Воспоминания

Так Хюмашах и сидела несколько часов, пока неожиданно не почувствовала осторожное прикосновение к своему плечу. И оно её словно обожгло, Хюмашах вскочила и отскочила от бывшего мужа, а пришедшим был именно Зюльфикяр, как от прокажённого. — Что ты здесь делаешь?! Я не желаю тебя видеть! — Знаю, знаю, прекрасно знаю. Хюмашах усмехнулась. — Ты обижаешься? Ты, в один миг разрушивший мою жизнь до руин! Ещё и обижаешься на меня… У меня нет слов, я всё больше узнаю тебя с другой стороны, Зюльфикяр, и это всё больше поражает меня. — Я сделал то, что должен, я выполнил приказ султана Ахмеда. — И поэтому убил моего брата именно через мои руки? Ты действительно не видишь и не понимаешь? Главная подлость, которая всё между нами разрушила, это даже не то, что ты сделал, не твой выбор и твои принципы, а именно как ты это сделал! Ты сделал меня соучастницей убийства брата, на моих руках его кровь! И как мне жить с этим теперь?! Может быть, ты научишь меня, Зюльфикяр? Как мне её смыть? Забыть! Научи меня! Как жить с кровью родного человека на своих руках, как будто ничего не случилось?! Как ты живёшь с кровью человека, которого назвал сыном?! Зюльфикяр молчал. — Ты выбрал самый простой и удобный путь… Самый лёгкий: обмануть и спрятаться за меня. Для тебя это действительно так, но где во всём этом я? Скажи мне… Что это безжалостно ко мне, что ты меня уничтожаешь… Где это?! Или и не должно было быть?! Ну а тогда что ты от меня хочешь?! — Нет… Всё было не так. — Нет, для меня всё было именно так! — Я дал ему шанс, Хюмашах, он должен был уехать… Покачав головой, Хюмашах снова горько усмехнулась. — Что ж, прости, что не оправдали твоих ожиданий, ни Искандер не умел, ни я не умею отказываться от своей семьи с такой лёгкостью, как ты! Зюльфикяр невольно вздрогнул, но продолжил. — Теперь я сделал, что должен. — Ты так себе говоришь? И помогает… — Хюмашах нервно, холодно рассмеялась. — Ну, рада за тебя тогда… Пусть у тебя будет покой, которого теперь никогда не будет у меня. Только зачем ты сюда пришёл тогда?! Я ещё раз скажу это, ты не оставил покоя в моей жизни. Из-за того, что я тебе поверила, твоим словам о любви, которые ты говорил, смотря мне прямо в глаза, и привела в наш круг, я потеряла Искандера, своего брата, а матушка… — Хюмашах сглотнула, сдерживая слёзы, и с болью посмотрела на бывшего мужа. — Ты можешь хотя бы представить, какой ад я пережила за все эти дни… Пока ожидала лекаря, слушая прерывающееся дыхание Валиде, когда она упала ко мне на руки, потом бесконечно тянущиеся часы, минуты и каждую секунду боясь, что следующий вздох окажется последним! — Хюмашах выдохнула, стараясь успокоиться. — А теперь я узнала, мне сообщили, что она умирает… Зюльфикяр бросил на Хюмашах взгляд, и она вновь усмехнулась. — Что?! Обрадовала эта новость?! Мне тоже надо попрыгать от радости?! Присоединиться к тебе в этом чувстве?! Зюльфикяр опустил глаза. — Она причинила много боли… — А ты что сделал? Посмотри на меня… — Хюмашах раскрыла руки, показывая себя полностью беззащитной. — Что ты сделал?! Хюмашах была бледной, выглядела очень уставшей, даже вымотанной, и её глаза были красными от слёз. — Я… я, — старался подобрать слова Зюльфикяр. — Я искренне помогал её найти, я знал, Валиде дорога тебе… — Искренне?! Ты использовал мои чувства к тебе и доверие Валиде ко мне, чтобы затем через её спасение, свою помощь, на моих глазах убить моего брата, и ты ещё смеешь говорить мне об искренности?! Ты каждый раз выбирал себя! Себя и только себя! Я не должна была увидеть взрыв, чтобы ты, как обычно, приходил домой, и я тебя отогревала, как ни в чём не бывало, возможно, да, ты догадывался, что без матушки мне будет это делать сложно, поэтому решил не только меня использовать, но и помочь, но сделал ты это ради себя и только ради себя, а не потому, что беспокоился обо мне! И ты был бы абсолютно счастлив, по-прежнему спокойно смотрел бы мне в глаза, слушая, как я наивно жду своего брата, и тебя бы ничего абсолютно не смущало в том, что наша семейная жизнь держится на обмане и крови Искандера! Так снова, где во всём этом я?! Мне за весь этот обман и ложь на лжи нужно было тебя поблагодарить?! За кого ты меня принимаешь, Зюльфикяр?! Если я и могу быть за что-то благодарной, то только за то, что всё узнала и не прожила в этой подлости ни секунды! И не запятнала себя такой грязью, как счастье на крови брата и его предательство, ни перед собой, ни перед своими родными! Так что не говори мне что-либо о матушке. Она сожалела, ты уверен, что во всей моей боли, от которой у меня разрывается душа, был прав! — У меня не было выбора! — Выбор есть всегда, Зюльфикяр, спасти жизнь или уйти… Поражённо подняв глаза на Хюмашах, бывший янычар их тут же стыдливо отвёл. — Надо же, ты даже помнишь, какой выбор в прошлом сделала я! Но не переживай, если переживаешь, я не жалею о том, что сделала, и у меня как не было, так и нет желания от тебя что-то требовать, я поступила от сердца, но Аллах мне свидетель, моё сердце просто горит от несправедливости и мысли, что будущую возможность уничтожить свою семью я же тебе и подарила, своими руками вытащив с того света от яда! Ты же мог остаться порядочным, честным человеком, которого я полюбила, или показать мне себя подлецом, бьющим в спину, добирающимся до моей семьи, прикрываясь мной, чтобы они не заметили угрозы! Каждый из нас сделал свой выбор, и да, я ни о чём не жалею, кроме того, что захотела поверить тебе! Зюльфикяр не знал, что сказать, видя впервые за все годы брака, что Хюмашах не просто очень зла на него, а она в ярости. — Я не желаю больше слышать ни одного твоего слова! Ни видеть, ни слышать тебя не желаю! Всё, хватит! — слёзы текли по щекам Хюмашах. — Используя, обманув меня, ты забрал у меня брата, а матушка больна и умирает из-за тебя, мои родные, моя семья, мои самые любимые люди, мои сердце и душа, моя жизнь… — Хюмашах, я… Понимаю… — Нет, — Хюмашах с усмешкой покачала головой, — ты не понимаешь, ты по-прежнему жалеешь себя… Ожидаешь, что вот сейчас мы сможем жить, как будто ничего не случилось, как раньше… Ты ведь не совершил ничего плохого, ты прав… Выполнил приказ, и какая разница, что ценой моей жизни, но для меня есть разница. Большая разница! Я не только больше не верю и не хочу верить тебе, ибо, видя опору и защиту, свою семью, оказалась в аду, я теряю свою родную семью, которая была и являлась для меня действительно опорой в жизни задолго до тебя! — голос Хюмашах сорвался в дрожь. — И чтобы это понимать, нужно дорожить, а ты этого не умеешь, ты прекрасно мне это показал. Ты можешь говорить слова о любви как к сыну, а потом легко от них отказаться, потому что сын перестал тебя устраивать. Я же никогда не смогу этого понять, я не могу отказаться от части своей души — это всё равно что отказаться от себя. Мама, Искандер, сёстры… Я умру за них, понимаешь, если потребуется, а не брошу, не оставлю и не предам! И никто, ничто не заставит меня отказаться от своих слов! И я хочу, чтобы ты действительно сейчас послушал! Искандер и Валиде не просто какие-то люди, которые тебе мешали, они часть меня. Исключить их, как сделал ты, — это исключить и меня из своей жизни. Ты сделал, показал мне именно это, а не то, что ты говоришь себе, оправдывая себя. Ты говорил мне о любви, а потом, смотря в глаза, спокойно солгал, используя мою искренность и то, что я дорожила тобой и хотела дать нам ещё один шанс, даже не против меня, а именно что против моих родных, и это куда больнее. За все наши годы, в которых было счастье, наши чувства друг к другу, за спасение твоей жизни я не заслужила от тебя даже честности. Правды. А теперь ты пришёл и зачем-то ещё хочешь говорить со мной. Зачем?! Чтобы ещё раз обвинить во всём маму? Искандера, который не смог уехать от нас, пережив долгие годы сиротства и одиночества? В твоей бесчестности и лжи, смотря мне прямо в глаза, виноваты они? Я виновата? Слишком сильно люблю матушку и подарила тебе недостаточно тепла и заботы? Ты же так был несчастлив со мной, да, когда улыбался? — Нет, Хюмашах… Нет. — А где же твоя ответственность передо мной? — продолжал звучать усталый голос сквозь слёзы. — Искандер — мой брат, моя мама — это моя мама, но брак со мной заключал ты. Ты сказал мне «люблю» и «да», сжал мою руку, а потом просто отпустил. — Я был очень счастлив, но… Я… Я видел, на что твоя Валиде способна… — Да, ты её ненавидел, и поэтому я должна была от неё отказаться? Чтобы тебе было удобно и комфортно рядом со мной, да? А я виновата, не подумала об этом, поэтому, конечно, заслужила и ложь, и нож в спину, и вину в смерти брата. А ты мне, конечно, по-прежнему ничего не должен и не обещал. — Хюмашах, я не то… — Какие интересные у нас с тобой выходят отношения, когда мы наконец-то честны друг с другом, правда? Я должна отказаться от всего, что имеет для меня ценность, и во все сложные моменты выбирать безоговорочно тебя, а ты свободен приходить, уходить, когда тебе угодно, а при первых же сложностях ты просто оставишь меня, чтобы не мешала, и всё. Хм, а не кажется ли тебе, что в этом варианте событий максимально комфортно как-то только одному тебе? И опять, и снова, да если бы ты просто меня оставил… Но ты ведь своей ложью использовал меня, а там против была моя семья! — Ты знала, кто я, когда мы встретились… Хюмашах. — Да, — подтвердила Хюмашах. — Знала, верный и честный воин, не знала только, что честность твоя избирательная, и в список этих избранных я не вхожу. И не обвиняй меня одну… Ты тоже прекрасно знал, чья я дочь! Но тебе захотелось просто счастья, как и мне. Ладно, сейчас я отчётливо вижу, наши ценности никак не могли совместить друг друга, и я так же, да, не всегда могла быть честной с тобой, оберегая матушку и брата, а когда я, уважая тебя, захотела быть искренней, то совершила ошибку, но ты… Видит Аллах, мне было достаточно от тебя тогда правды… Я отпустила бы тебя с благодарностью… И, возможно, в будущем всё бы было ещё возможно, я не знаю, но я бы даже сохранила надежду… Я храню благодарность в сердце даже сейчас… Но ты… Я никогда не врала относительно своих чувств к тебе. — Я тоже, Хюмашах. — Ты просто уничтожил меня. Ты взял и уничтожил меня. Вдребезги разбил. То, что ты способен на подобное, я о тебя только сейчас узнала. И только ты с разрушенным браком, а я с разрушенной жизнью! — Хюмашах опустила лицо на руки. — Искандер мог бы стать лучшим будущим нашей Династии, я верила в это не меньше матушки, я тоже разделила эту ответственность, как и Искандер, мы были вместе, и только я не справилась с ней… Не справилась… — Хюмашах выдохнула. — То, что я поверила тебе, дважды поверила, что тебя может искренне волновать будущее Династии, как меня, поверила в любовь, моя самая большая ошибка. Я совершила ошибку, приняв тебя в наш круг. — Хюмашах снова выдохнула. — Матушка меня предупреждала, Михримах в свой последний приезд тоже… Большая ошибка, слишком много ошибок… — Хюмашах посмотрела на Зюльфикяра, и ее голос с каждой фразой звучал злее и злее. — Я забыла, я закрыла глаза, увидев человека, его взгляд и полюбив его, кем являются янычары. Я забыла, почему у вас никогда нет семьи. Только внешняя сторона в ущерб сути. Вы просто механически исполняете приказы. Вас этому учат, никогда не задумываться ни о чём, ни о последствиях, ни о том человеке, который отдаёт приказ, и чего он хочет на самом деле. Янычары не должны уметь думать, иначе их, когда необходимо, не спустишь с поводка! — Заметив, как Зюльфикяр вздрогнул, Хюмашах безжалостно продолжила. — Только в чьих руках будет поводок? В руках справедливого человека или в руках истинного сына моего старшего брата? Это мне тоже стоило осознать, а не продолжать видеть несчастного ребёнка из прошлого! Человек, который запер своего невиновного, любимого младшего брата в одиночестве, в четырёх стенах, чем и свёл его с ума, он отдаст приказ о лживом помиловании, а я его жалела… Защищала, как и тебя! Но я и наказана за это, а ты запомни, если поводок оказывается в жестоких и безжалостных руках, то слепая вера этому человеку приведёт совсем не к тому результату, которого ожидаешь. Её часто используют, как и слепую ненависть, а затем выбрасывают! Хюмашах стала уходить, а Зюльфикяр поражённо молчал, не узнавая свою супругу. Откуда весь этот цинизм вместо теплоты? От него… Это он сделал с ней? Что-то подсказывало ему внутри, что это именно так, и заставляло постоянно опускать голову. — А знаешь что… — Хюмашах остановилась. — Если уж у нас сегодня вечер честности, то поясни мне некоторые моменты, которые так и крутятся у меня в голове все эти дни. — Как-то ты пришёл поздно вечером и сказал мне, что был в Старом дворце и говорил с матушкой об Искандере. Мне ещё не понравилось, что ты без моего разрешения влез в наши отношения, но я подумала: ладно, я поговорю с мамой, она поймёт меня… Но на следующий день мама была так встревожена, напряжена, что мне ещё тогда смутным чувством показалось, что всё было не так, как ты мне рассказал, ты не просто поговорил, ты сделал что-то другое… Но тогда я была на твоей стороне… А теперь, после всего случившегося, скажи мне, ты угрожал моей матери смертью моего брата?! — Хюмашах внимательно посмотрела на Зюльфикяра. — О Аллах… Ты действительно угрожал… Я, оказывается, совершенно не знала тебя, прожив столько лет рядом. Мне никогда и в голову не приходило, что ты способен на жестокость по отношению ко мне, Искандеру, я до последнего верила тебе! Я видела нежное и мужественное сердце рядом с собой, а оно одновременно было таким безжалостным… Просто как ты мог, Зюльфикяр?! Да-да, ты боишься, ненавидишь мою мать, но Искандер, ты сам говорил мне, что он тебе как сын! И при этом ты так легко говоришь о его смерти, допускаешь её, угрожаешь ей? И всё это, вся эта грязь, возможна для тебя и оправдана только потому, что говоришь ты её человеку, которого ненавидишь?! Как это возможно? Не понимаю… Я люблю Валиде, я её дочь, я не могу даже думать о её смерти, не то что говорить, я начинаю задыхаться, а ты легко и просто уже словесно убил Искандера только чтобы моей матери было больнее? А тебе больно не было, нет? Совсем? Как отцу — нет? А потом ты так же спокойно, и тоже говоря о любви, переломал меня. — Хюмашах покачала головой. — У меня не укладывается это в голове. А в тот же вечер ты приходишь домой и говоришь мне, как любишь Искандера, как сына, и как тебе тяжело? После всех угроз передо мной ты такой бедный, несчастный и снова в белом! — Хюмашах нервно рассмеялась. — А ты, Зюльфикяр, не хочешь посмеяться? Это ведь было так легко, из раза в раз обманывать меня. Снова и снова ты делаешь это, а эта глупая перед тобой всё тебе верит… — Хюмашах усмехнулась, а после сглотнула, сдерживая слёзы. — Мне было бы смешно… Если бы не было так мерзко… Твои руки в крови Искандера, в крови невинных, в моей крови и запачканы трусостью и обманом. Найди хоть сейчас смелость признать это, как я признаю свою вину, что поверила тебе! — Хюмашах… — поражённо проговорил Зюльфикяр. — Почему матушка не рассказала мне всё ещё тогда… Почему?! Я ведь могла быть внимательнее к своим ощущениям, предчувствиям, к твоим допросам и слежке, а не отмахиваться от них, говоря, что передо мной хороший человек, который любит меня и Искандера… Не поверила мне? — Хюмашах встряхнула головой. — Нет… Не стала жаловаться… Просто не стала… Никогда не любила делать этого мне… Да, матушка очень в этом смысле отличается от тебя! А если уж ты смертью Искандера угрожал, то смерть матушки тем более… мог обсуждать, да? И… обсуждал? — дрожащим голосом закончила Хюмашах. — «Мы удалим Искандера из столицы, пока не устраним Сафие султан», — мужчина посмотрел в наполненные болью глаза Хюмашах и, не зная, что ответить, снова опустил свои. — Ну конечно, — с горечью сказала Хюмашах. — Прекрасно зная, что она для меня значит, я ещё наивно поделилась с тобой… «Если я расскажу тебе тайну, ты сохранишь её…». И ты ещё говоришь мне об искренности… О, Аллах, это было очень, очень глупо, — выдохнула Хюмашах, сдерживая слезы. — Доверить тебе своё сердце. А как бы ты потом мне это объяснил? Впрочем, я даже не хочу знать. — Она не заслуживает такой любви, Хюмашах… Она использовала… — Ты зато заслуживаешь и не использовал! Я уже сказала, отныне и никогда не смей говорить о моей матери! Ты на самом деле ничего о ней не знаешь! А я и не обязана тебе говорить! А хотя нет, послушай. Без Валиде меня бы не было. И если… Аллах, не допусти, то и не будет. Я росла с ней, она подарила мне все возможности знать всё, что я знаю, глядя на неё, я училась держать себя с чувством собственного достоинства, достойным госпожи, повелевать, но не унижать, Зюльфикяр, мама мне об этом сказала, когда я была ещё маленькой девочкой, и я запомнила это навсегда. И таких моментов между нами, бесценных для меня, о которых ты не знаешь, было много. Я стала такой, какой стала только благодаря ей. Я хотела, чтобы она гордилась мной, как и хотела, словно всему миру рассказать, какая у меня замечательная мама! Как я люблю её и восхищаюсь ей! Матушка научила меня быть сильной, смелой, уверенной, не бояться. Рядом с ней было очень спокойно и интересно. Я чувствовала себя самой любимой, счастливой дочерью, в безопасности и не боялась ничего. Пойми наконец, что мама для меня никогда не станет тем человеком, которого видишь ты! Ты видишь только одну её грань, я знаю о ней всё! И хватит ворошить моё прошлое! Тебя вообще не касается, как я ссорюсь со СВОЕЙ мамой, а как мирюсь! Захочу, так ещё это сделаю и ещё помирюсь… И никто мне не помешает! ДА, матушка этого заслуживает, и для тебя этого ДОСТАТОЧНО! И любить я её буду так, как я ЛЮБЛЮ! Я не собираюсь тут спрашивать разрешения ни у кого, у тебя в том числе! Как и в советах относительно своих чувств, я НЕ НУЖДАЮСЬ! — процедила сквозь стиснутые зубы Хюмашах, прикладывая немалые усилия, чтобы обуздать гневный огонь внутри себя, который всё возрастал. Да, ей нужно уйти отсюда немедленно. Всё. Хватит. Достаточно. И уже отвернувшись от бывшего мужа, Хюмашах услышала, как он тихо произнёс: — Тебе было бы лучше без неё… Резкая пощёчина как отрезвила бывшего янычара. И он, прижав ладонь к пылающей щеке, смотрел на Хюмашах — никогда ещё Зюльфикяр не видел её в такой ярости. На миг ему даже показалось, что в тёплых зелено-карих глазах Хюмашах мелькнул синий отблеск холодного взгляда Сафие султан. И чуть ли не впервые он про себя отметил, что Хюмашах действительно дочь именно Сафие султан, они неуловимо похожи куда больше, чем он видел ранее. — С ума сошёл? Ты понимаешь, о чём говоришь?! Не смей говорить подобное передо мной! Посмотри на меня сейчас, как, по-твоему, я чувствую себя лучше?! Прекрасно и замечательно?! На седьмом небе от счастья?! Внезапно раздался тихий звук шагов. — Госпожа, — обратился к Хюмашах подошедший Бюльбюль. — Сафие султан проснулась. Вы просили сказать. Взгляд Хюмашах тут же утратил ледяной оттенок, как и пылающий огонь гнева потух. И Зюльфикяр только поразился быстроте этих изменений. Это настолько и так Сафие султан важна? Но она… Он по-прежнему не понимал это чувство, его сила и преданность не укладывались у него в голове, но вопреки разуму глубоко в его душе почему-то снова горел стыд. — Я сейчас приду, — мягко обратилась Хюмашах к Бюльбюль и вернулась к бывшему мужу. В её голосе не было ни капли тепла. — Во имя приятных моментов прошлого я забуду, что ты посмел сказать, и что только доказывает, что за всё наше время ты так меня и не узнал. Конечно, были же люди важнее, — с горечью произнесла Хюмашах. — Матушка — моя опора, страх потерять её делает меня слабой, абсолютно слабой, поэтому я её так оберегаю, как и очень сильно люблю. Ты совершенно не понял меня, когда я поделилась с тобой самым дорогим… Всё перевернул. Страх потерять матушку, что с ней что-то случится, делает меня очень уязвимой, а она — моя сила. И ведь ты мог ударить меня ещё тогда, в слабое место, я была такой наивной, что открыла тебе своё сердце. И снова бы видел в этом благо, видя всю проблему в матушке. И, как сейчас, уничтожил бы меня ещё тогда. Но спасибо, что этого не сделал. — Я не знаю, во что твоя мать тебя втянула, но мне надо было защитить тебя от неё ещё тогда и не отпускать тебя в Египет. И всё было бы хорошо! — Ты совсем меня не слышишь… Совсем… Защитить меня… От матери? — Хюмашах покачала головой и нервно-холодно рассмеялась. — И как? Убив её?! Навредив ей?! Это была бы твоя защита — лишить меня матери?! Ты в этом видишь для меня благо?! Причинить мне как можно больше боли?! Ты проверяешь, сколько я вообще выдержу?! А потом ожидаешь, что я буду по-прежнему встречать тебя с радостью и улыбкой?! Это твоё или моё благо мы здесь обсуждаем?! Потому что я для себя не вижу его вообще! А, да, меня же никто и не спрашивает, тут за меня решают, что будет для меня благом, а что не будет, за моей спиной обсуждают, как надо устранить Сафие султан, а потом вообще используют меня как прикрытие убийства брата, а я ещё и смею не благодарить за такую заботу, да, Зюльфикяр?! Защищать нужно тогда, когда человек боится, а я разве говорила, что боюсь свою мать?! С такой логикой лучше бы от себя меня защитил, оставшись янычаром! — Хюмашах… — Что? Мои слова болезненны для тебя? Я больше не тот человек, который тебя отогревал? Вот о чём ты сожалеешь? О себе! Ты отвык возвращаться в одиночество! Ты требуешь, чтобы я вернулась к тебе и продолжала выполнять удобную для тебя функцию жены, так же как тебе было удобно использовать меня против брата, а на меня тебе всё равно. Ты не думаешь о моей боли, каково мне потерять брата, что значит для меня терять Валиде… И если потребуется, ты без всяких сомнений ранишь меня снова и снова, а потом как ни в чём не бывало будешь ожидать свою функцию. Но я не функция, Зюльфикяр, а живой человек со своими ценностями, потребностями и болью… — Я знаю… — неуверенно и тихо произнёс Зюльфикяр. — Хм, да, я ведь говорила… Просила тебя меня понять, что я люблю свою семью, что она важна для меня, что я не смогу без неё. Но не получалось уважать мои ценности от слова совсем… Только твои же принципы достойны уважения… Бывает… — горько усмехнулась Хюмашах. — Этого человека всё равно больше нет. — Хюмашах покачала головой. — Ты смотрел мне в глаза и врал мне прямо в лицо… О, нет, этому объяснения нет… Ты своими руками убил прежнюю меня… Ты даже не можешь представить себе, как сильно ты меня сломал своим поступком. Как бы ни старался представить, это невозможно… Я устала от этого разговора, всё, хватит, Зюльфикяр. Меня ждёт матушка… — Ты всё ей простила… — Матушка никогда не хотела вреда Искандеру, Зюльфикяр, она защищала его даже от меня… Это сложно, но… Особенно теперь я могу её понять. Я люблю Искандера, я никогда в жизни не желала ему плохого, я бы отдала за него жизнь, если бы потребовалось, но если бы кто-то угрожал маме… Я… Я не пожертвовала бы ей, даже если бы она мне этого не простила… Сейчас я должна быть рядом с ней, она нуждается во мне, в моей заботе, я должна помочь ей поправится… И даже если у меня нет сил забрать всю её боль, я сделаю всё, чтобы эти дни стали самыми спокойными в её жизни и насколько возможно, насколько у меня хватит сил, счастливыми, и пока я могу это делать, пока я дышу, я буду рядом с ней. Это единственное, что имеет значение для меня сейчас. — Ты слишком сильно её любишь. Слишком. — Зюльфикяр! Прекрати! Услышь меня наконец! Сафие султан — не какой-то посторонний и опасный человек, которого я не знаю, она — моя мать! Я знаю её дольше и больше любого другого человека в мире! Я росла с ней, и мне никогда и ничего не угрожало рядом с ней! Я не нуждаюсь и не желаю, чтобы меня защищали от неё, точно так же, как и указывали, что мне к ней чувствовать и как общаться с ней! Я сама в состоянии решить всё это, как и любые возникшие проблемы между нами, я решу сама и только лично с мамой, я не нуждаюсь ни в чём вмешательстве в свою жизнь! — Ты была бы свободной, ты… — Я достаточно свободна, являясь дочерью своей матери, а будь это не так, ты бы никогда вообще не появился в моей жизни! И не смог бы разрушить её! Да, ту самую жизнь, о которой ты якобы так передо мной беспокоишься! Я люблю матушку, я горжусь быть её дочерью, я счастлива, что она мной гордится, я надеюсь, что смогу подарить ей ещё много подобных мгновений, и ничего другого мне не нужно! Я могла не уезжать тогда в Египет, к твоему сведению, мне нужно было рассказать всё матушке, и я бы осталась, как очень быстро вернулась, но я не стала говорить ей, потом всё рассказал Бюльбюль. Иногда я слишком оберегаю матушку, да, но это моё решение, и я несу за него ответственность! Хватит в конце концов в каждом моём действии и решении винить и видеть маму! Я её дочь, я люблю её, но я не беспомощный ребёнок, неспособный отвечать за свою жизнь! И хватит предъявлять мне претензии, как будто это я всё разрушила и совсем не любила тебя! Это ты ни о чём не жалеешь, тебе стало лучше, как я сейчас отчётливо вижу, так что никогда не смей даже думать, что между нами возможно ещё хоть какое-нибудь «мы», оставь меня и исчезни из моей жизни, всё кончено! — Хюмашах… Хюмашах… Хюмашах, — пытался догнать быстро уходящую Хюмашах Зюльфикяр, каждое её слово болезненно откликалось в его давно забытой душе. И почти перед покоями Сафие султан ему это удалось, он дотронулся до руки Хюмашах, но она, резко развернувшись, вырвала свою руку. — Я сказала тебе уйти! Оставить меня! Сколько ещё раз мне повторить, что я не желаю и не буду с тобой больше говорить! Валиде только недавно очнулась, если она тебя увидит, не дай Аллах, ей снова станет хуже! Ты этого хочешь?! Хочешь и её у меня забрать?! Тебе мало, что ты уже сделал?! — Она тоже хотела убить меня… — выпалил Зюльфикяр. — Значит, вас обоих я люблю больше… — Боль и горечь, с которыми Хюмашах произнесла эти слова, словно ударили Зюльфикяра в самое сердце. — И боюсь потерять я вас больше… — Хюмашах сглотнула. — Я всегда иду навстречу, забываю плохие моменты, я прощаю их, а вы… Да, вы за моей спиной ненавидите, обсуждаете и обсуждали, как устранить друг друга, прекрасно зная, как меня это ранит. Зюльфикяр отвёл взгляд. — Но знаешь, в чём есть разница? Мама хотела защитить Искандера, она боялась за него, ты нёс ему угрозу, ты угрожал ей, и теперь, после всего что случилось, видя твои поступки, могу ли я её в этом обвинять? В конечном итоге она выбрала меня, и посмотри, где мы оказались? Я всё разрушила… На один миг страх за брата перевесил меня… — Хюмашах закрыла глаза, сдерживая слёзы, и тяжело сглотнула. — Вернее, даже не меня, а моё доверие… Что ж, я понимаю и могу понять матушку в этом, я прекрасно знаю, как страх потери может управлять всеми твоими решениями, и я уже говорила об этом. Я неосознанно, но несла угрозу своему брату… Я не защитила его… И что нужно было делать матушке? Просто смотреть, как ты и Кёсем, которой ты так верил и веришь, нападаете на моего невиновного брата?! Она ничего тебе не сделала после пережитой могилы брата, ничего не сделала дальше… — Хюмашах усмехнулась, а слёзы стекали и стекали по щекам. — Как бы ты этого ни ожидал… Ты стал следить за мной, снова стал угрозой, а она ничего тебе не сделала… Я тогда ещё успела спасти Искандера от тебя. Так в чём мне обвинить матушку? Она выбрала меня, не переступила и потеряла сына… После всего, что мы пережили, после всех твоих слов, матушка впустила тебя… Ради меня… Моей веры ей… И моего счастья… И она сейчас, когда её сердце разрывается от боли, простила меня, когда я не могу простить себя. Ты победил, можешь собой гордиться, Зюльфикяр. — Хюмашах, я… Я… Так ты знала тогда, что я сказал тебе правду, и… — Чего ты хочешь от меня сейчас, Зюльфикяр? Сожалений, оправданий? Чтобы я вырвала своё разбитое сердце и отдала его тебе? Бросила маму, которая больна? Что?! Ты говорил и говорил мне, как тебе тяжело и сложно, а хоть раз задумывался ли ты, какого мне во все эти моменты? Между тобой, мамой, своей семьёй и моим наивным желанием, чтобы всё было по-другому, чтобы гробы отныне не выносили из дворца. Я повторю ещё раз, не у тебя одного были принципы и убеждения. Ты не задумывался об этом? Я люблю маму, я люблю своих сестрёнок, любила… люблю Искандера, люблю счастливых и невинных детей, которые куда чаще страдают в моём дворце… Полюбила тебя и обрела с тобой счастье, за которое ценила и благодарила тебя все эти годы. Я как могла выбирала вас обоих. Защищала тебя перед Валиде, говорила и подчёркивала, что именно ты спас брата, говорила, что уйду, если… Что не прощу снова… Но… Матушке было тяжело тогда… Её сжигал страх… — Хюмашах опустила голову на руку и дотронулась до своих висков, а затем снова подняла взгляд, выдохнув. — Хвала Всевышнему, ты остался жив, а я не встала перед необходимостью ссориться с мамой. Я не могу разорвать своё сердце пополам, на три части, я люблю вас всех. И я всегда есть для всех, для меня не оказалось… На самом деле, кроме мамы, никого и не оказалось. Мне всё равно сейчас, поймёшь ли ты это или нет, но в тот вечер, когда ты пришёл раненный, Искандер пришёл в Старый дворец, чтобы по приказу Кёсем убить Валиде. В ту ночь Аллах пожалел меня и уберёг, никто из моих близких не пострадал, я никого не потеряла. Сердце моего брата не позволило ему стать убийцей матери, что я даже не почувствовала ничего, хотя обычно невероятным образом знаю, если матушке что-то угрожает… Моё сердце начинает биться по-другому. Это невозможно объяснить. Но на следующий день, когда я всё это услышала, представила… Меня охватил такой ужас, что вот сейчас я смотрю на неё, говорю с мамой, а всего этого могло уже не быть… Я забыла обо всём, я была готова простить ей всё. Она сидела рядом со мной, и я могла видеть её, говорить с ней, дотронуться до неё! Ты видишь в нашей ссоре, в этом проклятом Египте только боль… Но ты совершенно не видишь, как я тосковала, скучала без неё, как это сжигало меня… И теперь потерять её снова? Нет, не за что. Я уговорила себя, что ты, к счастью, жив, и всё хорошо, а матушка, она больше не сделает подобного и ведь не сделала. Так что нет, не говори мне, что матушка меня не выбрала, она сделала для меня больше, чем кто-либо другой, а один момент абсолютного страха — это один момент абсолютного и справедливого страха. Когда я вернулась… Я чувствовала такое единение с матушкой, словно снова вернулась в детство… Столько волшебных, чудесных моментов… — Хюмашах сквозь слёзы мягко улыбнулась, и Зюльфикяр невольно залюбовался ей. Удивительно, но раньше они правда никогда так не говорили, она не делилась с ним настолько откровенно, а ему и не было интересно, может, поэтому и не делилась, берегла их брак, в отличие от него, возник снова где-то внутри ответ. Это непонятное, уже давно забытое «внутри» очень болело. — Встреча после темницы… На праздник… Вечер, когда Искандер вернулся… Когда я рассказала о тебе, и матушка меня благословила, не сказав ни слова против, как и обещала мне, хотя я знала, что ты ей никогда не нравился, но матушка пожелала мне счастья. И я была абсолютно счастлива в то время. И я не собиралась это снова терять. Вот и всё… — Хюмашах посмотрела на бывшего супруга. — Можешь обвинять меня в этом, если хочешь. Но когда я делала свой выбор, я не била тебя ножом в спину, не оставила без заботы и помощи, я спасла тебя избитого от Давуда, не забыла о тебе. А ты всё это со мной сделал. Я была только ключом к брату и матушке. Ты обманул меня… Если бы я знала, я бы позволила тебе навредить брату… Матушке? Зюльфикяр опустил глаза. — Нет. — Вот именно — нет… Но ради своей цели тебе было всё равно! — Хюмашах… Твоя боль утихнет со временем, и ты простишь меня… — А даже если я прощу, Зюльфикяр, перестану когда-нибудь чувствовать эту сжигающую меня сейчас злость, неужели ты действительно думаешь, что это вернёт нас в прошлое и всё будет хорошо? Я ведь уже задавала тебе этот вопрос. Не помнишь мой ответ: «А чего ты ожидал, Зюльфикяр, что у нас по-прежнему будет всё хорошо? Из-за тебя я потеряю Искандера, своего брата…». Думаешь, я забуду его смерть и твою роль в ней, закрою на неё глаза? Что теряю матушку из-за тебя? Смогу снова доверять… То доверие, что было между нами, ты разрушил. — Твоя Валиде… — Опять мама, Зюльфикяр… Хватит, я устала от этих обвинений. — Я убеждён, она виновата в смерти султана Ахмеда… И тебе всё равно на это?! — Ты знаешь, что нет, но ты действительно сравниваешь сейчас ценность Искандера для меня с Ахмедом? Зюльфикяр поражённо смотрел на Хюмашах. — Искандер был моим братом, которого матушка так тяжело обретала и хотела защитить. Ты не понимаешь этого, но я понимаю, матушка была готова отдать за брата жизнь, она каждый раз делала всё, что в её силах, чтобы уберечь его… Она очень боялась за него. Ты убил моего брата… Я никогда в жизни не смогу этого забыть! Хм, — Хюмашах усмехнулась. — Кажется, в другой жизни, где между нами ещё было доверие, я говорила тебе и эти слова. Какая горькая ирония, правда? Я верила тебе, что ты спас матушку и сейчас помогаешь брату ради меня, оберегая и защищая меня… С этого мига моей искренней благодарности для меня изменилось абсолютно всё, теперь я знаю, что ты делал всё для себя… Тебе было нужно, чтобы Валиде тебе поверила, подобраться к Искандеру и обмануть меня, а слова не изменились, они по-прежнему правдивы. И то, что ты сделал для меня… — Хюмашах усмехнулась. — Я никогда не забуду, Зюльфикяр. Как и никогда больше не поверю тебе! — Хюмашах плакала и плакала, продолжая говорить. — Все наши годы счастья остались в прошлом, там, где была рядом со мной моя семья… Здоровые, живые и счастливые. Ты лишил меня самого дорогого… Забрал, забираешь опору… Я постоянно и мучительно уставшая, как будто каждый миг тащу за собой что-то очень тяжёлое, я не могу спать, мне снятся кошмары, не могу есть, мне не хватает воздуха и сил, чтобы вздохнуть полной грудью… Я боюсь, что однажды просто рухну прямо перед матушкой. Я хочу заботиться о ней, понимаешь, очень хочу… Я никого в этом мире не люблю так, как маму. Я не могу даже описать глубину и силу этого чувства. Это не меняется в моменты, что мы не согласны друг с другом. Это внутри, наша связь от сердца к сердцу. Я знаю, что мы помиримся, справимся, что всё будет хорошо… Я люблю маму каждый миг своей жизни, с первого взгляда на неё, который осознала. А иногда мне кажется, что я любила её и до этого, с момента, как только открыла свои глаза. Или даже, когда ещё не знала, но будто моя душа уже выбрала её и знала, что будет её дочерью. Я не только люблю своих родных, но и по-особенному к ним привязана, потому что вижу в них её. Я словно люблю весь мир и могу любить его только потому, что знаю, в нём есть она. Матушка — биение моего сердца. И все, кто любит меня, знают об этом. Только ты не хотел это ни принимать, ни понимать. А теперь меня выматывает обычная забота о моей же матери, хотя я не делаю ничего, что бы не делала раньше. Я дарила и наполнялась жизнью, становилась только сильнее, а сейчас я искренне и с радостью делаю то же самое, но как будто становлюсь всё слабее и слабее. Так что же ты сделал со мной?! Почему я не могу больше дарить тепло своим близким? Ты забрал у меня и это? Ты выжал меня до опустошения, ты! Лучше бы ты убил меня, лучше бы ты убил меня… Зюльфикяр! — Хюмашах, — поражённо прошептал бывший янычар. — Ты что? Как бы я мог? — Как бы ты мог?! А по-твоему, то, что ты сделал, это не хуже, чем смерть?! На моих руках кровь брата, потому что именно я привела тебя к нему, моя Валиде больна и умирает, а мои сёстры, возможно, никогда больше не захотят меня знать и не станут доверять! Я больше не верю себе, не узнаю себя, вместо меня какой-то неуверенный, всего боящийся человек, у которого всё валится из рук… Я не верю в мир, в любовь, в справедливость и боюсь будущего… Так что ты прекрасно всё смог! Я не знаю, но за что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала, чтобы заслужить такую боль? — Нет… Хюмашах, нет… Я люб… — Да ты бы и действительно убить меня смог, пожелай этого султан Ахмед! Ведь я — дочь не той матери! И смею её любить, этого тебе достаточно для ненависти! — Нет… Хюмашах, я бы никогда… — А я тебе больше не верю, Зюльфикяр! Паша дёрнулся, как от удара, только и продолжая смотреть на Хюмашах и смотреть. — Воткнул бы мне, ничего не подозревающей, нож в сердце, как, собственно, и сделал! Я не знаю, кем я нужна тебе рядом? Мебелью, без чувств, без эмоций, без семьи… Но я так не могу! Ты причинил мне столько боли, и сейчас, якобы, сожалеешь, но пожелай султан Ахмед, ты бы и отравить меня смог! — Хюмашах… — Как Дервиш Фахрие… Ты и твой повелитель, вы любите нападать со спины! Моя сестрёнка была виновата, совершила ошибку, но я уверена, она раскаялась, сожалела, и принять смерть от человека, которому она доверилась, доверяла, её лишили даже возможности защищаться… Как и ты меня. Зюльфикяр молчал. — Как и невиновного Искандера, когда, сказав о помиловании, отправили к могиле… Вы убили его за сам факт родства, как ты угрожал его смертью только из-за ненависти к матушке, теперь не сомневаюсь, и Фахрие вы убили за это же в первую очередь… Вы самые настоящие и подлые трусы! И я не смогла защитить брата и сестру от вас! Опоздала или просто не поняла угрозы… — Хюмашах быстро посмотрела на бывшего мужа. — О какой справедливости повелителя ты мне постоянно говорил, заставляя себе верить? Мои брат и сестра даже не знали, что умрут, им не позволили даже этого. Искандер до последнего ожидал смерти, а когда уже поверил твоему повелителю и его слову, то это оказался путь к могиле! Бедные мои братик и сестрёнка, простите меня… — Хюмашах сглотнула, сдерживая слёзы. — Вы были одни перед лицом смерти… Нельзя продолжать считать себя справедливым, не оставив ни шанса на защиту. Это подлость, Зюльфикяр. И раз в тот миг ты спас Искандера, то, наверное, ты это понимал. Душой, которую я полюбила…— Хюмашах усмехнулась. — Но янычар оказался сильнее. Ящик с вещами отца, который ты подготовил брату, — на миг опустив голову, Хюмашах снова смотрела на бывшего мужа. — А если бы Искандер захотел открыть твой подарок прямо на пристани, что тогда, Зюльфикяр? Ошарашенный взгляд смотрел на Хюмашах. Эта мысль никогда не приходила мужчине в голову, а действительно, чтобы он тогда делал? — Ты бы действительно нашёл смелость всё остановить ради меня? — Хюмашах холодно рассмеялась. — Молчишь? Правильно, ты ведь и сам не знаешь, как бы тогда поступил… Что ж, я в этом ещё раз убедилась. — Хюмашах… — постарался оправдаться Зюльфикяр. — Я никогда не хотел твоей смерти. Никогда. — О, а вот в этом я не сомневаюсь. Ведь тебе было не нужно, чтобы я была рядом с тобой, тебе была нужна моя жизнь, чтобы я продолжила существовать рядом с тобой! Со смертью этого сложно добиться! И если бы ты тогда себя остановил, то точно не ради меня или Искандера, а только ради себя, ибо сидеть в безопасности за моей спиной дальше было бы невозможно, а ставить себя под риск смерти очень не хотелось! Потерянный Зюльфикяр продолжал молчать. Он чувствовал себя отвратительно. Где-то в его голове проносились мысли, что он был прав, что он поступил так, как его учили, выполнил приказ. Но почему-то он в действительности этого не чувствовал, он горел со стыда, его давно забытая душа словно стыдилась его, презирала, того человека, которым он стал, и проклинала тот миг, когда оказалась запертой в этой оболочке до конца земной жизни! Потому что каждое слово Хюмашах было болезненной, но правдой, он вёл себя и с ней, и на этой пристани как трус, готовый любой ценой выполнить свой приказ, не задумываясь ни о каких последствиях. — Отпусти меня уже к матушке… Всё, хватит… — донося как издалека до мужчины тихий голос Хюмашах. — Я устала от всего этого, у меня нет сил, я хочу к матушке… Чтобы хоть на миг представить, что ничего этого… Этого кошмара… Нет. Только я и мама, мы вместе, как и всегда. — Хюмашах, прости меня… Хюмашах душили слёзы, она подняла взгляд на бывшего мужа и медленно покачала головой. — Ладно, я наивная глупышка, желающая верить в лучшее, верящая в это с детства, я не смогла сделать выбор, у меня не хватило сил. Я хотела сохранить вас всех рядом и не видела, что это невозможно. И впервые в жизни я позволила себе чуть больше подумать о себе, я так ценила счастье, обретённое с тобой… Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существованье для тебя. И если бы я только знала цену этого выбора. — Хюмашах покачала головой, сдерживая слёзы. — Никогда и не за что на свете… Я проявила слабость, что дала тебе шанс, не смогла его не дать, но разве это дало тебе право использовать меня, лгать мне? Как я могла ожидать и знать, что ты так со мной безжалостно поступишь? Зная, как я люблю брата и матушку, ты использовал меня, ты заставил меня в них ударить! Ты, своим взглядом, обещавший мне любовь, заставивший меня в неё поверить, убедивший меня своими словами: «Главное, ты рядом со мной…». Конечно, я виновата, но ты, ты постоянно давал мне надежду… Чтобы только обмануть. В миг, когда я была честна, ты не сказал мне правду, и всё для меня обесценил! Абсолютно всё! И матушка здесь не причём! Ты выбрал сражаться с моей семьёй через меня! Я никогда этого не забуду! — Хюмашах снова сглотнула. — Мне так тяжело сейчас… Я никогда не захочу в это верить, но лекарь сказал, у меня не так уж и много времени осталось рядом с матушкой, поэтому хватит у меня его отбирать, ты и так уже достаточно отобрал! Уходи, Зюльфикяр, я последний раз прошу тебя… Всё кончено! Хюмашах отвернулась, направляясь к покоям Валиде. — Хюмашах… — дёрнулся было за ней снова Зюльфикяр, когда Бюльбюль встал у него на пути. — Что ты делаешь?! Пропусти меня! — Паша, если вам действительно не всё равно, и Хюмашах султан хоть что-нибудь для вас значит, уйдите. Вы делаете только хуже и больнее, ваше присутствие бередит рану. Нравится вам это или не нравится, но Сафие султан — единственный человек, который сейчас может помочь госпоже. Валиде — её исцеление, так было и есть. Зюльфикяр посмотрел на Хюмашах. Она медлила входить и стояла, прислонившись к двери, опустив голову, точно пытаясь взять себя в руки, успокоиться, и слова Бюльбюля стали ему понятны. Развернувшись, мужчина направился к выходу. — Бюльбюль, — позвала Хюмашах. — Госпожа? — Подошедший ага склонил голову. — Скажи страже, — Хюмашах подняла взгляд, — только Эмир эфенди, никто другой не должен войти сюда без моего позволения, а Зюльфикяр особенно! Он не должен даже оказаться рядом! Больше никаким обманом он не заставит меня отойти и не приблизиться к Валиде даже на расстояние пушечного выстрела! — Я понял, госпожа, как прикажете. Хюмашах тяжело выдохнула и закрыла глаза. — О, Аллах, дал мне сил… — Последние дни были сложными, и вы устали, госпожа. Вам нужно расслабиться и отдохнуть. Хюмашах посмотрела на Бюльбюля и покачала головой. — Физическая усталость ни при чём, Бюльбюль. У меня внутренне нет сил. Обман, смерть Искандера, матушка… Я не могу представить жизни без неё, да я и не хочу такую жизнь! Но если лекарь не ошибается… — Хюмашах снова прикрыла глаза. — Не надо, госпожа, не думайте о плохом. Сейчас вы поговорите с Сафие султан и сами убедитесь, что всё хорошо. Подняв взгляд, Хюмашах мягко улыбнулась. — Спасибо тебе за эти дни, Бюльбюль. — Что вы, госпожа. Я рад служить вам, как и Сафие султан. Ещё раз глубоко вздохнув, Хюмашах открыла двери и вошла в покои матери.