, Елена обняла Григория за плечи, поцеловала его и ободряюще похлопала по руке. — Я ее не выношу! — ответил он. — Но она уперлась, как баран, дескать, пока нас не развели, она имеет право находиться в этом доме. Не бульдозером же ее отсюда… выкорчёвывать! Придется подождать немного, совсем скоро уже состоится второе заседание, и нас наконец-то разведут, потому что я продолжу настаивать, мое намерение твердое. А кроме того вот-вот должен вернуться отец, и хотелось бы верить, что он поможет мне навести здесь порядок. В конце концов это же его дом! — А когда он должен вернуться? — улыбнувшись, спросила Елена. — Мне так хочется познакомиться с ним поближе! И с его женой тоже… — Говорит, что через пару недель, — отозвался Григорий. — Честно признаться, его здесь очень не хватает, не говоря уж об офисе. — Я видела твоего отца всего лишь раз, когда приезжала к вам поговорить насчет Николая и Ларисы, и он мне показался очень разумным человеком, который, как говорится, зря слов на ветер не бросает. — Думаю, вы подружитесь! — улыбнулся Григорий. — А сейчас пойдем завтракать, не будем позволять всяким там… испортить нам настроение! После завтрака к Григорию явился старший сын и обрадовал его известием о том, что Катерина, видите ли, перебралась жить на половину Петра Ивановича. Дескать, Левушка проявил великодушие и выделил ей комнату для гостей. Ну, ничего, пусть поживет там, не станет почем зря Елене глаза мозолить. Осталось всего две недели, а потом… потом жизнь в этом доме изменится кардинальным образом. Надо бы не забыть сегодня же позвонить Безусу и поторопить его, пусть поскорее ищет стрелка. Чтобы к возвращению Петра Червинского и его женушки все было готово. На похоронах Елена будет изображать искреннее участие и сочувствие, Григорий не сможет не оценить этого. После она решительным образом настоит на скором заключении брака, а там настанет пора вмешаться следственным органам. Что ж, Гришенька, пока Елена позволяет тебе радоваться жизни, но обратный отсчет уже пошел. Совсем скоро ты отправишься очень далеко — отбывать наказание за жестокое убийство собственного отца и мачехи. От семейства Червинских, от их уютного семейного очага останутся одни руины. И никто больше о них и не вспомнит. Никогда! Поделом, как говорится, ворам мука. Ну, а после этого настанет черед этих жалких предателей, ее сыновей. Пусть не надеются, от наказания им не уйти!

***

Петя докурил четвертую сигарету подряд, затушил окурок в пепельнице, потянулся было за новой, но обнаружил, что пачка пуста. Чертыхнувшись, он выбросил пустую пачку в корзину для мусора и отправился на веранду. Ссора с Софи не шла у него из головы, и он успел уже сто раз раскаяться, что накричал на нее и чуть ли не с кулаками набросился. — Котёночек, — заискивающе улыбнулась Софи, — ну, не сердись на меня, не кричи. Прости меня! — Ты не ответила на мой вопрос, — продолжал стоять на своем Петя, — где бы была все это время? — На кастинге, ты же знаешь. — До пяти утра?! — вновь принялся кричать Петя. — Ты меня совсем, что ли, за кретина держишь? Софи осторожно протянула руку и погладила его по плечу: — Я могу все объяснить, но только не сердись на меня, Петрушенька, зайка мой! Ну, слушай! Пробы закончились около одиннадцати. Я тебе звонила, но ты не брал трубочку. А потом я там, на студии, встретила Кристинку. — Какую Кристинку еще? — нахмурился Петя. — Мы с ней раньше вместе танцевали в группе, ну, у Лаврова, певца эстрадного. Подлеца первостатейного… Ну, помнишь, я тебе рассказывала? Крис меня пригласила посидеть в баре. Мы и поехали. А потом совсем забыли о времени. Когда я опомнилась, было уже очень поздно. Я вызвала такси, но мне пришлось ждать… Ну, и вот. — Кто еще с вами был? — в упор взглянул на нее Петя. — Больше никого! — быстро ответила Софи. — Что ж, — вздохнул Петя, — на первый раз я тебе поверю. Но учти: делать из себя дурака я не позволю, поэтому, если ты собралась загулять со своими подружками, будь любезна позвонить и поставить меня в известность. — Прости, прости меня, солнышко мое! — Софи бросилась ему на шею и принялась целовать. — Больше этого не повторится! Кстати, — она торжествующе вскинула голову, — меня утвердили, представляешь? Так что совсем скоро твоя женушка станет кинозвездой! Заткнет за пояс твоего братца и его маменьку. — Что? — недоуменно моргнул Петя. — То есть, как это «утвердили»?  — Вот так, — рассмеялась Софи. — Мне сам режиссер сказал, что лучше меня им никого не найти. — Ты же говорила, что это лишь для того, чтобы тебя заметили! — воскликнул он, всплеснув руками. — Я и сама так думала, — ответила Софи, — но… вот, сам видишь, все сложилось куда как удачнее! — Ты не будешь сниматься в этом дурацком фильме! — выкрикнул ей в лицо Петя. — Почему? — По кочану! — взревел он. — Я тебе запрещаю, потому что не хочу, чтобы ты шлялась по этим съемкам до утра и являлась домой в непотребном виде. Ты полюбуйся на себя! — он подтолкнул ее к зеркалу. — Растрепанная, как ведьма на помеле, помада вся размазалась, одежда черте в чем перепачкана. Да ты… ты… ты будто на трассе стояла! Дальше что будет? Начнешь мужиков водить, да? Глаза Софи наполнились слезами: — Не надо так, котик, не обижай меня! — Не буду, — кивнул Петя. — И именно поэтому я запрещаю тебе эти съемки. Все! Это мое последнее слово. — Знаешь, что? — мгновенно взвилась Софи. — Если я решу отказаться от съемок, то это будет лишь мое решение. А ты, родной, не можешь и не будешь мной командовать, ясно?! Петь, — вздохнула она, — я устала и просто с ног валюсь! Мне надо принять душ, отдохнуть и позавтракать. А потом мы сможем продолжить этот спор, если ты хочешь, конечно! — Ты, кажется, забыла, милая, что ты — моя жена! — Петя ее будто не слышал и не желал останавливаться. — И я не позволю своей собственной жене делать из меня идиота! Я прекрасно знаю, чем все окончится: сначала ты приходишь под утро, а потом — ляжешь в койку с каким-нибудь проходимцем, как моя мамаша! Да и твоя, если я ничего не путаю, тоже была… женщина веселого нрава. — Не надо мешать все в одну кучу! — мотнула головой Софи. — У твоей матери своя жизнь, а моя… моей уже и на свете нет. — А может быть, — Петя схватил ее за локоть, — ты уже перед этим твоим режиссером-продюсером ноги раздвинула? Успела, да?! Отвечай! — Пусти! — резко побледнев, отшатнулась от него Софи. — Мне же больно. — Я тебе сказал: выбирай! Либо ты — моя жена, либо — киношная шлюшка! Софи наконец высвободила руку, отвесила Пете пощечину и бросилась к выходу: — Лучше уж я буду киношной шлюшкой, чем терпеть от тебя такие издевательства! — крикнула она ему через плечо, после чего выбежала из дома, а вскоре вывела машину из гаража и уехала в неизвестном направлении. — Ты тут один? — Лев вышел на веранду, приблизился к Пете и сел рядом. — Что-то случилось? Петя махнул рукой: — Повздорили с Соней. Она вспылила, обиделась на меня и уехала. Лев кивнул и вздохнул: — Ясно. — У тебя, — Петя внимательно вгляделся в его лицо, — кажется, тоже что-то стряслось. На тебе лица нет… С дедом что-то? — тут же встревожился он. — Нет-нет, — тут же отозвался Лев, — с папой все хорошо. Я говорил с ним, они скоро уже вернутся. — Это хорошо, — кивнул Петя, — но тогда почему ты такой мрачный? — Тоже неприятности на личном фронте, — усмехнулся Лев. — Расстались с моей девушкой. С Натальей. — Чего так? Лев пожал плечами: — Насильно мил не будешь. Она, кажется, еще кого-то себе нашла. Говорит, со мной ей надоело. — Неудивительно, — развел руками Петя. — Она, знаешь ли… к такому привычная. — К какому? — не понял Лев. — Развлечься с богатеньким, а потом найти себе нового, — хмыкнул Петя, — что же еще-то. Учитывая ее род занятий… — Ты о чем? — широко распахнул глаза Лев. — О том, что твоя Наталья когда-то была… Петя не договорил, потому что у него в кармане вдруг зазвонил телефон. — Да! — ответил Петя на звонок. — Петр Григорьевич Червинский? — раздался в трубке спокойный мужской голос. — Это приемное отделение центральной больницы. София Алексеевна Косач — ваша супруга? — Да это я… а что случилось? — Ее доставили к нам. Она попала в аварию, машина вылетела на тротуар, врезалась в светофор… Благо, никто не пострадал из пешеходов, просто чудом. Ну, да это вам в полиции объяснят. — Как она? — еле выдавил из себя Петя. — Состояние крайне тяжелое, скрывать не стану. Врачи делают все возможное, но… — Ясно… Петя положил трубку и, закрыв лицо руками, медленно опустился на стул. — Что случилось? — спросил Лев, осторожно дотронувшись до его плеча. Петя медленно поднял на него глаза: — Софи… на машине разбилась. Сказали, она в тяжелом состоянии. Это… это все из-за меня! — О господи! — воскликнул Лев. — Собирайся быстрее, Петь, поедем к ней прямо сейчас! Я пойду шоферу скажу, пусть выводит машину из гаража и отвезет нас. И Лару с Надеждой заодно предупрежу… Пока Лев отдавал необходимые распоряжения Петя прошелся взад-вперед по гостиной: только бы с Софи ничего не случилось! И зачем он только накричал на нее?.. Пускай она поправится, и больше он ей и слова поперек не скажет, пусть хоть на неделю уходит на свои съемки, лишь бы возвращалась к нему обратно! Петя взял телефон и быстро набрал номер отца Софи. Сотового он, правда, не знал, а вот домашний их телефон помнил прекрасно. В трубке раздавались лишь долгие гудки, и он уже собрался положить трубку, но вдруг на том конце провода раздался женский голос: — Алло! — Софья Станиславовна? — Петя догадался, что это, должно быть, бабка Софи. — Я вас слушаю. — Это Петр Червинский. Муж Софи… — Ах, да, конечно! Здравствуйте, Петр. Что… — Вы только не волнуйтесь, Софья Станиславовна, но у меня плохие новости. Софьюшка наша… — Что с ней?! — вскричала Софья Станиславовна. — Что… — Она попала в аварию. Ее отвезли в госпиталь, и… Он не договорил, потому что Софья Станиславовна вскрикнула, точно от невыносимой боли, а затем в трубке раздались частые гудки.