Рыцарь Храма Соломона

      Бертран шагал по своим надобностям, когда его внимание привлекли громкие голоса. Голос одного из спорщиков был знаком, и Бертран, недолго думая, свернул в боковой коридор. Вообще, хозяйственные дрязги его напрямую уже не касались, но уж больно скандальный рыцарь был похож на недовольного покупателя, пришедшего предъявлять претензии незадачливому торговцу. Не иначе, солидарность шевельнулась. Или чëрт подсобил, тут как посмотреть.       — Доброго вам дня, драгоценные братья. Отчего вас слышно издалека?       — Брат Бертран, да подтвердите же мои слова! Я выдал нашему брату всё, как положено, надлежащего качества, а он ругается, — обрадовался подкреплению кастелян. И поспешил наябедничать: — И с братом распорядителем конюшен у него тоже распря.       С кастеляном Бертран знался неплохо с того времени, когда де Вилье ещё не вступил в должность магистра Франции и часть обязанностей его людей выполняли люди Гуго (в том числе и Бертран), поэтому он кивнул и развернулся к раздражëнному рыцарю. А-а. Недавно принятый, совсем молодой, гонористый донельзя. Брат Ксавье, кажется.       — Брат Ксавье, воин Храма со смирением принимает то, что даёт ему Храм. Храм же волен давать то, что посчитает нужным.       Рыцарь набычился и снова принялся излагать претензии. Бертран терпеливо слушал и возражал. Он старался не повышать голоса, но с каждым новым увещеванием его оппонент распалялся всё больше. Кастелян уже просто расстроенно пожимал плечами.       — Брат Ксавье, Устав один для всех. Не положено! Вы получили полное облачение три месяца назад, и оно ещё в хорошем состоянии. Новое можно получить либо через год, либо в том случае, если старое пришло в негодность. И дополнительное вьючное животное для перевозки личного имущества вы тоже получили.       — Это мул! Вы предлагаете моему слуге водить на поводе мула?!       — Брат, свободных рысаков нет, а если будут, их определят под седло тем, кто нуждается больше вас. В Венгрии неспокойно, через неделю Храм отправляет туда отряд братьев, им добрых коней иметь нужнее и важнее. Орден в своём праве. Вы Устав читали?       — А с какой стати вы трактуете Устав так, как вздумается вам?       — Не как мне вздумается, а по букве написанного. Потому что должность такая. Я занимаюсь всеми мелкими недоразумениями. Вы что, считаете, каждой склокой и каждым недовольным должен заниматься лично магистр Франции или досмотрщик Франции? Вы полгода в ордене и постоянно недовольны. То вам животные плохи, то плащ, то исподнего вам не выдали сверх необходимого. Брат кастелян выдаёт всё как положено, и уверяю вас, брат, ваш плащ и прочая одежда столь же добротны, как и у других братьев.       — Это я — мелкое недоразумение?! Я? Да моя семья владеет половиной Бордо!       Бертран медленно выдохнул. Идиот услышал только то, что хотел, всё остальное пропустив мимо ушей.       — Брат. — Бертран говорил медленно и доброжелательно. — В Ордене нет места личной славе и спеси, мы все служим Ордену так и там, где нам прикажут.       — Особенно ты, да? — теряя последние крохи вежливости, рявкнул скандалист. — У тебя-то лошади хоть в королевскую конюшню. Нравится благородными рыцарями помыкать, ты, лавочник?! Чернь!       Бертран онемел, позади кто-то тихо охнул — на бурное переругивание уже стянулись любопытствующие. Ничего ж себе среди братии сплетни расходятся: этот гад без году неделя в Ордене, но про то, что оруженосец Пейро — простолюдин, его какая-то добрая душа уже просветила. Три года прошло с тех пор, как Бертран надел белый плащ, а за спиной всё ядом капают. Кроме тех, кто правду знает, разумеется, но таких было по пальцам пересчитать. Остальные же рыцари на Бертрана косились, что уж. И, как ни странно, спасал его только горячий и взрывной нрав Гуго и его же паскудный характер — связываться с оруженосцем самого досмотрщика Франции и Англии не рисковали. Мало ли? Кто-то откровенно льстил и подхалимничал в надежде получить выгоды в будущем, кто-то не обращал внимания на условности и относился к Бертрану так, как он того заслуживал, — Бертран с гордостью мог сказать, что таких было большинство. А кто-то, не оскорбляя в открытую, молчаливо презирал. И что уж лукавить — было обидно, когда достойные храмовники смотрели на него как на пустое место. Но чтоб вот так, во всеуслышание…       Стоило поблагодарить Гуго за щедро и регулярно выдаваемые ядовитые подколки: на лице не дрогнул ни один мускул, хотя внутри зазвенела растерянная пустота. Одно дело выслушивать гадости от Гуго, которым Бертран, сам себе не признаваясь, восхищался, и совсем другое — от спесивого молодого рыцаришки, едва принятого в Орден.       Подбородок задрался сам собой, глаза презрительно сощурились. Бертран медленно прошёлся взглядом по фигуре брата Ксавье, словно рассматривая и выискивая недостатки. Ну да — многочисленными подзатыльниками Гуго вбил в него умение выглядеть всегда идеально, и сейчас разница во внешнем виде Бертрана и скандалиста была не критична, но заметна. Рыцарь начал медленно багроветь. Бертран усмехнулся, постаравшись вложить в усмешку всё высокомерие, какое смог наскрести, и вкрадчиво ответил, осознавая, что вокруг слишком много лишних ушей и глаз:       — Ах, драгоценный брат, прискорбно думать, что столь доблестный рыцарь уподобился базарным торговцам и собирает сплетни. С таким усердием хорошо бы с неверными сражаться, а не новые подштанники требовать. Впрочем… Брат Пьер, — обратился он к кастеляну, — котта у брата Ксавье и правда выглядит серовато. То ли наш дорогой брат неаккуратен и уляпывает одежду во время трапез, то ли у него дурные слуги, не умеющие грязное сделать чистым. Выдайте, что просит, негоже, чтобы наш дорогой брат позорил Орден.       Скандалист задохнулся.       — Ах ты…       Бертран на всякий случай повёл плечом, готовясь уходить с линии атаки, — горячие дворянские мальчишки убивали и за меньшее.       — Я советую хорошо подумать, прежде чем вы продолжите, брат. — Голос сам собой налился силой и угрозой. — Капитул судит справедливо, но строго, а вы уже заработали на разбирательство, и кастелян вынужден будет вынести ваше недостойное поведение на суд братьев. Правда, брат Пьер?       Кастелян что-то промямлил из-за плеча. Ну понятно, не больно ему хотелось связываться со знатным, богатым и скандальным. Теперь же, когда Бертран вслух проговорил нарушение Устава, придётся. Бертран кивнул.       — Если же после кастеляна с обвинениями выйду я — будет совсем нехорошо.       Храмовник сплюнул под ноги, резко развернулся и удалился. Бертран слегка поклонился кастеляну и тоже покинул место ссоры. Настроение было поганым.       — Я смотрю, ты совсем освоился. Порядки наводишь. Ты что натворил?       Бертран вздохнул — донесли уже.       — Я старался успокоить его. Я его не оскорблял. Сначала. Кто ж знал, что так выйдет.       Гуго хмыкнул.       — Так всегда будет выходить. Когда у твоих оппонентов будут заканчиваться аргументы, они будут вспоминать твоё происхождение. Ты всегда будешь для них выскочкой.       — Я в курсе, — сквозь зубы ответил Бертран.       На второй раунд он не подписывался. Не с Гуго ему тягаться в злоязычии.       — Молодец, хоть мордобой не устроил, хватило ума. Вон Жерар до своих лет дожил, а языком жалить вместо того, чтобы кулаками махать, не научился.       — Я такого врага себе нажил…       — Нажил, чего уж. Такого прямо кровного врага: умыл ты его принародно, конечно, на славу. Вовек не забудет, как ты при всех его грязной одеждой попрекал. Так-то уж не стоило. Теперь ищи тех, кому Ксавье тоже не нравится, и дружи с ними против него.       — Да кого? Я ни с кем не приятельствую! Так, добрые знакомцы.       — Ну и плохо. Ладно, подскажу. У де Вилье перед тобой должок, и он знает, что это ты магистру в обход меня написал письмо и за него просил. Кстати, почему?       Бертран пожал плечами.       — С ним поступили несправедливо. Не он был зачинщиком драки. Он должность чуть не потерял. Жалко стало.       — Жалко… Дурак ты всё-таки. Так вот. Должок у него перед тобой. Хорошо бы было этот должок оставить на какую-нибудь острую нужду, но у тебя и так вопрос острее некуда: если Ксавье начнёт против тебя подговаривать рыцарей — а у него друзей и родни в Ордене тоже немало, — то туго тебе придётся.       — И что делать? Как мне поможет брат Жерар? За меня заступаться начнёт?       — Ой, тупо-о-ой. Он — командор Франции! Он направит и брата Ксавье, и пару-тройку его подпевал куда подальше из Тампля. Может, в другой Дом, а может, и в другую страну. Попроси выбрать место как можно более убогое. Брат Жерар в своём праве, они вынуждены будут подчиниться. А все остальные твои недоброжелатели усвоят, что связываться с тобой не надо. Никто ж не знает, что это будет просто отдача долга.       — Вышвырнуть из Парижа только за то, что молодой и дурной, это как-то… Он просто ещё не привык. Я не могу так.       Гуго долго смотрел на Бертрана, потом скривился.       — По-моему, тебя милосерднее пришибить. Запомни раз и навсегда: никто и никогда не оценит твоего мягкосердечия и незлобливости. И брат Ксавье к тебе дружескими чувствами не проникнется. Он с удовольствием уничтожит тебя — найдёт как. И вот на его благородство даже не рассчитывай. Тебя должны бояться и уважать, если не хочешь неприятностей. Ничего с ним в дальнем командорстве не станется, поумнеет — выслужится. Прекрати всех жалеть и за всех заступаться, это погубит тебя! Какого беса ты полез поддержать драпьера, если ты уже три месяца за хозяйство Тампля не в ответе? Пусть бы подчинённые де Вилье расхлëбывали и огребали. Лишнюю ответственность на себя вешать не надо! А уж если повесил — дави всех, кто смеет сомневаться в твоём праве. Выход у тебя сейчас один — просить помощи у Жерара.       — Я не знаю, как просить о таком. А… А вы, мессер, не могли бы… Ну… Поговорить с братом Жераром? Вы же друзья…       Гуго пренебрежительно фыркнул.       — А мне от Жерара ничего не надо. Кому надо — тот на поклон и идёт. Я и так дал тебе дельный совет, помни мою доброту.       И, полюбовавшись смурной физиономией Бертрана, усмехнулся:       — Не кисни, лавочник. Лет через двадцать забудут, как ты дворянином стал. Может быть. Но до этого надо дожить. Иди к де Вилье и сожри брата Ксавье раньше, чем он решит сожрать тебя.

***

      (Май 1304)       — …Будучи избран и коронован, Бенедикт Одиннадцатый имел долгую переписку с господином нашим Филиппом Четвёртым. После клятвы короля на Священном Писании в том, что он не был никоим образом причастен к происшествию в Ананьи, понтифик освободил короля от отлучения. Но ходит слух, что всех итальянцев и Гийома де Ногарэ он вот-вот отлучит. Вполне возможно: нынешний понтифик был сторонником Бонифация и во всëм его поддерживал… Записали?       — Да, брат.       Бертран смотрел в окно и краем уха слушал, как Гуго надиктовывает писарю донесение на Кипр. После зимних штормов, наконец, восстановилось сообщение между Кипром и Европой, и в обе стороны полетели письма, донесения и распоряжения.       — …Это не может не радовать, ибо впереди очередной виток войны с Фландрией. Ги де Намюр объявил себя наследником графа Зеландии Иоганна Первого на основании того, что приходится умершему двоюродным братом, и начал захват территории. Король Франции, как союзник графа Голландии и Эно, обязан будет прийти на помощь. Скорее всего, решение начать войну против Намюра будет принято, тем более что позор после битвы «золотых шпор» с репутации Франции надо смывать. При дворе говорят, что король ждёт лишь окончания срока перемирия. Полагаю, знают на Кипре и о смерти хана Газана, последовавшей через месяц после разгрома его войск. Отмечу, что наш не пришедший вовремя союзник дорого заплатил за наше несчастье на Руаде, хотя это и слабое утешение. Будут ли особые указания относительно сношений с Киликией? Наследник ильхана, по донесениям, не планирует более воевать ни с мамлюками, ни с набирающими силу Османами. Я считаю, помощь Малой Армении лишь ослабит Орден, не принеся ничего, кроме денежных и людских трат…       Гуго прошёлся к окну, посмотрел на уходящие вдаль залитые солнцем крыши Парижа. Откашлялся.       — …Несчастья последнее время обратили взор и на французскую корону. Весть о смерти в родах супруги короля, я полагаю, уже достигла вашего слуха другими дипломатическими путями. Относительно вдовства короля стоит ещё заметить, что после кончины Жанны королём Наварры стал её сын, но Наваррой, как и остальными землями, продолжает руководить Филипп, не допуская сына к управлению. Фавориток, способных повлиять на действия короля, за это время у трона также не появилось…       Писарь старательно скрипел пером, выводя идеальные буковки. Бертран мимоходом позавидовал чужому умению и тут же выбросил из головы — сам он писал кривовато, и грамматика ему давалась тяжело, на что с мягкой насмешкой как-то в письме указал ему Робер. Ну так что теперь? Самолично он писал только Роберу. Невозможно научиться за столь короткий срок всему, чему того же Робера учили с малолетства. А для того чтобы не опозориться в более официальных посланиях, и существуют писари.       Бертран нетерпеливо глянул на стол: вон тот свиток, кажется, от этого грамотея. Давно не было от него вестей, как он там?       Гуго продолжал расхаживать вдоль стола и надиктовывать донесение Магистру. Бертран качнул головой и представил, как бы это сделал он сам. Не так, совсем не так. Гуго вроде бы и описывал происходящее во Франции и на сопредельных территориях, но как-то… со стороны. Словно дела Храма не зависят от дел Франции. Бертран написал бы о том, что ломбардские купцы, которым на откуп отдали налоги в счёт уплаты долгов короны, обдирают людей до последнего денье. О том, что еврейские ростовщики не лучше. И люди всё злее день ото дня. О том, как обессилела Франция от бесконечной войны и поборов. О том, что давно не видно улыбок на лицах горожан и селян. Хотя, наверное, это Бертран по своей мерке судит и видит только малое, а сановники Храма не должны отвлекаться на нужды одной страны, когда Дома Храма раскинулись от Англии до Кипра, от Франции до Венгерского королевства.       Наконец работа была окончена и, быстро пробежав письмо Робера глазами, Гуго протянул его Бертрану. Ну хоть что-то хорошее за последнее время!       Однако, прочитав письмо, Бертран погрузился в ещё более тяжкие размышления. Что-то было не так. Он не понимал, что именно.       Походил, прочитал ещё раз, снова послонялся по келье, не понимая, что не так с письмом. Ещё раз, обдумывая каждую строчку.       «…Послушания у меня несложные, и я наслаждаюсь каждым днём. Вспоминается даже наша жизнь во Франции и как приятно было мне беседовать у камина с графом де Фуа в первую встречу. Впрочем, у меня и в Никосии есть достойные собеседники».       Приятно?! Да Робер вертелся, как уж на сковородке, чтобы не обидеть графа, но и не стать преступником, слушая ересь хозяина замка. Так, ясно, хреново дела у Робера.       «Вспоминаю часто и твоё красноречие. Даже сейчас улыбаюсь, припомнив, как мы с тобой хохотали после капитула, когда ты отвечал командору».       Хохотали? Бертран корчился от боли в поротой спине, а Робер едва не плакал из-за того, что Бертрану досталось за заступничество. Ну и восхищался изворотливостью своего сервиента, который и не солгал ни словом, и Робера из-под удара вывел.       «Жаль, что имея под боком подобие графа — кусочек милой Франции, я не имею рядом ещё и тебя с твоими неочевидными способностями».       Так. Ещё раз. Того, кто может подставить, кто неприятен, Робер под боком имеет. И избавиться от его общества нельзя. Даммартин? А вот защитить никто не может. Раньше мог Бертран своим подвешенным языком. И сейчас нужен он. Его способности. Какие способности? Ну не врать же? Неочевидные. Неочевидные? Те, которые не видно, о которых не подозревают. Скрытые. Какие скрытые-то, Господи?! У Бертрана только одна вещь скрытая… Скрытая… Не вещь, нет, а именно способность. Способность повлиять на происходящее. Так, что ли?       Бертран вцепился в волосы и забегал из угла в угол. Возможность повлиять, защитить. Как же припёрло Робера, что он решился попросить и понадеялся, что Бертран поймёт верно?! Сильно, очень сильно. Край. И что делать? Как повлиять?!       Думал Бертран три дня, прежде чем решился пойти к Гуго.       — Вы что-то хотели?       В хорошем настроении досмотрщик вспоминал о вежливости по отношению к оруженосцу и называл его на «вы». Ничего, сейчас Бертран ему настроение подправит. Эх, как решиться-то?! Бертран набрал в грудь воздуха, как перед окунанием в воду.       — Мессер. Я прочитал письмо от брата Робера.       Гуго удивлённо глянул на оруженосца.       — Весьма ценная информация, особенно если учесть, что я вам письмо и отдавал из рук в руки.       — У меня создалось впечатление, что с братом Робером что-то происходит. Ну… Не очень радостное и… добровольное. И опасается он именно командора. Могу я узнать, что же именно происходит?       Гуго, явно забавляясь, склонил голову набок.       — Любопытно. А зачем вы ко мне-то с этим вопросом идëте?       — Потому что вы можете повлиять на командора. Вот… Вот смотрите. Вы используете мою переписку с Робером, чтобы связаться с Даммартином. Так?       — Так.       — Из этого исходит, что вы с ним в одном лагере единомышленников. Так?       — Ну допустим.       — Поскольку письма брата Робера читает только брат Жак, то столь завуалированно Робер просит помощи именно потому, что опасается он как раз того, кто читает письмо. Ну а вы можете попросить не трогать брата Робера. Как соратник.       — Так. С этим понятно. А вот скажите, как вы поняли, что у брата Робера неприятности?       — Не скажу, да это и неважно.       — Хм, ну ладно, я, в принципе, догадываюсь.       — Так что с ним?       — Ничего твоему приятелю не угрожает. Просто ему не нравится выполнять некоторые поручения, запачкаться боится. Ну поучат жизни немного.       — Вот поэтому я и пришёл к вам.       А вы понимаете, что в этом случае я на стороне Даммартина?       — Да.       — И?..       Бертран набрал в грудь воздуха.       — Я буду вам должен.       Брови Гуго медленно поднялись ко лбу.       — Ты охренел?! — Гуго от возмущения аж забылся в разговоре. — Ты мне и так должен за обучение столько, что не расплатиться.       Бертран оскалился.       — Нет, это долги Магистра, с него и спрашивайте, а я у вас ничего не просил и вам ничего не должен. Пока что. Но буду, если вы выдернете Робера из-под командования брата Жака и организуете его перевод в свиту Магистра.       Гуго помолчал, покивал.       — Быстро учишься, лавочник. То, что через пару лет я отошлю тебя на Кипр оруженосцем уже магистра, ты, конечно, знаешь. И если хочешь поставить приятеля в свиту магистра с дальним расчётом самому оказаться там же с надёжным локтем, то ты правильно всё делаешь, конечно. Но я должен предупредить, раз уж у нас счёт на долги: твой друг бесполезен, знаешь? Совершенно бестолковый, излишне принципиальный человек.       — Я знаю. Но всë же окажите мне эту помощь, прошу.       — Да зачем он тебе в свите магистра?! Что ты так печëшься о нём?       Бертран пожал плечами:       — Он никогда не ударит в спину. И он мой друг. Разве этого мало?