Рыцарь Храма Соломона

      Робер с облегчением сбросил на руки Люсиану оружие и плащ, позволил снять с себя облачение.        — Устали, мессер?        — Муторно, — пожал плечами Робер. — Похороны титулярной императрицы Латинской империи и невестки короля Филиппа как-никак. Очень торжественно. Очень долго. Великому магистру, правда, хуже было: он гроб нёс, там даже с ноги на ногу лишний раз не переступишь. Ничего, отдохну.        Люсиан виновато вздохнул, Робер вперился в него подозрительным взглядом:       — Что?       — Тут это… Пока вы на похоронах были… Вот. — Люсиан сунул Роберу записку.       Робер быстро пробежал глазами послание и бросил клочок в кстати разожжённый камин:       — Ну, значит, не отдохну. Сам собрался? Хорошо. Плащ подай.       А через час уже заходил в знакомый дом.       — И вам добрый вечер, драгоценный брат, — радушно ответил на его приветствие Жослен. — Присаживайтесь, попробуйте урожай прошлого года. Де Ла Фоли в своём командорстве производит, угостил парой кувшинов.       — Брат Рено? Пожалуй, воздержусь. А то отравить захотят вас, а следом за Катериной де Куртене отправлюсь я, — усмехнулся Робер и, противореча себе, отхлебнул терпкое рубиновое вино. — М-м-м, сказочно. С чего это он вам подарки дарит? Разве вы не враждуете?       — Откуда такие сведения? — вернул улыбку Жослен. — Рено — мой добрый друг.       — Странно. Бертран ещё в мою бытность на Кипре писал, как вашего доброго друга Рено оттаскивали едва не вчетвером от другого вашего доброго друга Жерара.       — Враг моего друга — не обязательно мой враг. Да и друг другу они… не враги. Просто горе — оно такое, Рено надо было кого-то обвинить, и он обвинил Жерара. Они ведь были очень дружны — Жерар, Рено и его брат Реми. Почти в одно время пришли в Орден, сошлись на общих интересах. Потом Рено тяжело ранили, и Орден посчитал, что он с его опытом будет полезнее во Франции, а Реми и Жерар остались на Кипре и попали на Руад. Жерар выжил. А на кого ж обрушить гнев, как не на бывшего друга, который брата не уберёг?       — Судя по всему, прощением тут и не пахнет: не по милости ли Рено Жерар слетел в начале этого года с поста Магистра Франции?       — Ну… Вы вот тоже мой добрый друг, а об этом ходе Магистра заранее не предупредили. Но я с христианским смирением понимаю и принимаю это, ибо, как я понял, желание отомстить за барона де Латра у вас тоже играет первую скрипку.       Роберт пожал плечами, отхлебнул вина и с наслаждением вытянул ноги.       — Всё честно: де Пейро насолил Магистру, одобрив займ королю, и поспособствовал падению Бертрана, Магистр попросил де Ла Фоли ещё раз выступить против де Вилье и заставил досмотрщика рассматривать дело друга на Генеральном капитуле. Ой, сплетен ходило потом! Отлично обменялись ударами, эти бы усилия да в другое русло.       — Да уж. Сейчас-то успокоились?       — Ну… Брат Гуго меня сразу после Капитула в пустом коридоре выловил и немного постучал мною о стену. Что он мог ещё сделать? Но время лечит, макнули друг друга в лужу и вернулись к нейтралитету. Ну и обе жертвы перекувырнулись и на ноги встали: Бертрану, как ни странно, неприятности пошли на пользу, мы с ним переписывались недавно, де Вилье тоже неплохо устроился. Ещё годик, и можно будет говорить о возвращении в Париж и новых назначениях. Обоим больше гордость прищемило.       — Тебе бы, брат, так прищемило, — сердито ответил Жослен, сосредоточенно о чëм-то размышляя. — Все планы мне порушили. Ладно, давайте о деле. Какого дьявола Магистр так долго торчал в Авиньоне? Я уж собрался ехать следом.       — Магистр увёз Папе экземпляр Устава, поднял вопрос о поклëпе, возводимом на Орден, и потребовал у Климента провести расследование и пресечь слухи. В конце концов, они все исходят от изгнанных за преступления храмовников. Ни один разумный судья не станет безоговорочно верить наветам, возведëнным людьми, у которых на Орден зуб!       — А Климент?       Робер пожал плечами:       — Не знаю. Он обещал разобраться. Магистр считает, что дело ужасно неприятное, портящее репутацию, но не более того. Возможно, он прав. Скорее всего, нас просто хотят продавить на объединение с Госпиталем. По крайней мере, никаких тяжёлых разговоров и скандалов не было. Кардиналы почти все в хороших отношениях с Магистром.       — Хм… Как считаете, папа заодно с королём или сам по себе?       — Сам по себе, пытается вести свою игру, но он очень слаб. Вы же понимаете, что, перенеся двор из Рима в Авиньон, он очень сильно подорвал позиции Святого Престола. На землях Франции он полностью во власти короля Франции. И ещё… Возможно, я ошибаюсь… Ещё у меня иногда возникало ощущение, что Папа просто тянет время. Он заматывал Магистра бесконечными совещаниями и переговорами, по нескольку раз просил изложить кардиналам его мысли по стратегии нового крестового похода. Магистр тоже это воспринимал именно так, ходил мрачнее тучи — он несколько месяцев вынужден был руководить Орденом по переписке. Мы сиднем сидели подле престола и ничем не занимались, кроме пустой болтовни, но стоило Магистру заикнуться о том, что дела требуют его присутствия, как папа Климент вновь изобретал очередное совещание. Может, я предвзят… — Робер встал и нервно заходил из угла в угол.       Жослен озабоченно дёрнул щекой.       — Как знать, возможны оба варианта. Климент заменил кардиналов сплошь на французов, о представителях других стран можно даже не думать — так их мало. А это тоже усиливает не позиции Рима, а позиции Парижа. Да, Магистр много времени потерял.       — Магистр очень злился. Он, вообще-то, планировал по командорствам проехать с инспекцией, в Тампле тоже дела, требующие его внимания, и на Кипре. А мы по анфиладам прогуливались и раскланивались с папскими сановниками. В конце концов они уговорились и поменялись с Гуго местами. Теперь досмотрщик в Авиньоне киснет, а мы вот, приехали.       — Приехали, да… Я уж не чаял. Так мы запоздали из-за этого с нашим планом! Сколько можно было за эти месяцы вывести денег! Что с первой партией золота? Никто не понял, что из Шартра меньше нужного пришло?       Робер качнул головой:       — Описи разбираю я лично. Я подменил нужную опись до того, как она попала в руки казначея и он начал сверять груз с отчётом. Сколько денег пришло, столько по бумагам и значится. А вот как де Вилье удалось отправить меньше? Он же не один золото готовил к отправке?       — Брат Робер, не надо недооценивать магистра Франции, хоть и бывшего! Как-то смог. В конце концов, не только у вас есть сервиенты, безгранично преданные именно вам, а не Ордену.       Робер скривился:        — Да уж, мы с ним талантливы на диво. Зачем это, Жослен? Это же крохи, а больше мы не можем выводить, попадëмся. И стану я, как эти… Которые на пожизненном сидят и из каменных мешков на орден клевещут.       — Значит, не попадайся, дорогой. Ты мне очень нужен на своём месте. И золото очень нужно. Тебя не хватятся?       — Я люблю Собор Парижской Богоматери и часто там молюсь. Но вы правы, надо ехать. Что со следующей партией?       — Я узнаю о сроках только вечером, служку своего отправьте. Сможете?       — Да, скажу, что срочная надобность Храма. Никто уточнять не будет.       — Хорошо. Только вот что… Сильно у храмовников одежда приметная, я мирскую принёс. Вечером на молитву пускай наденет под плащ то, что я дам. А за воротами плащ снимет. Темнеет сейчас рано, если аккуратно, то никто на подмастерье и внимания не обратит. Что хмуритесь?       — Мальчишку подставлять не хочется.       — Брат Робер, выхода другого нет. Мы все подставляемся, но вы, в отличие от сервиента в чёрном одеянии, ещё и приметный — вас быстрее заподозрят. А на него не обратят внимания.       Робер нехотя кивнул и покинул дом.

***

      Всю обратную дорогу Люсиан старался вести себя тихо — после встреч с братом Жосленом его рыцарь становился задумчив, хмур и раздражителен. Причины дурного настроения были Люсиану вполне понятны: с той щепетильностью в вопросах чести, которая была присуща брату Роберу, участвовать в затеях брата Жослена для него было смерти подобно. Если бы Люсиан своими ушами не слыхал секретных разговоров и своими глазами не видел махинаций с казной, тонкий ручеёк которой стараниями брата Робера теперь неуклонно тëк мимо сокровищницы Тампля, то первым плюнул бы в глаза тому, кто посмел бы усомниться в честности его рыцаря. Но факт оставался фактом: благороднейший из благородных без трепета и смущения смотрел в глаза Магистру и так же хладнокровно и с уверенностью в своей правоте ловко заменял отчёты на подделки. Однако настроение и характер от этого у брата Робера портились, да… Даже подзатыльник стало возможным огрести. Подумаешь, меч на ногу уронил, когда подавал, не специально же! Тем более мессер успел отскочить, зачем сразу за ухо?        — Слышал, о чëм говорили? — вывел Люсиана из размышлений брат Робер. — Про переодевания? Я знаю, что подслушивал, не мотай головой. После вечерней молитвы братия занята своими делами, я тебя выведу за ворота. Я не могу приказать, Люсиан. Сам понимаешь — это грубое нарушение Устава. Если кто-то усомнится в необходимости отправлять брата за ворота монастыря ночью…        — С чего меня должны поймать? Главное, идти уверенно. Не переживайте, мессер, я мухой до брата Жослена и назад с запиской.       Брат Робер с сомнением глянул на Люсиана, но промолчал. Люсиан раздулся от гордости. Наконец-то он нужен! И никак без него! Уж он-то постарается! В один миг домчится. И брат Жослен потом скажет мессеру: «Какой ловкий у вас сервиент, брат! Цените его!»       Однако, когда он, запыхавшись, стукнул условным стуком в знакомую дверь, ему не открыли. Зато рядом стоял чей-то конь. Кто ж на улице ночью лошадь оставляет? Ненормальные какие-то! Люсиан порассматривал коня, растерянно потоптался на крыльце, отошёл, вернулся. Снова постучал изящным молоточком. Внезапно дверь распахнулась и его разом задëрнули в образовавшуюся щель. Брат Жослен недобро уставился на него.       — Как ты прошёл?       Люсиан изумлённо вылупился на него.       — Так… Как договаривались. Брат Робер после вечерней молитвы подошёл к караулу на воротах и попросил отворить дверь, сказал — срочное секретное дело. Кто будет переспрашивать оруженосца Магистра?       — Нет. Как ты прошёл по улицам? Солдаты не остановили?       Люсиан пожал плечами:       — Ну да, я когда квартал прошёл, навстречу попались. Но я-то им зачем? Рявкнули, чтоб под ногами не путался, да и всё.       — Просто отогнали? И всё? А ты плащ уже снял к тому времени?       — Да, и тонзуру шапкой прикрыл, как вы велели. А что? Думаете, приняли бы за беглого монаха? Так им делать нечего, беглых ловить.       — Ах, если бы… Ты точно один? Никто за тобой не увязался? — Обычно добродушный и вальяжный брат Жослен был бледным и каким-то нервным.        — Да один, конечно, — удивлённо ответил Люсиан. — Я же только за запиской. Вы же сказали, что вам известия только вечером будут. Ну вот, я тут.        — Да. Да, за запиской. — Жослен как-то потерянно кивнул головой. — За запиской. И известия я… получил.       И схватился за голову, словно пытался выдрать волосы.       — Так вот же! А ты говорил, некого послать! — вдруг раздался голос сбоку.       Люсиан подскочил и крутанулся на месте. В комнате сидел не замеченный до того момента мужчина. А! Тот самый горожанин, что в первый раз зазвал их с мессером в этот дом, а потом регулярно оказывался рядом и совал в руки Люсиану записки о времени встреч. Жослен снова вперился каким-то безумным взглядом в Люсиана и забормотал:       — Мелкий, совсем мелкий, лёгкий как пёрышко. Да, его веса конь и не заметит, как пустой пойдёт. Может, и успеет. Слушай меня. — Жослен вцепился в плечо оторопело переводящему глаза с одного мужчины на другого Люсиану. — Тебе надо в Шартр. Возьмёшь коня. Поскачешь так быстро, как можешь. Загоняя хоть до смерти, понял? Когда доберёшься, ночь уже будет, ворота командорства закроют. Ори, стучи в ворота, матерись. Тебе надо к брату Жерару. Очень быстро. Очень! Скажешь ему, что мы просчитались. Король начал раньше. Я не успел. Скажешь ему, что надо бежать, не драться! Сохранить золото, сохранить себя. Скажи, я потом найду его.       — Что начал? Кто просчитался? А брат Робер?! Я не могу! Мне в Тампль, к брату Роберу!       — Брата Робера и остальных я предупрежу сам. Ты едешь в Шартр, это приказ! Ты — наша единственная надежда, не подведи! Повтори, что скажешь!       — Вы просчитались, король начал, надо бежать очень быстро. До рассвета.       — Да. Так. Городские ворота на ночь ещё не закрылись. Держи плащ, этот с крестами оставь тут. По улицам не спеша проедешь, а как за городом окажешься — лети во весь опор.       — Да вы что! — в отчаянии воскликнул Люсиан. — Мне не вернуться до заутрени! Это же дезертирство! Я не могу! Брат Робер ждёт! Я не поеду! Брат Жослен, вы с ума сошли! Меня поймают!       — Идиот! Король приказал произвести утром аресты! Забудь, что ты храмовник! Сейчас едешь в Шартр и предупреждаешь Жерара! Если он возьмёт тебя с собой — оставайся с ним. Если нет — валишь к родителям, сидишь как мышь и молишься, чтобы соседи не донесли на тебя! Прячься. Или как можно быстрее уходи в другой монастырь.       — Я никуда не поеду! Там брат Робер!       — Я предупрежу братьев в Тампле, клянусь. Езжай. Ну!       Одуревший Люсиан сам не понял, как взгромоздился на чужого коня и очутился за городскими воротами. Оглянулся на стены и нерешительно тронул крутые бока пятками, переходя на рысь.       Два подгулявших горожанина, шедшие позади, проводили его глазами и свернули в проулок.       — Ну вот, выехал без проблем. Если повезёт, то успеет. А ты всё же решил поднять тревогу? — негромко спросил один из них. — Тогда надо быстрее.       — Нет. Конечно, нет. Поздно, королевские войска рассредоточились по ближним кварталам. Никто в Тампль не войдёт и не выйдет. Я не знаю, как мальчишка умудрился проскользнуть буквально в последнюю секунду. Повезло. Да и… Жак не поверил бы мне. Пора спасать свою шкуру, Шарль. Всё, что нам остаётся.