Последний гримуар

      У него в глазах остывают огни сумрачных городов, окутанных серыми и грустными ночами. Его мозг пытается перемолоть ненавистные воспоминания о том, что осталось за гранью вечности. Вечность сидит в нем каменной горгульей, вечность тает на его веках, вечность бежит по его венам вместо горячей крови, плещется в глубине огромной черной впадины, где когда-то билось гордое и свободное сердце.. Зима сменяется яркой весной, в садах цветут вишни, а у него по прежнему лед внутри. Лед вместо души, которую никто никогда не отпустит из глубин Ада.       - Можно мне войти ,отец Уильям ? - мелодичный голосок касается его ушей и сразу же разливается приятной волной по коже. Мать настоятельница позволила ему поговорить с монахиней, присматривающей за небольшой монастырской библиотекой.       - Да, сестра. Входите, - отвечает он, нарочито выждав пару секунд.       Она несмело входит, аккуратно прикрыв за собой дверь , поднимая на него свои невероятные небесные глаза. Скромный белый чепец ,скрывающий ее волосы ,лишь оттеняет трогательную беззащитность нежной тонкой шеи, притягательную коралловую розовость изящных пухлых губ.       Он на секунду прикрывает глаза, почуяв безмолвный призыв этой невинной юной красоты, мастерски заглушая мгновенный приступ вожделения. Он как никто другой умеет управлять своей истинной природой.       Когда-то давно ему нравилось проникать в уединенные обители монахинь, словно лису в курятник, под личиной раненого и ограбленного разбойниками пилигрима, тут же становясь объектом внимания всех обитательниц монастыря. Не проходило и недели, как все они скатывались в самые невообразимые глубины греха. Хватало одного только взгляда, нечаянного прикосновения, сладкого искушающего слова...После, кто-то из них накладывал на себя руки, кто-то погибал на костре Святой инквизиции...       То было время его безрассудной молодости, и теперь его больше не занимают подобные шалости. Его удел - тонкие политические интриги, заговоры и тайные общества, что держат в руках устои этого прогнившего мира. А Ватикан - лучшая ширма для таких планов.       Этот богом забытый монастырь на окраине шотландской деревушки никогда не стал бы объектом его внимания, если бы не поиски древнего артефакта - средневекового гримуара , в переплете из человеческой кожи, написанного кровью сумасшедшего монаха. Книги, способной дать своему владельцу такую власть над Тьмой, что содрогнуться своды самого Ада. Подобные фолианты он разыскивает и уничтожает по всему миру, в угоду своему племени. Забытые пещеры и маленькие отдаленные обители, вроде этой, запрятанные в диких горах... Сколько же их было? Но труды чернокнижников все ещё хранятся на земле. И не будет ему покоя, пока все они не обратятся в прах.       Долгие годы он штудировал самые засекреченные архивы, и вот его усилия почти увенчались успехом. След неизвестного гримуара ведет именно сюда, хотя никому из авторов скудных свидетельств не приходилось держать эту книгу в руках .       Несколько недель ему- главному смотрителю архивов Ватикана , предстоит провести в неприметной обители. Скрупулезно, с холодной головой проверить свои подозрения, не размениваясь на шалости вроде совращения невест Христовых. Он ехал сюда именно с такими намерениями.       И вот, эта юная монашка стоит перед ним, доверчиво и открыто заглядывая в глаза. О, если бы она могла почувствовать, кто скрывается под личиной смиренного стража архивов Святой церкви , от ее спокойствия и умиротворения не осталось бы и следа.       - Позвольте, я покажу Вам наш сад, -кротко предлагает она, после их обстоятельной беседы.       -Охотно , сестра Агнесс,- с улыбкой соглашается он, не понимая, откуда это непривычное тепло в груди...       Последующие часы пролетают незаметно, словно в тумане. Он пытается говорить с нею о крепости веры, о вечности души , обо всей той философской чепухе, которую вычитал из трудов этих притворщиков-богословов , послушно следуя за нею по монастырскому садику, меж рядами поздних осенних роз. Она сама пахнет розами и вереском и невольно краснеет от его взгляда.       - Вы верите, что каждый может получить спасение, какими бы тяжёлыми не были бы его грехи? - вдруг спрашивает она, и глаза ее вновь затягивают его в свою лазурную глубину.       - Небеса не всегда и не все прощают, сестра Агнесс...Есть Свет и есть Тьма. Тьма несомненно должна существовать. Только так мы можем увидеть истинную добродетель. Спасение есть не для каждого. Возможно те, кто выбрал сторону Тьмы должны оставаться там. Это закон бытия. Не в нашей власти его нарушать.       Она протягивает руку к розовому кусту, пытаясь оборвать увядшие листья и вдруг отдергивает пальцы с гримасой боли.       - Шипы слишком острые. Надо быть осторожнее,- говорит он, обнаружив что сжимает ее маленькие холодные пальчики горячей ладонью, нарочито медленно стирая капельку крови, выступившую на ее коже, своим платком...       Вечер холодный и уже по осеннему темный. Сумерки подкрадываются быстро, погружая обитель в глубокий сон. Вечерняя молитва окончена и сестры уже разошлись по своим кельям.       Но Агнесс сегодня не может сомкнуть глаз. Она кутается в большую шерстяную шаль, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Этот посланник Ватикана, приехавший к ним вчера, не выходит у нее из головы. Его бархатистый голос , эта сдержанная улыбка ,теплота взгляда...Темное сукно сутаны оттеняет по южному оливковый цвет его кожи, чуть тронутую сединой смоль вьющихся волос. Но главное -его глаза, схожие с прозрачным зеленоватым стеклом в витражах их скромной церкви... Говорят, именно такие бывают у людей, которым доступны запретные знания.... Но все это домыслы. Он - само воплощение скромности, ума и добродетели.       Уже под утро, уставшая, от собственных раздумий, она наконец засыпает под редкие капли дождя, стучащие по стеклу.       Старенькое окно внезапно распахивается от порыва осеннего ветра, и вместе со стайкой первых опавших листьев, на столешницу скромного стола в ее келье приземляется большая черная птица. Ворон смотрит на спящую внимательно, словно любуясь, поворачивая бусины опаловых глаз... Агнесс резко вскакивает, но видит лишь взмах сизых крыльев...Она падает на колени перед маленьким деревянным распятием и отчаянно молится, ощутив на себе дыхание тьмы.       Они видятся почти каждый день. В монастырской библиотеке, где "отец Уильям" штудирует старинные фолианты и рукописи, удивляя ее своим рвением к наведению порядка в каталоге, в маленьком садике, где запросто подвернув рукава, он помогает Агнесс завершить приготовления к долгой зиме. Он много рассказывает ей о далёких странах , о Риме и Флоренции , о Сикстинской капелле и Соборе Святого Петра. А она - о маленькой хижине в лесу, где прошло ее раннее детство, и своей бабушке, что до последнего вздоха заботилась о ней, но нужда и болезнь заставили ее оставить ребенка у дверей монастыря...       Здесь, в Шотландии ,где воздух пропитан легендами и сказками о духах и нечистой силе, он впервые ощущает себя вне времени и обстоятельств, забыв обо всем окунается в эту странную игру с судьбой. В их встречи, со стороны невинные и дружеские, но каждый раз дразнящие его потаенным смыслом, приближающие к заветной и сладкой цели...       Он конечно же знает, что не выдержит так долго. Что его сущность возьмёт свое, стремясь овладеть очередной светлой и чистой душой. Но нет, - уговаривает он себя. Не так, не сейчас.       Иногда он видит ЕЕ , в беспокойных вымученных снах и тянется к ней из темноты, цепляясь за свет исходящий от ее хрупкого, едва осязаемого силуэта. Но не может поймать, не может прижать ее к своему сердцу. Это всегда больно. А ведь он уже давно перестал быть человеком...       Он вдруг понимает что впервые желает чего-то настоящего, земного, человеческого. Он - проклятый тысячелетний демон, скитающийся по земле в обличье человека, хочет любви земной девушки , да ещё и невесты Христовой . Пусть это очередной каприз его развращенной натуры, но он жаждет ее собственного искреннего согласия. "Вы верите, что каждый может получить спасение?..." - все слышится ему во тьме ласкающий слух девичий голос.       Маленькая келья ее, при свете тусклого ночника, кажется ещё меньше, здесь тонко пахнет вереском и лавандой. Он знает- она не прогонит его... Уже к концу второй недели он понял это. Ее виноватый взгляд, не выспавшиеся глаза, трогательно покрасневшие от ночных слез и молитв веки, припухшие, закусанные от отчаяния губы... Она не знает, что происходит с нею, почему ее сердце полнится неясной мучительной нежностью, и она все не может согреться под спасительной толстой шалью...Почему никакие молитвы не могут ей помочь?       Вот он миг его триумфа! Сегодня он возьмет ее тело и ее бессмертную душу, но не властью данной ему тьмой, а властью ее собственных человеческих чувств... Не в этом ли истинная сладость?       Ее трясет словно в горячке, когда он склоняется над нею, беря ее в свои объятья.       - Я люблю тебя, Агнесс... Произносит он впервые за столетия своей земной жизни и шепчет ей строки давно забытых поэтов, пытаясь поймать в затуманенном взгляде ответную страсть. - Я ведь знаю, ты тоже полюбила...Не бойся, не отстраняйся. Это и есть истинная жизнь, а не лживые проповеди святош, которые тебя воспитали.       Ее губы податливы и горячи, ее тело отзывается безупречно, будто созданное только для него, и он забывает обо всем, лаская трепетно бьющееся в руках сокровище, словно тысячи лет прожил на земле ради этого мига и этого откровения.       Внезапно, все его тело разрывается на части от дикой первобытной боли. Неведомая сила отбрасывает его в угол, выкручивает конечности спазмом, заставляет кричать ...Слова заклятья разрывают мозг, ртутью разливаются в венах. Он пытается высвободиться от чьей-то власти, но лишь сильнее увязает в невидимых путах. Она, опомнившись вскакивает, бросаясь к стене с маленьким распятьем ..       Пляшущее пламя одинокой свечи... тени на потолке... шелк белоснежной спины , покрытой вязью заклинателя демонов...       Он понимает все за одну секунду, даже сквозь немыслимую боль смеётся над своей глупостью. Кто бы не нанес эти строки на кожу Агнесс, он точно знал, что рано или поздно они найдут своего адресата. Вот он какой , этот последний, неизвестный гримуар ! Вот как люди сохраняли его столетиями!       -Агнесс! Агнесс! -зовет он , пытаясь разглядеть ее лицо сквозь застилающую глаза кровавую пелену, чувствуя что Тьма затапливает сознание как расплавленный свинец.       Демон ревет по звериному глубоко и протяжно, разрывая на себе остатки одежды.       Демон горит изнутри, земная его оболочка корчится от невыносимых мук. И маленькая келья вдруг занимается огнем, грозя в одночасье погубить все живое.        Но даже теперь, когда она узрела наконец его истинную сущность, она почему-то не отворачивается, не бежит прочь с презрением и ужасом . Нет. Вместе с отчаянием и болью, там, в глубине ее чистых голубых озер, жалкими остатками своего человеческого разума видит он бесконечную нежность и всепрощение... На последнем вздохе он силится прижаться к ее губам, шепчущим молитву, но невольно убивающим его...        - Мне не будет места на Небесах, Агнесс. Ты - мое Небо....       Огонь проглатывает их обоих, придавая ему дьявольскую силу. И он выпускает черные как смоль крылья, успевая подхватить девушку на руки, перед тем как горящие балки обрушиваются вниз, словно карающий перст Господень...       Никто не знает куда исчезли юная монахиня и священник. Мать настоятельница и ее сестры во Христе решили, что они погибли во время пожара, разрушившего большую часть западного крыла, не пощадив и скромную библиотеку.        Местные жители божатся, что в зареве над старым монастырем видели силуэт огромной черной птицы... Возможно, это одна из тех легенд, что рассказывают у огня промозглыми осенними вечерами. Как и то , что с недавних пор, в глубинах самого дремучего леса стали встречаться "дети фей" с ангельским личиком и яркими как витражное стекло, зелеными глазами...