Тьма ведёт меня

Кел’Тузад неплохо проводил последние дни — общение с девочкой давало ему определенную пищу для размышлений, наблюдение за ее миром и окружением заставляло много думать и сравнивать Азерот с этой… Землей. «Странное название для мира, в котором живешь, — думал он. — Как можно свой дом называть просто… грязью что ли?» Ему казалось странным, почему маги пользуются костылями в виде волшебных палочек, вместо того, чтобы адекватно наращивать личную магическую мощь. Да, тут тоже практиковалось так называемое «беспалочковое» волшебство, но в целом оно было уделом самых талантливых и сильных волшебников, при этом исполненные вручную чары теряли от тридцати до шестидесяти процентов исходной мощности или же сохраняли требуемую силу, но за счет совершенно неадекватного перерасхода маны. С другой стороны, наученный тремя смертями, он не торопился впадать в гордыню и заносчивость фыркая на местную школу магии. Если эволюция пошла именно таким путем, значит в прошлом обязательно случилось какое-то событие, важная веха, которую стоило бы найти и разобраться. Тем более, невероятные вещи, творимые местными с помощью своих полуразумных артефактов повергали лича в буйный восторг и он впадал в то пограничное состояние состоящее из давно забытого азарта, интеллектуального голода, эйфории первооткрывателя и туннельного зрения. Трансфигурация. Уже ради одного этого стоило умереть, чтобы оказаться именно в этом уютном мирке. Кел’Тузад изыскивал все возможности, отдавал каждую секунду своего времени, когда он не занимался своей душой, на то, чтобы вытащить из девочки все, что она знала по этой дисциплине. Он предлагал ей целые списки вопросов, на часть из которых она могла ответить, а остальными донимала магистра Минерву. Той повышенный интерес своей ученицы к ее предмету определённо нравился, но некоторые вопросы, озвученные личом через девочку, ставили в тупик. «Возможно, мне стоит тут задержаться чуть дольше. Думаю, новые знания, которые я смогу добыть в этом мире, пригодятся Господину». Мысли о Короле Личе исправно тревожили Кел’Тузада — каждый раз когда он вспоминал о ледяном троне, то мороз продирал его хребет. И учитывая, что никакого хребта у него не было, то ужас был впечатляющим. Лич чувствовал себя напуганным и растерянным — он никак не мог принять идею о том, что впервые за все годы своего существования живым и мертвым, он оказался… один? Он не чувствовал касаний холодным вниманием к своим мыслям уже очень давно. Как бы Король Лич ни скрывался, но Кел’Тузад всегда безошибочно определял его присутствие в своей голове. Будучи одним из генералов Плети, опорным столпом власти Смерти в Нордсколе, да и просто одним из самых первых и сильных его рабов, Кел’Тузад никогда не оставался без надзора. После того, как Сильвана смогла вывернуться из мертвой хватки и сбежать, прихватив с собой немало нежити — Король Лич разгневался и надел на головы самых ценных рабов стальные обручи контроля. Когда у него увели Акерус и целый полк рыцарей смерти присягнул на верность живым, Король Лич буквально прикрутил оставшимся обручи контроля десятком болтов-чар абсолютного подчинения. Да, это здорово повлияло на разумы слуг, обрезая инициативность и способность решать проблемы… творчески. Возможно, именно это и стало причиной того, что Плеть сдавала свои позиции одну за другой. Кел’Тузад вспомнил штурм Наксрамаса и задавал себе только один-единственный вопрос — почему, забери его Тьма, все его сильнейшие слуги покорно сидели по своим углам в ожидании, когда их придут и разберут на косточки? Вместо того, чтобы навалиться на захватчиков одной убийственной волной — они просто терпеливо ждали, когда их уничтожат по одному. И сам Кел’Тузад вполне мог после того, как захватчики вторглись в его некрополь, просто закрыть все шахты, входы и выходы и выпустить в пространство все запасы чумы, которые были заготовлены для посева Борейской Тундры. На этом бы штурм Наксрамаса закончился. А что делал он? Ждал. Что это, как не причудливая форма саботажа? «Опасные размышления. Не стоит об этом думать. Рано или поздно Господин вернет свое орудие и я тогда пожалею о таких мыслях». Еще Кел’Тузада шокировал исключительно одаренный маг-миниатюрист, который работал просто уборщиком. Тот, за подобными которому Кирин Тор охотился с неукротимым рвением и всеми правдами и неправдами убеждал поступить на обучение именно к магам, просто бесконечно драил никому не нужные статуи и таблички, подвергаясь бесконечным насмешкам окружающих. Храмовники тоже не щелкали клювом — исключительно редкий талант обращения с тонкими материями был желанен и в храме, и в мастерской артефактора, и на исследовательских кафедрах Кирин-Тора. И пожизненные контракты с такими одаренными заключались еще до обучения, что о многом говорило о ценности таких людей. Самое поразительное было в том, что среди представителей других рас такие маги не рождались. «Если бы Антонидас увидел это собственными глазами, то сначала съел бы свою собственную бороду от того, что такой человек уплыл из его рук. А потом скормил бы Альбусу его бороду, за то, что допустил такое». Когда Аргус Филч первый раз попался на глаза личу, то он сначала подумал, что просто подвергся каким-то зрительным искажениям из-за мясной оболочки по имени Гермиона Грейнджер. Но потом, заинтересованный, он со всем вниманием старался поймать в поле зрения девчонки ссутуленную неопрятную фигуру. Как ни странно, в этом ему помогла кошка завхоза — Мистер Бигглсуорт испытывал к ней необъяснимую приязнь, на что та неизменно отвечала когтистыми оплеухами раздражающему ее поклоннику. Именно благодаря тому, что старик с кошкой на руках загнал Грейнджер в угол и брызжа слюной потребовал избавить его целомудренную красавицу от домогательств паршивого негодяя и дало возможность Кел’Тузаду внимательно рассмотреть внешние оболочки старика. «Что ж, он наверно уже не сможет достичь пика возможностей и полностью раскрыть свой талант — слишком стар. Впрочем, если провести личификацию, то он вполне смог бы совершенствоваться еще долго. Хоть вечность.» Если бы он мог, то Кел’Тузад уже вился бы вокруг старика как лис, льстя и уговаривая, чтобы тот согласился принять его учительство. Но в реалиях его состояния это было невозможно. Да и в принципе, лич никак не мог придумать уважительного повода загрести Аргуса под свое крылышко. И это неимоверно злило и расстраивало мертвого мага, вызывая по ночам вспышки холода, из-за которых стены до самого утра не успевали оттаять от длинных игольчатых наростов инея. Работа над спайкой души продвигалась очень медленно и крайне тяжело. Пока он работал над собой — это еще было хоть как-то терпимо, но всякие попытки воздействовать на душу девочки неизменно влекли за собой титанические усилия и массу потраченных нервов. Только тот факт, что их души уже переплелись при его перемещении, хоть как-то позволял ему работать с чужими оболочками, которые со скрипом принимали его как условно своего. Магия душ всегда стояла особняком в искусстве — слишком сложная, слишком опасная для пользователя, слишком требовательная к магу и объекту колдовства. Да, возможности, которые открывались магу душ были потрясающими воображение, но цена была высока, а условия, зачастую практически противоречащие друг другу — непреодолимы. «Душа — суть божественное творение. И только богам-творцам позволено касаться сути души, ядра ее и источника божественной искры». А это значило, что никакой маг, каким бы гениальным он ни был, какого бы могущества не достиг, никогда не смог бы создать душу. Создать материальную оболочку — пожалуйста. Анимировать ее сложными чарами, что симулировали разум и личность? С оговорками и проблемами, но — да. А вот душа оставалась недоступной вершиной. «Искра божественного творения заключена в ядре души и неделима, вечна и абсолютна. Никто, даже боги-творцы уже не могут изменить ее и разрушить, пока она сама не угаснет по собственному решению». Ядро души, или, как его еще называли, зерно, было плотно упаковано в сотни, тысячи и миллионы слоев и оболочек, что наслаивались друг на друга, формируя уже существо со своим разумом, личностью и устремлениями. И если даже дотронуться до ядра было невозможно, то на оболочки воздействовать уже было можно. И чем дальше оболочка от ядра, тем более мягкой, гибкой и податливой она становилось для мага. Хотя податливость вещь условная — что проще согнуть голыми пальцами — стальной лист или алмазную пластину? «Что первично — тело или душа? Конечно, душа.» Когда-то поиск ответа на этот вопрос был путем для самых отчаянных и авантюрных исследователей. Ответ нашелся после изучения хроник Паучьих Войн, когда от акир отщепились нерубы и основали свою цивилизацию. Имея идентичные тела с теперь уже киражами, нерубы начали долгий и мучительный процесс перестройки собственных душ, чтобы избавиться от воздействия своих отцов-прародителей Древних Богов. Да, ядра их душ по-прежнему принадлежали Древним Богам, однако медленная перестройка внешних оболочек души привела к тому, что и тела их изменились, а изменившиеся тела еще больше повлияли на души, поколение за поколением меняя ядро и уводя его из-под влияния Древних. И нет теперь больших врагов Древним Богам, чем их бывшие дети. Кел’Тузад так и не смог выяснить, какой Силе присягнули нерубы. Складывалось впечатление, что они решили породить своего собственного бога и существовать с ним в том особом паучьем симбиозе, в котором находилось все их общество. Амбициозно. Тяжело. Практически невозможно. Но… с оговорками теоретически выполнимо. Если бы Королю Личу удалось полностью завоевать нерубианскую цивилизацию, то Кел’Тузад смог бы получить ответы на эти вопросы. Но… чего нет, того пока нет. «Сила воздействия на душу определяется добровольностью и осознанностью.» А вот это было краеугольным камнем всей магии душ. Если ты кто-то хоть чуть-чуть меньший, чем бог-творец, то хоть изведись, но изменить душу насильно ты не можешь. Уговорить — да, обмануть — да, заставить — с натяжкой, большим количеством оговорок и с очень слабым результатом, который практически не стоил затраченных усилий. Но первый шаг всегда должен быть сделан именно тем, на кого направлено колдовство и, что особенно тяжко, он должен сделать это полностью добровольно. Когда тогда еще верховный маг Кирин Тора, привлеченный шепотом Короля Лича, прибыл в Нордскол и ступил на промерзшую за века землю, то он еще не знал, что обратной дороги для него уже не будет. Посулы, уговоры и обрывки знаний, на которые он поддался, были именно тем самым первым шагом в сторону добровольности, которые привели Кел’Тузада к тому, что он сейчас имел. Шесть лет Король Лич медленно разъедал его внешние оболочки души, проникал все глубже убеждением и долгими аргументированными спорами, растекался больными идеями в его разуме. Нет, после стольких лет в заточении чужой воли, лич уже полностью утратил что сожаления, что стыд, что терзания совести. Он научился смотреть на своих жертв как на… инструменты достижения цели. И это неплохо помогало держать рассудок мага в относительных рамках. И еще кот, конечно — единственное живое существо, которое к нему привязалось само по себе, а не привлечённое могуществом или знаниями. «Разрушать всегда легче». Нанести удар по душе, изорвать внешние оболочки, повредить связи между телом и душой всегда было куда как проще, хоть и крайне затратная по мане если сравнивать с созидательными аспектами школы. Ювелирно точно подшить поврежденные оболочки, обойти ограничения и условия наложения заклинаний, прикрываясь естественными процессами исцеления души — было настолько сложно, что истинных целителей душ знали всех по именам и в лицо. «Что для себя — холст, то для других — неприступный уступ». При воздействии на свою душу маг уже имел выполненные условия добровольности и в какой-то мере осознанности. Конечно, в процессе обретения знаний многие маги погибли, на собственный страх и риск вторгаясь в свои души и пытаясь усилить себя, заканчивая жизни в полном безумии или превращаясь в жутких гибридов, когда пытались слить свои души с душами других существ. Каждая капля бесценных знаний была оплачена кровью и жизнями. Именно поэтому магия душ была не то чтобы запрещена, но, скорее, находилась под пристальным контролем из-за слишком высоких рисков для тех, кто хотел ее практиковать. Сам лич ее начал осваивать тогда же, когда и заинтересовался некромантией — слишком взаимосвязаны оказались эти науки между собой. Орочьи некролиды, что поднимали примитивную нежить, действовали путем примитивной анимации мертвых тел и все никак не могли найти способ как не просто запереть душу в мертвом теле, а еще и сохранить большую часть связей между ней и телом. Все, что они смогли понять, так это то, что в чужое тело постороннюю душу не затолкаешь. Менять чужую душу даже по согласию — крайне сложно. Порой, уронить ледяную глыбу на голову противника было куда как дешевле и проще, чем отторгнуть его душу из тела. Зато, вырывая душу маг мог быть уверен — жертва страдает настолько сильно, насколько это вообще возможно в этом мире. Агония потери души ни с чем не могла сравниться. Лич на своем опыте знал об этом как многие из тех, кто прошел через это после появления Короля Лича. Но настоящий прорыв в магии душ у Кел’Тузада случился после покорения нерубов. Разумеется, у него были обрывочные представления о методах, что практиковались Генералами Легиона, но демонические способы подходили только для пользователей Скверны и тех, кто обладал вечностью. Демоны ловили душу в момент отторжения ее из тела, когда полностью сохранена личность и разум существа, а потом, сохраняя личность, прогоняли душу через века беспощадных ментальных пыток, добиваясь, чтобы внешние оболочки души повредились и пропитались Скверной. Мучимое существо заставляли «согласиться» на изменение души только ради того, чтобы прекратить пытки. И все равно результаты были… неудовлетворительными. Нер'зул действовал иначе, когда вербовал своих первых слуг. У него не было того количества времени и ресурсов, чтобы мучить свою жертву веками — результата от него требовали в довольно короткие сроки. Поэтому первый Король Лич добивался расположения к себе уговорами и убеждением. Обещания, которые он так щедро раздавал, тоже служили хорошей смазкой на пути скольжения в его холодные руки. Собственно для чего он потом и поручил Кел’Тузаду создать религиозный культ — чтобы его магия ложилась на уже благодатную, подготовленную почву. И все равно, каждый раз когда Король Лич создавал себе сильного слугу из числа поверженных героев то он сначала ломал его волю. И только потом вторгался в тело и душу, подчиняя себе. Так было с Сильваной Ветрокрылой. Так было с Дарионом Могрейном. Так было с бессчётным количеством героев. Так было и с ним. Он пытался сбежать, после увиденного в Наксрамасе, но его вернули назад и заставили подняться к ледяному трону. И там Нер’зул сломал его первый раз. «Впрочем, не время предаваться старым воспоминаниям». А вот нерубы пошли другим путем — они сами, добровольно, каждый в отдельности модифицировал свою душу, поколение за поколением придавая ей тот вид, к которому стремился весь народ. Особым путем для них стало развитие своей магии, напрочь лишенной зова Сил — они буквально вырезали в глубинных оболочках своих душ глифы магических формул и колдовали используя силу искры божественного творения своей души. Это делало их на порядки слабее обычных магов, что колдовали пропуская магию через свою душу и скапливая ее в магическом резерве, зато они были абсолютно и полностью независимы от магического фона и магия их была безупречно совместима с их народом. Теперь даже Древние Боги, что создали их, не могли отобрать у нерубов их магию. И никакие Силы тоже не могли диктовать свою волю нерубам — они не служили ни Тьме, ни Свету, ни Бездне, ни Хаосу, никому. Нерубы служили только нерубам. Именно глифовая система магии и привела лича к разработке уникальной школы резчика душ. Он смог выжечь в своей душе самые важные рабочие заклинания и несколько боевых и теперь был ограничен только ядром своей души. Если бы не это, то быть ему бессловесной тенью в глубинах разума смертной девчонки и сгинуть вместе с ней, когда она умрет. Но сложившиеся обстоятельства были для него не так печальны, как показалось на первый взгляд — на руках у него был пусть и ограниченный, но набор инструментов первой необходимости, искаженный Светом ритуал воскрешения лича привел к тому, что душа мага была буквально врезана под оболочки живой души и он с отчаянной спешкой пытался зашить разрывы в душе Гермионы, пряча себя от всех окончательно, прикрываясь ее жизнью, как щитом. Ох, как бы ему хотелось изучить первого жизнеспособного гибрида со стороны, разобрать его по косточке, отсепарировать каждую оболочку одну за другой. Но поскольку этим уникальным гибридом был он сам, то довольствовался бережным изучением причудливо переплетенных душ, так сказать, изнутри. «Да уж, если бы мне кто-то сказал, что можно слить две души в одном теле и при этом не повредить ни одного разума, то я бы решил, что сказавший такое — безумец. И вот, посмотрите на меня — сам оказался внутри чужого тела, да и то на вторых ролях». Маг ненадолго вынырнул из духовного зала ребенка, в котором занимался кропотливым подшиванием собственных якорей к нижним оболочкам ее души, и осмотрелся. Девочка болталась по небольшому городишку со своим дружком и болтала о всякой ерунде. Ничего интересного. Лич опять вернулся к своей работе, сетуя, что у него нет в помощниках лояльного художника душ, подобного Аргусу. «И все же будет страшным преступлением не наложить на него лапы. Как бы половчее подтолкнуть Гермиону к старику? В школе его не очень то и любят». От медитативной работы его оторвало уже знакомое ощущение потустороннего присутствия, которое он уже улавливал, когда тело добиралось до школы. С любопытством он всмотрелся внимательнее и нахмурился бы, но за него это сделала Гермиона, которая с отчетливо нарастающей тревогой озиралась по сторонам, хватаясь за свою волшебную палочку. «О, кажется, это те самые дементоры. Почему она так волнуется, если они должны быть полностью подконтрольны местным властям?» Мальчишка, накрученный своей подругой, тоже взялся за палочку. Кел’Тузад недовольно поморщился от того, как неуклюже и бестолково вели себя дети. Вместо того, чтобы на пару выполнить защитные чары и дождаться помощи, они запаниковали и растерялись. «Впрочем, это слабое место благополучных, тихих миров — у местных просто не возникает навыков выживания без достойного стимула. И все же, почему они так испугались?» Подумав, он решил проследить за тем, как развиваются события, чтобы лучше понять каковы местные детки в бою. Подростки уже срывались на бег, торопясь добраться до более защищенной территории. Гермиона, к удовольствию лича, проявила чуть больше практичности, выбирая тактику поведения в опасной ситуации и взяла командование их маленьким отрядом на себя. «Интересно, почему они мыслят масштабами только одного заклинания? — подумал Кел’Тузад. — Конечно, дементора нельзя убить теми средствами, которые есть у местных магов, но почему они зацикливаются только на одном заклинании? Да, оно эффективно отпугивает противника и надолго его дезориентирует, но выполнить его могут далеко не все. Почему, зная, что дементоры материальны и ограничены физическим телом, нельзя подойти к проблеме проще? Можно вморозить их в лед. Можно сдуть порывом ветра. Можно уронить под землю. И сбежать.» Кел’Тузад почувствовал пять существ, что быстро окружали детей. Они действовали слаженно независимо друг от друга, как стая, где каждый ее член прекрасно знает где его место. Мгновение, и первая ударная волна разновидности ментальной магии ударила по мальчику, что бежал впереди, заставив его замереть в ужасе. Кел’Тузад с интересом принялся изучать темные фигуры, что скользили над землей, замыкая кольцо. «Интересно, они охотятся используя ментальные навыки. Кажется, они манипулируют чувством ужаса и тоски, чтобы деморализовать добычу. Посмотрим, что будет дальше». Мальчик начал пытаться отчаянно наколдовать единственное заклинание, которое, как им сказали, могло помочь справиться с дементорами. Но чары, сами по себе непростые, требовали ментальной дисциплины и, как заметил лич, определенной степени благословения Света. Будучи вполне обласканным стихией, мальчишка в ментальной дисциплине был полной невеждой. Девчонка закричала — тонко, противно, на одной ноте. Звук, что она издавала был противоестественным и всверливался в голову лича как тонкое, плохо смазанное сверло. Он напрягся — если тело пострадает, то и ему придется невесело. Вмешаться? Нельзя. Ему все еще нужно отыгрывать полностью подконтрольного девчонке духа, иначе тщательно выстраиваемая легенда пойдет прахом. Ему нужно было, чтобы девчонка сама позвала его на помощь — это будет ее первый шаг в добровольном взаимодействии, а значит облегчит его работу с ее душой. Лич присмотрелся к дементорам и увидел, как мальчишку толкнули на землю, а над ним зависла крупная особь. Она отличалась от видимой им раньше размером и интеллектом. Если первое существо было преисполнено любопытства и хоть и с видимым усилием, но могло держать свои инстинкты под контролем, пытаясь что-то рассмотреть в спрятанном в девочке личе, то этот экземпляр был подобен свежеподнятому вурдалаку — голодный и абсолютно, беспросветно лишенный интеллекта. «Похоже, они или имеют разные уровни развития или мое предположение об ульевом типе разума находит подтверждение — этих тут всего пять штук и они тупые как тирисфальские тараканы». Дементор прижал ребенка к земле и склонился над ним, отбрасывая капюшон. Деформированная, вытянутая голова была лишена глаз и любого рельефа лица, кроме круглой слюнявой дырки, похожей на затянутый шнурком кисет из старой иссохшей кожи. Существо потянулось и…. «Он что?!!!» В магическом зрении обостренным глифами до предела, Кел’Тузад увидел как дементор с невероятной, просто невозможной ювелирной точностью начал вырезать целые пласты духовных оболочек человека. Орудуя невидимыми обычным зрением лезвиями, он был подобен виртуозному свежевателю, разрезая и распарывая вместо кожи саму суть личности. Ядро души ребенка вспыхнула в дикой агонии, разгораясь ярче яркого. «Поразительно, он вырезает интеллектуальные слои, но не трогает жизнеобеспечивающие оболочки. Никогда ничего подобного не видел. Удивительное зрелище!». Внезапно поле его зрения сменилось, когда девчонку тоже начали заваливать на спину, прижимая ее хилое тельце к земле. Жуткая боль прокатилась по всей его сути, когда духовные лезвия попытались освежевать и девчонку и даже успев сделать несколько ювелирных порезов. Лич оскалился. Потянувшись, он проскользнул по лезвиям выше, вторгаясь уже на территорию дементора, оплетая его примитивный разум. Существо дернулось и его клинки бессильно заскользили по внезапно затвердевшим оболочкам души мага. Лич умел защищаться от духовных атак, как и любой житель Азерота. «Что, не ожидал?» Этого мгновения хватило, чтобы девочка наконец-то решилась и потянулась к браслету, развязывая руки личу. Подпустив в голос удивления и обеспокоенности, лич включился в игру: — Леди Гермиона? — Спасите нас! Девчонка билась и крутилась в руках дементора, которого жестко закоротил своей волей лич. Но существо обладало давящей аурой, которая тяжким бременем давила на неподготовленный разум ребенка. Она паниковала. — Сделайте хоть что-нибудь! «Конечно, сделаю. Я опять умирать не собираюсь». — Тогда вы должны разрешить мне пользоваться вашим телом, леди Гермиона, чтобы я мог использовать ваше магическое ядро, — лич соображал быстро, решив вытянуть из нее еще одну уступку, облегчая себе задачу по подшиванию своей души к ее оболочкам. — После этого изгнать меня может стать куда сложнее! Одумайтесь, леди! «И тревоги побольше с сомнениями. Она должна свидетельствовать о моей непричастности с полной уверенностью». — Если мы с Роном умрем, то уже будет все равно! Берите, что вам нужно! «Ох, да, девочка, да! Я уж выберу то, что мне действительно больше всего пригодится.» — Хорошо, — ответил маг и приступил к работе. Первым делом он с рывком растянул горловину ее магического резерва, добывая для себя максимально возможную пропускную способность. Резерв опустеет куда быстрее, но и чары ему понадобятся сейчас энергоемкие. Поморщившись от агонии ребенка, которая его отвлекала, маг небрежным усилием оглушил ее и спрятал разум Гермионы в ментальное пространство, защищая от ауры дементоров. — Вы на кого, животные, рты пооткрывали? — мягко спросил лич, вбивая жесткий клин заклинания связывания нежити в разумы дементоров. Существа визжали тонко и противно, ерзая и трясясь, но не в силах освободиться от ледяной хватки высшего лича, что сейчас полностью хозяйничал в живом теле. Встав с земли, Кел’Тузад ухватил за подбородок ближайшего дементора и, покрутив его голову и так и эдак, вынес вердикт. — Отгонять вас будет расточительством — не знаю когда еще выпадет случай поймать парочку ваших. Так что стойте пока ровненько. Взявшись за волшебную палочку Гермионы, он поморщился, чувствуя яростное сопротивление полуразумной деревяшки своей воле. Поднажав, он подчинил ее и, чувствуя приближение огонька чужой магии, торопливо приступил к работе. Самый крупный дементор, что так и скорчился в причудливой позе над медленно бледнеющим мальчиком, повинуясь ментальному пинку лича, разогнулся и завис перед Кел’Тузедом. — Сейчас у меня нет на вас времени, но это пока что. Поэтому, дружочек, давай мы тебя немножко загримируем. Фигура колыхнулась, дернулась, ее вытягивало и рвало, обнажая белесые жилы и какие-то извивающиеся внутренности. Дементор завизжал, когда его начало все быстрее скручивать и свивать. — Ну-ну, что же ты так? — участливо сказал лич, смаргивая заливающий глаза пот. — Тебе же совсем не больно, не притворяйся. Дементор перестал визжать только тогда, когда его шея сделав восемь оборотов, собралась складками. А последний шипящий всхлип он издал, когда закручиваться начала его голова. — Вот и все, а ты пищал, — довольно сказал лич, поднимая с земли шелковый шнурок. — А теперь ваша очередь, мальчики. Или вы девочки? Впрочем, разберусь потом. Четырех дементоров неумолимая сила с хрустом свернула комками. Они визжали куда дольше, пока утрамбовывались и уминались в аккуратные обсидиановые бусины под внимательным взглядом Кел’Тузада. Нанизав четыре глянцевых шарика на нитку, лич с довольным видом повязал ее на правое запястье и повернулся к мальчишке, что всё так же валялся на земле и не торопился приходить в себя. — Местные маги какие-то дохлые, — буркнул лич, решив не дожидаться все никак не добегающего до места проишествия кого-то из старших. — Кто бы объяснил им, что быстрые ноги для мага порой важнее быстрого ума. Склонившись над мальчишкой, он поджал губы и скривился. — Вот Тьма! — с чувством ругнулся он. Мальчишка перестал дышать, а душа его начала распадаться готовясь к полноценному отторжению из тела — в месте, где прошлись лезвия дементора, ширилась длинная рана, что расползалась все шире и глубже. Внешние оболочки обвисли лохмотьями и быстро отмирали, лишенные доступа к силе искры творения. — Мне только и не хватало, чтоб меня застали захватившим тело местной соплячки стоящим над освежеванным полутрупом! — Кел’Тузад упал на колени и торопливо потянулся к оболочкам души мальчишки, на чистом контроле удерживая разрыв. Замедлив отторжение ядра души, он прижался ухом к груди и, не услышав биения сердца опять грязно выругался на самом низком зандалари. Сложив руки в замок, он прицельно ударил по груди мальчишки. Тельце Гермионы было тщедушным и неимоверно раздражало лича. Тишина. Еще удар. Тишина. — Да чтоб тебе Отец Снов колыбельную спел! — прорычал лич вытягивая с болью и яростью магию из собственного ядра души через глиф стихийного преобразования, прижимая ладони к тощей груди и шарахая током мальчишку. Тело дернулось. Сердце едва встрепенулось, сжалось пару раз, притихло, получило еще один пинок током от разозленного лича и мелко-мелко задрожало. Лич откинул голову мальчишки, выпрямляя его горло и вдыхая все что имело тельце в легкие мелкого паршивца. Больше не отвлекаясь на контроль окружения и перестав вести бегущего сюда мага, Кел’Тузад занялся мальчишкой, дыша за него и время от времени подстегивая норовящее остановится сердце. Топот ног прервался и над ухом послышался уже знакомый личу голос: — Мисс Грейнджер, потрудитесь объясни… Кел’Тузад поднял уже основательно кружащуюся от интенсивного дыхания за двоих голову и получил практически в упор какое-то заклятие. Ледяной щит куполом накрыл лича буквально за мгновение до поражения того заклятием. «А у этого мальчика хорошая реакция», — отметил лич со злорадным удовлетворением глядя, как отдачей от щита мага приморозило. Будь Кел’Тузад в полной силе, то не отделался бы Северус ознобом и ледяной коркой по колени, а стоял бы новой ледяной статуей в его галерее искусств. — Магистр Северус, на детей напали дементоры. Леди Гермиона попросила помощи. Не имел права отказать. Пожалуйста, помогите, молодой лорд Рональд может погибнуть, — Кел’Тузад перешел на английский, морщась от неудобных звуков, что никак не хотели перекатываться на его языке как должно и отменяя щит. Была у лича уверенность, что второй раз его пока что атаковать не будут. Быстро обрисовав сложившуюся ситуацию и сбросив на него заботы на поддержание жизни в ребенке, лич решил извлечь хоть какую то пользу из своего положения. Да, мальчика можно спасти. И да, ему нужен тот самый затюканный уборщик. Из того, что Кел’Тузад узнал о сквибах и их месте в обществе, он сделал вывод, что привлекая Аргуса к спасению ребенка, он поразит сразу несколько целей — покажет свою полную лояльность по отношению к местным магам, спасая их детенышей, покажет свою собственную ценность как источника уникальных навыков и закинет наживку ценному и перспективному магу из местных. То, что сквиб проглотит и крючок, и леску, и удилище, и руку лича по плечо Кел’Тузад не сомневался. Он много раз видел таких обиженных и обделенных. Какая удача, что у него есть легальная возможность так тесно провзаимодействовать с завхозом и присмотреться к нему внимательнее. По-быстрому рассчитав якорь под полевую магическую операционную, он торопливо принялся расчерчивать схему, попутно вливая в неровные канавки свою силу, каждый раз выдирая из ядра девчонки и своей собственной души буквально последнее. Сцепив зубы, он почувствовал, как внутри его души опять что-то треснуло и надорвалось. «Надеюсь, это того стоило». Подтянувшиеся маги довольно быстро прониклись ситуацией и, к радости лича, бросаться на него сходу с обвинениями не стали, хотя уровень агрессии, что исходил от Альбуса можно было и руками прощупать. Впрочем, нужно отдать должное его сдержанности и умению быстро думать в критической ситуации. Лич получил то, что хотел. Работа закипела. Потом, глубокой ночью, когда вокруг не осталось никого, кроме тихо мурлычущего Мистера Бигглусорта, Кел’Тузад украдкой подчинил тело и осторожно снял с руки браслет с четырьмя обсидиановыми бусинами. Сил в теле почти не осталось и рука тут же упала на одеяло безвольным куском холодного мяса. — Мистер Бигглсуорт, радость моя, спрячь это как следует, — лич не был уверен, что с его губ сорвалось что-то громче дыхания, но теплый кошачий нос ткнулся в его пальцы, а гладкие бусины выскользнули из руки. Спустя мгновение, кот спрыгнул с кровати и куда-то ушел. — Моя прелесть, — довольно прошептал лич не открывая глаз и вернулся в свое пространство. Девчонка пускай восстанавливается, а ему еще предстоит изучить возможности ее опрометчивого «Берите, что вам нужно!»