Воспоминания

В вакфе Сафие Султан сегодня было многолюдно, стояли многочисленные накрытые столики. И сама госпожа вместе с Хюмашах была в нём, доброжелательно встречая прибывающих на благотворительный обед, организованный для всех нуждающихся, для пострадавших от недавней эпидемии, и особенно в зале было много детей. Приходили и жёны высокопоставленных пашей, входящие в попечительный совет вакфа. Входя в зал, они подходили поклониться госпожам, приветствуя их, а затем присаживались за столики рядом. Угощение началось, и постепенно детская настороженность сменялась улыбками, и в зале становилось всё более шумно, радостно, то и дело звучал детский смех. Хюмашах наблюдала за этим с удовольствием и сама улыбалась. — Хюмашах Султан очень красива, — знатные дамы тихо говорили с друг другом. — Верно, но и надо признать, есть в кого. — Верно. Сафие Султан красива, и знает это. — Да, да… Тем временем Сафие нежно сжала руку сидящей рядом дочери. — Моя прекрасная доченька… — Да, мама, — повернулась с тёплой улыбкой Хюмашах. — Мы будем на втором этаже. Надо посмотреть бумаги, документы. Останешься здесь? — Да, матушка. — Хорошо. Если что-то понадобиться, скажи. — Конечно, матушка. Отложив перо, Сафие посмотрела на стоящие песочные часы, оказалось, прошло уже больше часа. Госпожа решила спуститься вниз. Выйдя на лестницу, она замерла: Хюмашах сидела за столиком в окружении мальчишек и девочек от четырёх до пяти лет и что-то увлечённо с ними рисовала, одновременно и что-то рассказывала, что дети светились улыбками, а одна девочка даже была у неё на коленях. Один мальчик заплакал, задев чернильницу, что чернила пролились на пергамент, и Хюмашах посадила его на второе колено, успокоив и обняв. В следующий миг девочка спрыгнула с колен, побежав со своим рисунком к маме, но на её место тут же забрался другой малыш. Сафие улыбнулась, смотря как её дочь буквально облепили дети, а она легко с ними общалась и выглядела при этом абсолютно счастливой. — А сейчас время сладкого, — это объявление управляющего вызвало одобрительный детский гул и хлопки в ладоши. Хюмашах поднялась, опустив малышей вниз, но тут же маленькая девочка подошла к ней и показала, что хочет на руки. Хюмашах подхватила её. — Я тоже хочу так, — раздался сразу требовательный голосок. — «Нет, её дочь точно была нарасхват, и надо её уже спасать», — с улыбкой подумала Сафие. — Иди сюда, — госпожа подхватила малыша на руки. — Матушка, — Хюмашах расцвела улыбкой, — я так рада видеть Вас. Малыш на руках её мамы улыбался. И она так трогательно смотрелась с ним. Матушка практически не общалась ни с Махмудом, ни с Ахмедом, ни с Дильрубой, ни с Мустафой, и наверное это было объяснимо, но Хюмашах помнила, как вот так же она смотрела на маму и Махмуда, и как трепетна она была с ним. Ей бы хотелось и своего ребёнка увидеть на руках матушки, но… Улыбка Хюмашах исчезла. Несмотря на все разговоры с лекарями, которые при этом и не могли сказать ей ничего определённого, похоже, этому не суждено сбыться… Хюмашах встряхнула головой, возвращая себе улыбку. Матушка, сёстры, и у неё есть и обязательно будут ещё племянники, всю её нежность получат они. Да и сегодня согреть всех этих детей и вызвать на их лицах улыбки было замечательно. Матушка всё это организовала и подарила чудо всем этим малышам. За такими размышлениями Хюмашах, находясь рядом с мамой, вышла во дворик вакфа, где шумел фонтан, и стоял большой поднос с пахлавой. Госпожи опустили детей на землю, видя с тёплой улыбкой, как они тут же побежали к сладкому. — Хюмашах, доченька, ты не устала? — с тёплой улыбкой спросила Сафие. — Нет, матушка, — взяв руки матери в свои, Хюмашах поцеловала их, — всё хорошо. Я рада быть здесь сегодня рядом с Вами и представлять Вас. Постепенно гости стали расходиться. — Спасибо Вам, госпожа, — сказала мать одного ребёнка, поклонившись Сафие, — спасибо Вам за этот праздник. Нам очень понравилось, — мама с улыбкой посмотрела на своего малыша. — Было очень вкусно, — сказал мальчик тихо и улыбнулся. — Спасибо, спасибо, спасибо, — звучало как будто со всех сторон. Гости благодарили её маму, а Хюмашах, стоя чуть сзади, за её спиной, не могла сдержать гордую улыбку. — Доченька, — Сафие нежно поцеловала Хюмашах в лоб, а она продолжала улыбаться. — Как чувствует себя Ибрагим? Он вернулся с похода из-за болезни. — Лекари говорят, это обычная простуда, матушка, ничего страшного. — Прекрасно, спасибо за сегодняшний день и возвращайся во дворец. — Я могла бы проводить Вас до Топкапы, матушка? — Хюмашах обняла маму, чувствуя, как та гладит её по волосам. В объятьях Валиде ей всегда было так уютно, спокойно. Она словно снова чувствовала себя маленькой девочкой. — Моё бесценное сокровище, — тихо прошептала Сафие, а в слух произнесла. — Мне нужно поговорить с Эсперанцой. Я поеду к ней домой. — Хорошо, матушка, — Хюмашах тепло смотрела на маму, а затем поцеловала её в щёку. — Только не задерживайтесь допоздна. А то я буду волноваться. Сафие нежно провела рукой по щеке дочери и тепло улыбнулась. Дворец Хюмашах Султан. Сняв плащ, Хюмашах вошла в спальню и посмотрела на своего мужа. — Ты проснулся, — Хюмашах наклонилась к Ибрагиму, целуя его в щёку. — И жара нет. Хорошо. — Проснулся, но с радостью поспал бы ещё, — Ибрагим с нежностью смотрел на супругу, сжимая её руку. — Особенно под твой голос. — Тогда я сейчас возьму книгу и почитаю тебе вслух. Ибрагим кивнул улыбаясь. — Судя по твоему хорошему настроению, в вакфе всё прошло замечательно? — Более чем. Дети улыбались, смеялись, мы раздали собранные средства, и все так благодарили матушку. Ты не обиделся, что я ушла утром? — спросила вернувшаяся с книгой Хюмашах. — Просто мне показалось, что ты хотел бы, чтобы я осталась, — Хюмашах села на стоящее рядом кресло, внимательно смотря на мужа. Тот протянул ей свою руку. И Хюмашах вложила в неё свою. — Конечно, я бы хотел, чтобы ты осталась, просто потому, что мне очень, очень нравится, когда ты рядом. Но, заключая брак, я прекрасно знал, что ты — госпожа, и у тебя будут свои обязанности, и представлять свою Валиде — одна из них. А за годы брака я более того узнал, как это много для тебя значит, поэтому, как я могу обидеться, что ты делала то, что тебе нравится, что ты была с Валиде. Я никогда не стану в это вмешиваться, Хюмашах. Я счастлив, когда ты счастлива. — Спасибо, Ибрагим. Я так тронута. Ибрагим улыбнулся. — Но раз ты вернулась, я хочу свою историю. Хюмашах легко рассмеялась. — Конечно, — и раскрыла книгу. Дом Эсперанцы хатун. — Госпожа, проходите. Большая честь видеть Вас! Разрешите представить, мой сын, Иссак. — Госпожа, — приятный молодой человек поклонился. — Приятно познакомиться. Нам нужно обсудить наши дела, Эсперанца. — Конечно. Но, может быть сначала чай, госпожа? Окажите нам милость. Сафие кивнула и прошла к накрытому столу. Воин с волевым, гладковыбритым лицом и короткими усами, смотря на купленные товары в своих руках и, вспоминая, как столкнулся на рынке с Эсперанцой хатун и её сыном, которые наполняли доверху свои корзинки, взобрался на возвышенность. — Братья! Пока кира Эсперанца и её семья богатеет, наше жалованье остаётся достаточным только на бумаге, а на деле я не могу позволить себе купить на свои заслуженные деньги даже два кувшина вина, как раньше! — сипах в эмоциях швырнул находящийся у него в руках кувшин под ноги, который тут же разбился, и красное вино потекло по улице словно кровь. — За кувшин вина торговцы требуют у меня вдвое больше акче. — Хусейн чавуш прав! Прав! Наши монеты раз за разом ничего не стоят, постоянно обесцениваются! — недовольство в рядах сипах росло. — Эта Эсперанца виновата, мы пойдём и потребуем у неё ответа! — Хусейн чавуш поднял изогнутый клинок. — Да! Да! — Раздавался одобрительный гул. — А от кого кира хатун богатеет? — мощный с аккуратной бородой командир Махмуд ага, скинув плащ, поднялся к Хуссейну чавушу и встал рядом с ним. Воцарилась тишина. — Сафие Султан подчинила Нашего Повелителя, вводит его в заблуждение, властвует над ним и бесконечно одаривает своих слуг! — Да! Да! И разъезжает по городу в своём роскошном экипаже! — А её слуги словно смеются над нами! Вперёд, братья! Пойдём за справедливостью! — Да, Хусейн чавуш! Да! — Накажем Эсперанцу! А потребуется и до султана дойдём! — Махмуд ага поднял свой меч. — Да, Махмуд ага! — клиники поднялись в воздух. — Да! Веди нас! Веди! Мы с тобой! Дом Эсперанцы хатун. — Так это решили… А вот последние сметы строительства Вашей мечети, госпожа… Сафие только взяла бумаги в руки, как, едва дыша, Иссак вбежал в дом и тут же принялся закрывать дверь. — Матушка, быстрее, быстрее, давайте сюда стол или что угодно! И занавесьте окно! — Что случилось? Я ничего не понимаю? Сынок? Иссак не ответил, успевая подвинуть стол и забаррикадировать дверь, прежде чем на улице раздалось несколько вскриков и тут же решительное «БУХ-БУХ-БУХ!» и последовавшие за ударами в дверь голоса, некоторые пьяные и требующие впустить их. — Открывай! Эсперанца, мы пришли за тобой! А, ну, выходи! Сафие осторожно посмотрела в окно. Её охрана была мертва, а перед домом была вооружённая толпа сипах. — Я заметил их, когда они были на другом конце улицы и двигались к дому! — пояснил встревоженный Иссак. — Что теперь делать? — Сафие Султан, мы знаем, что и Вы здесь! ВЫХОДИТЕ! — сильный удар в дверь заставил подскочить стол, и Иссак навалился на него, опуская вниз. Воины ненавидят её. И разве должны за это отвечать люди, их родные, которые только и виноваты, что служат ей. Нет. Сафие сделала шаг к двери, но почувствовала, как кира её остановила. — Что Вы делайте, госпожа? Они Вас убьют! — Надо что-то делать, Эсперанца, и это единственное, что я могу сделать. И если я не выйду, они убьют вас. — Нет, я не позволю Вам, госпожа, рисковать своей жизнью в том числе ради нас. Тем более я не верю, что даже ваша самоотверженность их остановит. Они пьяные, они хотят крови. Нет, их не остановит, что они увидят перед собой Вас. Они убьют Вас, затем нас! — Но, если я выйду, у Вас, может, появится шанс… — Такой же маленький, как и если мы все останемся здесь и будем держаться, но он больше, госпожа. Поверьте мне. — Хорошо, — и Сафие, и Эсперанца подошли к столу, стараясь совместными усилиями удержать его на месте, не давая открыть дверь. Так прошло несколько напряжённых часов, сипахи колотили и колотили в дверь, в окна летели камни, слышался звон разбитых стёкол, но дом продолжал держаться. А затем шум снаружи как будто стих, удары в дверь прекратились. — Они устали, матушка? Они уходят? — Спросил Иссак. Эсперанца осторожно подошла к окну. Сипахи под смешки раскладывали что-то вокруг дома, похожее на… — Они собираются поджечь дом! Солома, разложенная вокруг дома, разгорелась, дом быстро стал наполняться дымом. — Мы вас выкурим! Выкурим! — Идёмте… Идёмте за мной, немедленно, — сквозь кашель сказала Эсперанца. Войдя в спальню, Эсперанца подошла к шкафу и распахнула дверцы. Сдвинув в сторону одежду, кира наощупь стала что-то искать. Вскоре раздался щелчок, и дальняя стенка провалилась, открыв лестницу вниз и проход. — Работа с финансами учит быть предусмотрительной, госпожа, как раз на такой случай. Этот коридор, никто, кроме меня, о нём не знает, выведет нас на улицу, но не знаю, безопасно ли там. Они скорее всего окружили дом… А они ведь могли уйти, остыть… Но теперь выбора у нас нет. В этот миг на лестнице раздались торопливые шаги и громкие крики. Вооруженная толпа ворвалась в дом и приближалась к спальне. — Быстрее, Иссак, госпожа, спускайтесь! Сафие протянула свою руку, но Эсперанца замерла. Шум приближался. — Эсперанца! — окликнула Сафие. Заплаканный, но решительный взгляд поднялся на госпожу. — Для меня было большой честью служить Вам, госпожа. Я прошу, защитите моего сына! И резко закрыла дверь. — Нет, матушка, нет! — Сафие поймала вырывающегося Иссака, уводя его за собой… — Вот ты и попалась! Слыша за собой тяжёлые шаги, Эсперанца поправила одежду, скрыв проход и закрыла дверь шкафа, обернувшись, встретив последний миг своей жизни… С тех пор как Ибрагим заснул, Хюмашах уже несколько часов сидела в гостиной, стараясь сконцентрироваться на книге и истории, но то и дело её взгляд поднимался на часы. Ей уже давно должны были сообщить, что матушка вернулась, но по-прежнему была тишина. Почему? Матушка засиделась у киры? С бумагами? Возможно, но уже ведь достаточно поздно… Матушка должна была вернуться… Она обещала. Хюмашах поднялась, оставив книгу на диване, и стала ходить по комнате. — Чичек хатун! — Госпожа. — Есть что-нибудь от моей Валиде? — Нет, госпожа, но я могу послать агу в Топкапы? — Да, сделай это, как можно скорее! Мне не спокойно. — Конечно, госпожа. Прошло ещё полчаса напряжённого ожидания. Наконец двери покоев отворились. Хюмашах остановилась, внимательно смотря на служанку. — Госпожа… — Ну, же говори, говори, моя Валиде во дворце?! — Нет, госпожа, Сафие Султан не возвращалась. — Что… — Хюмашах замерла. — Где она… Где? — Госпожа… — Что ещё случилось?! — Госпожа, сипахи напали на дом Эсперанцы хатун… Когда там была Сафие Султан. Хюмашах охватил ужас. — Моя Валиде… — Никто не знает, госпожа. Повелитель поехал к дому киры хатун. Больше Хюмашах ничего не слушала, выбежав из покоев. Ещё некоторое время спустя, Ибрагим паша открыл глаза и осмотрелся. К собственному удивлению он был один. — Хюмашах, — позвал он супругу. — Хюмашах! Ответом была тишина. Куда она могла уехать на ночь глядя… В Топкапы? Но это значит, что-то случилось. В покои вошла Чичек хатун. — Паша. — Хюмашах Султан уехала в Топкапы? Что-то случилось? — Сафие Султан пропала, паша. — Что?! Как пропала? — Госпожа была у киры хатун, когда на её дом напали сипахи. С тех пор о судьбе Сафие Султан ничего не известно. Резко откинув одеяло, Ибрагим поднялся с кровати и стал одеваться. — Паша, куда Вы? Вам же лекари рекомендовали лежать… — Уйди с дороги! В кафтане, расшитым золотом, выделяющийся ростом султан Мехмед сидел на чёрной лошади и смотрел на двухэтажный, деревянный дом перед собой, который раньше выглядел уютным, а сейчас представлял собой чёрные от сажи руины с покрытой гарью мебелью и валявшимися везде осколками стекла. — Аслан, — Мехмед бросил взгляд на сидящего рядом так же на коне агу. — Валиде ведь… Она не может… Нет… — Конечно, Повелитель, даже не думайте по-другому, мы приложим все силы и найдём вашу Валиде! В этот миг примчавшая к дому Хюмашах выглянула из кареты, увидев ужасную картину. Фасад дома был разрушен. Кругом лежали обломки балкона и крыши, от них всё ещё шёл дым, а под ними — перевёрнутый роскошный экипаж… А рядом с ними тела охранников. — Нет… Нет… Нет! — пронеслось в голове Хюмашах. Она соскочила с кареты и бросилась к янычарам, которые оцепили место пожара и никого близко не подпускали. — Пропустите! — У нас приказ Повелителя! — ответили янычары, которые не могли знать Хюмашах в лицо. — Никого не пускать! — Пропустите меня немедленно! Вы не можете меня останавливать… Услышав голос сестры, Мехмед быстро спешился и направился к ней. — Пропустите! — Мехмед, — Хюмашах кинулась к брату, который поймал её в объятья. — Валиде ведь не было в этом доме, да?! Скажи мне, что её здесь не было?! Мехмед! Почему ты молчишь?! — Хюмашах вырывалась из рук брата, била его в грудь, но он только сильнее прижимал её к себе. — Мехмед! — раздался отчаянный крик и… Постепенно Хюмашах затихла в объятьях брата, но он продолжал чувствовать её дрожь, а его произнесённое ею имя словно так и звенело в ушах. — Тише, Хюмашах, тише, я не знаю, где Валиде, не знаю, но обещаю, обещаю тебе, я её найду. Не думай о плохом, не надо, сестрёнка… — Хюмашах была в объятьях брата, прижимая его к себе из-за всех сил, словно вернувшись на миг в уже далёкое детство и забыв обо всём, что произошло между ними, а он гладил и гладил сестру по спине, волосам… А Ибрагим паша гнал лошадь во весь опор, не обращая внимания ни на что, приближаясь к месту трагедии. — Повелитель, — соскочив с лошади, Ибрагим подошёл к Мехмеду. — Что ты здесь делаешь, Ибрагим? Я отправлял тебя домой отдыхать, выздоравливать и набираться сил. Бросив полный сочувствия взгляд на Хюмашах, Ибрагим уверенно посмотрел на Мехмеда. — Я в порядке и хочу помочь, Повелитель. Хюмашах подняла заплаканный благодарный взгляд на мужа, и в этот миг янычары пронесли мимо них носилки с обгоревшим до неузнаваемости телом. — Лежало под обломками, Повелитель. Сердце Хюмашах сжалось, словно готовое разорваться, комок застрял в горле, ноги стали ватными, и она повисла на брате, который удержал её. — Нет, нет, — быстро заговорил Мехмед, стараясь чтобы его голос не дрогнул, — это не матушка, это не наша Валиде, Хюмашах. Я знаю! И я найду её! Обещаю! — Унесите, быстро! — рявкнул на янычар Аслан, стоящий рядом. — Прошу, верь мне, сестрёнка, прошу, сейчас поверь мне… — Мехмед… — очень тихо сказала Хюмашах, будто теряя сознание, брат поднял сестру на руки. — Хочешь помочь, Ибрагим? — Мехмед передал сестру в руки мужа. — Увези Хюмашах отсюда! Отвези её в Топкапы! — Конечно, Повелитель! — и Ибрагим направился к карете. — Аслан, надо обыскать здесь всё, каждый угол, каждый дом, каждый переулок! — Мы найдём того, кто это сделал, Повелитель, — ага склонил голову. — Конечно, мы найдём, Аслан ага, — голос Мехмеда был наполнен яростью. — Но сейчас я хочу найти Валиде и только её! Иди за мной! — Разойдись! — приказал Аслан янычарам. — Обыщите здесь всё! Будьте внимательны! Валиде Султан необходимо найти! Подойдя к карете, Ибрагим осторожно посадил в неё Хюмашах, убрав растрепавшиеся волосы со лба. Всю дорогу к экипажу, он чувствовал, как её била дрожь в его руках. — Топкапы! — приказал Ибрагим, закрывая карету, но внезапно почувствовал, как Хюмашах его остановила. — Ибрагим… Не надо… — голос Хюмашах был очень слабым. — Матушка, матушка… — Хюмашах попыталась выйти из кареты, но снова упала на скамью. — Надо найти, мама… Это не она, не может быть она, нет… Нет! Я бы почувствовала… Нет… — Хюмашах, Хюмашах, послушай, посмотри на меня, — Ибрагим прервал новую попытку супруги, вопреки своему состоянию, выйти из кареты. Заплаканный взгляд поднялся на него. Мужчина нежно взял Хюмашах за лицо, — не волнуйся, не волнуйся, я обязательно её найду. Твои сёстры сейчас в Топкапы, Хюмашах, поезжай к ним, будь рядом. Я найду твою Валиде. У Хюмашах не было сил ответить, но она кивнула, и Ибрагим закрыл карету, отпуская её. Когда взволнованная Фатьма Султан вошла в султанские покои брата, Михримах сидела на диване, обнимая лежащую у неё на коленях Фахрие. — Где Хюмашах? — На балконе, — ответила Михримах, показав на балкон взглядом. — Есть какие-нибудь новости? — Нет, Бюльбюль потерян и ничего мне не сказал. — Он не был рядом с Валиде. В гарем привезли девушек. И знать бы к лучшему это или нет? — Наша Валиде вернётся, Михримах. Выйдя на балкон, Фатьма окликнули сестру, которая стояла там буквально вцепившись в перила. — Хюмашах. — Не сейчас, Фатьма, пожалуйста, не сейчас… Фатьма закрыла глаза. Голос сестры был очень хриплым, как будто даже надрывным. Фатьма осторожно приблизилась, заключая Хюмашах в объятья. — Нет, сейчас, сестрёнка, именно сейчас, — Фатьма почувствовала лёгкое сопротивление, но оно быстро прекратилось. И сестра просто плакала и плакала у неё на плече. — Шш… Всё будет хорошо, всё будет хорошо… Я знаю, знаю, мама нас не оставит. — А если… Там, у дома, на носилках… Это была она… — Хюмашах говорила тихо и сквозь всхлипы. — Она… Я… Я не смогу… Не могу… Мама… — Нет, Хюмашах, нет, — Фатьма слегка отстранил сестры от себя, заглядывая в её заплаканные глаза, — ты же знаешь, что это не она. Ты знаешь! — Но вдруг, Фатьма, вдруг, — Хюмашах так и продолжала бить дрожь. — Нет, Хюмашах, нет. Наша мама обязательно вернётся домой! Ты слышишь? Обязательно! — Фатьма легко встряхнула сестру, та кивнула, и снова заключила её в объятья, чувствуя, как она стала немного, но успокаиваться. — Её сердце бьётся… Вернёмся к Сафие Султан туда, где её оставили. Вниз по лестнице, дальше через двор на улицу, где высокая Галатская башня выделялась и была как будто ориентиром. Ничего сложного, кроме того, что по улице продолжают рыскать то один, то другой отряды сипах. Закрыв люк, Сафие, прикрыла глаза и прислонилась к стене, а затем посмотрела на сидящего у противоположной стены Иссака. После всплеска эмоций, он был потерян и продолжал тихо всхлипывать. — Иссак, послушай, я понимаю, тебе сейчас тяжёло, но… — Я не должен был позволить матушке оставаться там, — ответил Сафие дрожащий голос, — нет. — Это был её выбор. Твоя Валиде сделала всё, чтобы защитить тебя… — Сафие замолчала. Она то же сделала свой выбор. Рассталась с маленьким сыном ради его жизни. — И хотела, чтобы ты жил. Ты не мог повлиять на её выбор, но сейчас можешь сделать свой. Ты готов, Иссак, продолжать бороться за себя ради Валиде? Или… Иссак вытер слёзы, и решительный взгляд, даже поразивший Сафие, поднялся на госпожу. — Я готов, госпожа, — твёрдо сказал молодой человек и сжал протянутую Сафие руку, поднимаясь. Осмотревшись ещё раз, подождав и убедившись, что здесь и сейчас улица пустынна, Сафие обернулась к молодому человеку. — Давай, Иссак, выбирайся. Иссак оказался на улице и уже было хотел помочь госпоже, но внезапно заметил, как из тьмы выскочила какая-то мрачная фигура и в его руках блеснул изогнутый меч. — Что происходит? — встревоженно спросила Сафие. — Не выходите, госпожа. — Иссак… Но юноша решительно закрыл люк. — Так, так, кто это тут у нас? — воин медленно и нетвёрдым шагом двигался в его сторону. Он был пьян, но крупным и очень высоким. Иссак побледнел, но не отошёл от люка. — Я вижу на твоём лице страх, — воин остановился, — и нежелание умирать. Я могу пощадить тебя, но взамен ты, может быть, скажешь мне, где искать Сафие Султан? — Откуда мне знать это? Я ничего не знаю. — Хорошо. Я верю, что ты можешь этого не знать, но ты можешь знать и рассказать мне то, что поможет её найти. И тогда я отпущу тебя. Даю слово. И так, что ты вообще делаешь здесь, рядом с этим домом? — Я здесь работал, и Сафие Султан иногда сюда приезжала, как сегодня, больше я ничего не знаю. — Что ж, ну, как знаешь, учитывая твою молодость, я подарю тебе легкую смерть, — воин стал не спеша двигаться вперёд, в том числе оставляя молодому человеку перед собой время для размышлений, а это промедление и было нужно Иссаку. Подхватив лежащий на земле камень, он из-за всех сил швырнул его, целясь в грудь не твердо стоявшему на ногах воина, и попал в лицо. От неожиданного удара оглушенный сипах выронил меч и распластался на земле во весь рост. Иссак, переведя дыхание, открыл люк и протянул руку. — Выходите, госпожа. — Иссак, с тобой всё в порядке?! — спросила Сафие, оказавшись на улице. — Зачем ты рисковал собой?! — Но надо было что-то делать, госпожа. Да и матушка хотела не только меня спасти, но и Вас. Сафие опустила взгляд. — Сегодня ваша семья только и делает, что спасает мне жизнь, спасибо. — Вы всегда к нам так хорошо относились, госпожа. Не волнуйтесь за меня, я в порядке. А он к тому же был ещё и пьян. — Надо уходить, пока ещё кто-нибудь не пришёл. Ещё раз оглянувшись на свой дом, Иссак кивнул. Они двигались с большей осторожностью, стараясь не шуметь. Выглянув из-за угла дома, Сафие не заметила ничего угрожающего на улице, она была пустынна. Госпожа и её спутник, стараясь всё также не шуметь, пошли дальше, всё время внимательно осматриваясь по сторонам. Путь до соседнего дома занял несколько минут и прошёл без проблем. Теперь левее от Галатской башни, пересечь бухту Золотой рог, и они окажутся на том берегу и рядом с Топкапы. А там никто не решится их преследовать. Они прошли ещё несколько быстрых шагов. Мост уже виделся вдали. Внезапно Сафие замедлила шаг и схватила Иссака за руку. — В чём дело, госпожа? — Не знаю, но у меня плохое предчувствие, слишком всё спокойно и тихо. Не прошло и нескольких секунд, как госпожа это сказала, и от моста, пересекающего бухту, отделилось несколько неясных фигур. Внезапно из темноты бокового переулка выскочила тень, длинный кинжал блеснул перед глазами… — А мы Вас ждали, госпожа! — сказал Махмуд ага с коварной ухмылкой. Теперь соблюдать тишину уже не имело смысла, и Сафие, резко потянув Иссака за руку, крикнула: — Бежим! Они бросились бежать обратно, преследуемые бунтовщиками, и делали это так быстро, как могли, едва переводя дыхание… Справа, впереди из темноты переулка в их сторону двинулись несколько воинов, и Сафие немедленно взяла левее, но и там из темноты появилось несколько человек. Их окружали и собирались взять в кольцо, а Сафие чувствовала как измотанный морально Иссак, хоть и старался из-за всех сил, но всё сильнее уставал и задыхался, она тянула его за руку, но это слабо помогало. Юноша отставал, и они замедляли бег с каждым шагом. Они почти остановились, но чем безвыходнее становилось, тем только сильнее Сафие хотела бороться. Её характер просто отказывался сдаваться. Резко и неожиданно даже для себя, не задумываясь, Сафие сместилась сильно правее, к чему бунтовщики, уже предвкушавшие победу, оказались не готовы, и она и Иссак обогнули кольцо из воинов, когда они почти сомкнулись. Теперь бежать, бежать прямо. Иссак снова стал глубоко и судорожно дышать и очень скоро перешёл на быстрый шаг. Сафие оглянулась, кажется, к погоне присоединились ещё несколько человек, они разделились и стремительно приближались. — Быстрее, Иссак! — мягко проговорила Сафие, её голос звучал скорее как просьба, а не приказ. — Я стараюсь, госпожа… Но я уже не могу… — Иссак снова побежал, вернее сделал попытку. Сафие не успела ответить, резко остановившись. В конце улицы стояла вооружённая толпа. — Хусейн чавуш подоспел! — раздалось где-то сзади. Тридцать или сорок человек с кинжалами, сверкающими в свете луны, преградили улицу, окружали их со всех сторон. И двигались на них с мерзкими улыбками. — Госпожа… — Ничего не бойся, Иссак, всё будет хорошо, — ответила Сафие, заводя юношу за себя. — Оставайся рядом. — Сафие Султан, — Махмуд ага нарочито опустил голову, не особенно пытаясь скрыть ненависть, сверкающую в глазах. — Ты получил меня, Махмуд ага, отпусти невиновного юношу. — Сафие Султан! — продолжил ага хриплым, простуженным голосом, кашлянув. — Это ваше единственное условие? Я отпущу этого молодого человека, а Вы пойдёте за нами? — Злая насмешка мелькнула в темно-карих, почти чёрных глазах. Его взгляд заставлял отступать многих, но госпожа перед ним продолжала смотреть на него спокойным, холодным взглядом. — Да. — тишина. — Отпусти его! — требовательно продолжила Сафие. Махмуд ага невольно повёл плечами и усмехнулся. Он был победитель, но поразительно и вопреки всему, не чувствовал себя сейчас им. — Хорошо. — сказал ага удовлетворенно. Затем бросил взгляд назад и улыбнулся ещё шире. — Отпущу, с условием, что Вы здесь и сейчас встанете передо мной на колени. Наступила долгая мучительная пауза. Нет, нет и нет! Невозможно согласиться на это! Сафие сжала кулаки. Кто он такой, чтобы она вставала перед ним на колени? Госпожу охватывала ярость. — Вы принимаете мои условия? Четверо сипах за спиной Махмуда аги вытащили свои мечи из ножен. Добраться до ненавистного противника, выхватить его кинжал на поясе и проткнуть ему сердце, стерев его наглую ухмылку. И плевать, что убьют! Да, именно так она бы и поступила, будь она одна, но… Сафие посмотрела на Иссака. Молодой человек стоял, опустив взгляд, и словно не знал, куда себя деть. Сафие закрыла глаза, Иссак ни в чём не виноват, как и Яхья… А его мать спасла жизнь и ей, отдав свою. Тем временем Махмуд ага вытащил свой меч и поднёс его к шее Иссака. Молодому человеку было страшно, но он не отвёл взгляд, с ненавистью смотря на врага. Сафие опустилась на колени, чувствуя, как в душе разгорается пожар гордости. — Прекрасно, — ага убрал меч, — ваши руки, госпожа. — Сафие связали руки верёвкой. — А ты можешь идти, и чтобы я больше тебя здесь не видел! — Госпожа… — юноша посмотрел на Сафие. — Иди, Иссак, иди, — мягко сказала Сафие. — Не волнуйся и помни, что тебе нужно выжить. Иди! Несчастный Иссак вжался в темноту переулка. Мысли путались и мешались со рвущимся из груди стоном, но юноша лишь сильнее вжимался в темноту, не сводя взгляда с улицы. Бунтовщики тащили Сафие Султан по тёмной улице, нещадно толкая и явно наслаждаясь тем, что сама Валиде Султан оказалась в их власти. Выбрать жизнь, сказала ему госпожа ради матушки, значит, уйти… Он ничего не мог сделать, вернее мог, но это было бы бессмысленным безумием. Он не соперник сипахам. У них мечи, они владеют этим оружием. Они убьют его, и о случившемся никто не узнает, или узнает поздно… Надо позвать на помощь, найти кого-нибудь. Это было правильно и разумно. Собственно, только это разумным и было, но… Встретит ли он кого-нибудь, поверят ли ему, и откуда он узнает, куда уведут за всё это время Сафие Султан… Резко пошёл дождь, и пошёл стеной. Сафие закашлялась, чувствуя на лице воду, и открыла глаза. Сильный дождь поливал её с неба. А она лежала на земле в каком-то дворе. Госпожа облизала пересохшие губы, вспоминая… Её тащили, она шла за лошадью, не разбирая дороги. Спотыкалась, падала, раздирая руки, ноги об асфальт, вставала и шла вновь… К тому времени, когда они, наконец, остановились, и её куда-то втолкнули, рук она практически не чувствовала… Дышать было тяжело, боль сдавливала ушибленные рёбра, может, некоторые даже сломанные, наверное на какое-то время она потеряла сознание. И её оставили лежать прямо так, на земле. — Очнулись, Сафие Султан! Госпожу рывком поставили на ноги, Сафие попыталась сделать вдох, но лёгкие словно не желали наполняться воздухом, перед глазами всё расплывалось, а боль в груди тут же усилилась. Грубо толкнув в спину, Сафие снова поставили на колени. Боль на миг отступила, госпожа посмотрела на Махмуда агу, но в её голубых глазах по-прежнему не было страха. И это привело агу, который ещё и был изрядно пьян, в бешенство, подскочив к госпоже, он ударил её по лицу. Оправившись от удара, Сафие вернула себе прежнее положение тела, продолжая молчать. И это молчаливое ощущение силы раздражало сильнее любого активного сопротивления. Махмуд ага снова ударил её, и Сафие почувствовала кровь на лице. — Хватит! — Хуссейн чавуш схватил своего командира за руку. Действие вина заканчивалось, и сипах был всё большем ужасе от происходящего. — Как ты смеешь?! — Всё зашло слишком далеко, Махмуд ага. Приди в себя, если Валиде Султан умрёт, нас всех уничтожат! — Уйди прочь! — оборвал Махмуд ага своего подчинённого и грубо вырвал свою руку. — Если сам хочешь сохранить жизнь! — Хусейн чавуш отлетел к крыльцу и, ударившись головой, больше не поднялся, но продолжал дышать. Махмуд ага медленно подошёл к стоящей на коленях Валиде Султан. И, взяв её за подбородок, поднял лицо вверх, заглядывая в глаза. — Просите пощады, госпожа, и я отпущу Вас, — тихо сказал он, наслаждаясь своей видимой властью. — Пошёл прочь! — ответила Сафие, сплюнув кровь. — Ничего не будет, Махмуд ага, никакой пощады! Тебе следует уже бояться. — Сафие чувствовала какое-то странное ликование, и едва уловимая, скорее нервная улыбка тронула её губы. Махмуд ага отпустил госпожу и отвернулся, сделав несколько шагов, остановился. — Значит, мне терять нечего! — по знаку несколько сипах схватили Сафие и привязали её к стоящему во дворе, в углу дереву. — И я могу причинить Вам как можно больше боли, — тихо прошептал Махмуд ага, наклонившись к уху Сафие, и снимая с её спины одежду. Затем плеть в его руках взвилась… После первых ударов спина покрылась алыми полосами, и заструилась кровь. Но Сафие не кричала, не стонала, не умоляла… И, наконец, потеряла сознание. — Нет! — воскликнул Махмуд ага. — Подождите умирать, госпожа. Ваш конец только начинается… Сафие облили холодной водой, приведя в чувство. Последовало ещё около десяти ударов. При каждом новом слышался еле сдерживаемый стон, но не больше. Наконец, наступило спасительное беспамятство… Махмуд ага сплюнул и покинул двор, скрывшись в доме, где всё это время раздавались весёлые голоса и продолжалась пьянка… — Госпожа… Госпожа… — Услышала Сафие тихий голос, чувствуя, как кто-то осторожно подносит к пересохшим губам флягу с водой. Глоток. — Как же хорошо — живительная влага, — пронеслось в голове Сафие, она открыла глаза, скривившись от боли. — Барух Ашем! Вы живы, госпожа, — Иссак стал осторожно развязывать Сафие руки. — Иссак, что ты здесь делаешь? Уходи… Не надо… — Я и так достаточно ждал, не зная, куда себя деть. Пока они все не перепились и не уснули… А этот, — Иссак показал взглядом на Хуссейн чавуша, — так и лежал здесь. Стало тихо, я вошёл, взял флягу и подошёл к Вам. — Спасибо, но зачем так рисковать… Зачем вернулся… — А разве можно обрести покой, поступив трусливо, госпожа… И подло. Вы хотели защитить мою маму, защищали меня. Матушка бы поняла меня. — Они пришли за мной… — Нет, госпожа, они пришли потому что захотели и сделали бы это, даже если бы Вы сегодня у нас не были. Всем этим людям была нужна кровь, они её получили… И это их вина. Они выбрали матушку своей жертвой, хотя она не делала ничего плохого, служа Вам. Вы — Валиде Султан нашего Повелителя. — Спасибо, — ещё раз тихо прошептала Сафие. — У меня есть идея, подождите, я вернусь к Вам. Какое-то время Иссак ещё сомневался. То, что он собирался сделать, было рискованно, но он и не мог поступить иначе. Подойдя к навесу возле стены, где лежали дрова, Иссак взял несколько и уложил их колодцем. Затем положил внутрь несколько мелких. Высек искру, разжёг огонь и набросал сверху зелёных листьев, сорванных с деревьев. Вскоре вверх устремился чёрный дым. Взяв в руки тряпку, Иссак стал быстро накрывать и открывать сигнальный костер, прерывая столб дыма. Примерно должно выйти так, три коротких сигнала, затем три затяжные и ещё раз три коротких. И так несколько раз… Он слышал, что сзади кто-то приближался, но хотел закончить сигнал. — Уходи… Уходи немедленно! Иссак! — из последних сил крикнула Сафие, после этого всё стало как в тумане, и она окончательно потеряла сознание. Кто-то сбил его с ног. Упав лицом на мокрую землю, он вдруг подумал, что это был его последний костёр… По крайней мере он встретится с матушкой. Под дождём Ибрагим паша долго ходил по тёмным улицам, и на душе у него было тревожно… Прошло столько времени, и никаких следов Сафие Султан. Внезапно паша заметил дым. Неужели в такую погоду что-то может гореть? Дым поднимался до небес клубами, похоже, от сильного огня… И прерывался… Сигнал. Ибрагим побежал туда, откуда доносился дым, так быстро, как мог. Ворвавшись во двор, паша увидел сипаха, который, наклонившись к сидящей в углу, в луже Сафие Султан, держал над ней в руке меч. Выхватив из ножен ятаган, Ибрагим с ходу метнул его. Воин упал. — Госпожа, госпожа, — Ибрагим кинулся к Сафие, опускаясь перед ней на колени. Она ни на что не реагировала. Паша дотронулся до шеи и замер. Пульс… Пульс был. — Слава Аллаху, госпожа… — Ибрагим поднял Сафие на руки и поднялся сам. — Дышите, дышите, госпожа, Вам нельзя умирать… — из дома один за другим стали выходить воины. — Ни в коем случае нельзя! — Ибрагим, — раздался слабый голос. — Там… Иссак… У костра, он ранен, помоги ему… Ему. Ибрагим бросил взгляд в сторону и увидел лежащего на земле юношу. Времени терять было нельзя… — Я понял, понял, госпожа, я вернусь за ним. Обещаю! И Ибрагим скрылся в темноте улицы, направляясь в переулок. — За ними! Вбежав в переулок, Ибрагим оглянулся и при свете месяца увидел сверкающие мечи. А он остался без оружия. Не было времени забрать ятаган. — Наверняка паша не один, скоро здесь будут янычары… — тем временем раздавались голода в рядах сипах. — Пусть Махмуд ага сам разбирается. Я не хочу терять за него голову. Бунт нам могут ещё простить, а смерть Валиде Султан — никогда… — Да, да… Хватит, давайте вернёмся в казармы… Мы попросим прощения. — Трусы! Я… — Они правы, Махмуд ага, надо уходить, хватит, нас всех убьют! Пора бежать! — сказал очнувшийся Хусейн чавуш. — Я, похоже, сильно тебя приложил, — сказал ага, но посмотрел вперёд, три или четыре человека продолжали преследование… Ну, и пусть. Махмуд ага остановился и нырнул в другой переулок. — Пошли отсюда, Хусейн чавуш! Ибрагим осторожно опустил Сафие на землю, прислонив её к стене. Так госпожа была скрыта в самом тёмном углу, а сам спрятался за деревянный столб и отдышался, как раз в ту минуту, когда их стал настигать первый преследовать. Сипах пробежал мимо. Тут же появился другой, но к этому Ибрагим был уже готов. Неожиданно появившись, он перехватил руку с кинжалом и сшиб воина с ног ударом головы в его голову. И тут же вонзил захваченный кинжал третьему преследователю в лицо. Раненый зажал рукой окровавленную щёку, и, отступая, столкнулся со своим товарищем. А Ибрагим одним резким движением свернул шею противнику, находящемуся у него в руках. Последний появившийся, изрыгая ругательства, поднялся и тут же побежал в противоположную сторону. А раненый, ошеломленный ударом и падением, с тихим стоном остался лежать на земле. Паша поднял Сафие, которая снова была без сознания, на руки. Но прежде чем он сделал несколько шагов, на соседней улице появилась новая толпа. Ибрагим замер, лихорадочно размышляя, нет, он ничего не успеет уже сделать, но будет стоять до последнего. — Ибрагим паша, это Вы что ли? Ибрагим облегчённо выдохнул. Перед ним был Аслан ага и янычары. Они окружили пашу с двух сторон, ведя перед собой сбежавших сипах, одного и второго. — Мы увидели дым, они налетели прямо на нас. Должно быть, пробежали мимо Вас. — Да, а вон там несколько их подлых товарищей. Аслан указал взглядом, и один из янычар поднял на ноги раненого. — Сафие Султан… Слава Аллаху! Всё в порядке? — Нет, Аслан ага, нужна помощь, лекарь срочно. Сафие Султан серьёзно ранена. Без сознания. Иди за мной. — Где мы найдём сейчас лекаря, паша? Мы достаточно далеко от города. Да и если найдём, его ещё нужно привести, — говорил Аслан ага, пока они в окружении янычар, которые закрывали их со всех сторон возвращались к дому. — Вас же в корпусе учат некоторым основам… Может быть, в доме будут лекарства, чистые ткани. Нужно остановить кровь, обезболить, перевязать… — Перевязать, да, мы сможем, но кроме этого у нас нет ничего. — Надо найти! Нам нужно время добраться до дворца. Иначе слишком рискованно… Повелителю сообщили? — Я послал за ним. — Хорошо. — Оставайтесь здесь, — приказал Аслан янычарам, входя во двор дома, пропуская Ибрагима с Сафие на руках вперёд. Затем открыл дверь в дом, осматривая комнату. — Никого нет, проходите. — Там, — показал взглядом Ибрагим в сторону, — раненый юноша, Сафие Султан говорила о нём, посмотри его. Я вынужден был его оставить. Ибрагим вошёл в дом и полулёжа усадил Сафие на кровать, затем подошёл к очагу, разжёг сильнее огонь и стал искать чистые полотенце, простыни, и всё, что могло помочь… Аслан опустился на колени перед Иссаком и покачал головой. Глаза полуприкрыты, зрачок неподвижен. Сознания нет. Дыхание частое, поверхностное, пульс прерывистый. Аслан отпустил запястье, и рука безвольно упала. Юноша дрожал от потери крови, она была некритичной, но достаточной. Живот был вспорот справа налево. Ятаганом и одним размашистым движением. — Юсуф, — обратился Аслан к молодому янычару, — набери воду из колодца. — Аслан ага, — Юсуф поставил наполненное ведро перед командиром, — когда мы шли сюда, я слышал ваш разговор с пашой… Я видел крапиву у дороги. Лекарство из неё останавливает кровь. — Откуда ты знаешь? Юсуф! — Моя матушка лечила людей в нашей деревне. — Ты ей помогал? — Старший брат больше, но я тоже… Потом меня забрали… Если я сделал что-то не то… Нам говорят забыть. — Нет, никогда не забывай кто ты и откуда ты! Храни это в своём сердце и опирайся, служа нашему Повелителю. Ты сможешь приготовить лекарство? Тогда иди, нарви и помоги Ибрагиму паше. Юсуф убежал, Аслан поднялся и пошёл к дому. — Как там дела? — Он умирает, паша, — ответил Аслан, наполняя глубокую чашку водой и ставя её на огонь. — Ранение в живот, но я дам ему шанс. — Аслан поставил ведро на пол. — Чистая вода. А у Вас как? — ходя по дому, Аслан, открывая шкафчики, взял иголку с ниткой, затем факел и тёплую воду. — Озноб начался. Есть простыни, полотенца, и я нашёл корень валерианы. — Можно приготовить отвар, он обезболит, — сказал вошедший в дом Юсуф. — Я собрал, Аслан ага. — Отлично. Помоги здесь паше, затем иди ко мне. — сказал ага, выходя из дома. Юсуф кивнул. — Нам тоже нужна тёплая вода, паша. — Сейчас поставлю. Взяв листья крапивы, Юсуф измельчил и стал толочь их в глиняной ступке. — Вода. — Поставьте ещё, нам будет нужен кипяток. — Что делать дальше? — Паша… — Говори, что делать! — Помойте руки, возьмите чистую тряпку, надо осторожно промыть раны тёплой водой… Теперь корень валерианы залейте чашкой горячей кипячёной воды… — Юсуф стал наносить зелёную кашицу на раны. — Накройте, и дайте настояться на кипящей водяной бане пятнадцать минут, затем охладить, процедить и добавить чашку кипячёной, но уже не горячей воды, — говорил Юсуф, накладывая на грудь тугую повязку и перевязывая раны чистой хлопковой простынёй. Сафие не приходила в себя, только тихо, сквозь стиснутые зубы, постанывала, лоб госпожи был горячим. — Я сейчас вернусь… — Очень быстро Юсуф действительно вернулся с двумя намоченными полотенцами, положив одно на лоб, другое — на грудь. — Холод тоже снимет боль, и жар. Вы справитесь без меня, паша? Я должен помочь Аслану аге. — Конечно, иди, и спасибо. — Когда всё будет готово, дайте госпоже отвар, будет гораздо легче, хотя уже сейчас повязка и лекарство помогут… Одновременно, пока Юсуф помогал Ибрагиму, Аслан занимался Иссаком. Прокалил нож над факелом, удалил повреждённую часть толстого кишечника, затем начал сшивать оставшееся и зашивать рану. Аслан торопился, ведь если юноша вдруг очнётся, то умрёт от болевого шока. — Аслан ага. — Как там дела, Юсуф? — спросил Аслан, продолжая зашивать рану. — Сафие Султан жива… А он выживет? — Не знаю… Но я сделал, что мог. — Ему нужен покой. — У нас нет такой возможности, оставить его лежать в покое, но если мы доберёмся до дворца, всё пройдёт хорошо, то лекари там смогут помочь больше. Продолжай сшивать, Юсуф, — сказал Аслан передавая молодому янычару нитку и иголку. — Сможешь? Юсуф кивнул. Аслан поднялся. — Осман, Али! — янычары обернулись. — Возьмите из дома одеяло или кусок плотной ткани и сделайте носилки. На углах необходимо сформировать узлы, чтобы было можно нести. — Мы понесём его на руках? — спросил Юсуф. — Да, это быстрее чем искать экипаж. Будете сменять друг друга, — ответил Аслан, сполоснув окровавленные руки в чаше с остатками воды, которой до этого так же промыл рану. — Отвечаешь за него, Юсуф. Молодой янычар снова кивнул. В этот миг раздался топот лошадей. Аслан склонил голову и подошёл к быстро вошедшему во двор Мехмеду. — Где моя Валиде, Аслан ага?! — В доме, Повелитель. Мехмед рванул к дому, распахнул дверь и кинулся к лежащей на постели матери, опускаясь на колени. — Валиде, — трепетно произнёс Мехмед, дотрагиваясь до лица матери и наклоняясь к ней, проверяя её дыхание. — Матушка… — Сафие Султан жива, Повелитель, не беспокойтесь, — закончив фразу Ибрагим, пошатнувшись, стал заваливаться на стоящего сзади Аслана, который его поймал. — Ибрагим паша! — Что с ним? — У паши жар, Повелитель, сильный. Он почти без сознания. Поднявшись, Мехмед бережно поднял Валиде на руки. — Выводи его. Нам пора возвращаться во дворец. — Конечно. Повелитель… Есть ещё раненый юноша, Сафие Султан спрашивала о нём. — Забирай всех, Аслан ага. Дворец Топкапы. Продолжая находиться на балконе, сидя на диване, Фатьма Султан напряжённо смотрела на ходящую из стороны в сторону старшую сестру. Наконец, она не выдержала. — Хюмашах, Хюмашах, — Фатьма удержала сестру за руку, усаживая её на диван рядом с собой. — Хватит, хватит, сядь, успокойся хоть на минуту. — Сколько ещё ждать Фатьма, сколько?! Я сойду с ума от этой неизвестности! Мне нужно знать, что сейчас с мамой! Где она?! Хюмашах обхватила голову руками и закачалась. Фатьма обняла сестру. Она беззаветно любила их маму, и её переполнял страх. — Успокойся, Хюмашах, успокойся, прошу, сейчас мы всё равно не можем ничего сделать, кроме этого… Давай вернёмся к Михримах и Фахрие, хорошо? На несколько минут возникла тишина, наконец, Хюмашах кивнула. — Да… Да, хорошо. Так Фатьма и Хюмашах в её объятьях и вернулись в покои. — Хюмашах… — Фахрие, смотря на старшую сестру, приподнялась с колен Михримах. — Всё хорошо, сестрёнка. Михримах, ничего не говоря, подвинулась, заставляя так сделать это и Фахрие. Фатьма посадила на диван Хюмашах и села рядом, не отпуская руку старшей сестры. Сама же Хюмашах как будто даже неосознанно потянулась к руке Михримах и сжала её, а её саму, так и не отпускала всё это время Фахрие. Так сёстры и сидели в напряжённой тишине, они все искренне любили матушку, и сейчас им было просто страшно, когда двери распахнулись, и старший брат внёс на руках в покои их Валиде. И Михримах почувствовала, как Хюмашах вздрогнула. — Матушка, — Хюмашах подскочила к брату, который опускал Валиде на кровать. — Как она, Мехмед?! — Лекарей, сейчас же! — Мехмед! — Она жива, жива, Хюмашах, — сказал Мехмед, заключая сестру в объятья. — Нет угрозы, состояние матушки стабильное, — Мехмед посмотрел на сестёр. — Матушка поправится. Хюмашах отстранилась от брата и дотронулась до лба Валиде, нежно гладя её по волосам. — Жар… — тихо прошептала Хюмашах, и в этот момент в покои вошли лекари. — Хюмашах… — позвал сестру Мехмед, потянув к себе. — У матушки жар! — сообщила Хюмашах лекарям. — Мы посмотрим, госпожа, не волнуйтесь, — ответил седовласый главный лекарь. Хюмашах оставалась в объятьях брата, но не отводила взгляда от матери, внимательно следя за каждым движением лекарей. Так прошло несколько минут. — Ну и, как, как она?! — Раны не глубокие, госпожа, я не вижу угрозы жизни, — ответил главный лекарь. Хюмашах выдохнула. — Она поправится? — Конечно, Хюмашах, Валиде — сильная, и поправится. Не переживай так сильно. — продолжал успокаивать сестру Мехмед. — А жар? — Скорее всего он спровоцирован переохлаждением, не воспалением, мы дали лекарства, к утру он должен спасть. Несмотря на это, я бы рекомендовал покой и хороший сон в течении двух ближайших дней и ночей. Куда больше времени потребуют сломанные рёбра… — И сколько? — Их хорошо зафиксировали, госпожа, чем избежали серьёзных повреждений, поэтому думаю, около трёх недель. — Но никакой угрозы нет? Это просто потребует больше времени, а не два дня, да? — Да, Повелитель. — Слышишь, Хюмашах, всё хорошо, всё хорошо… Хюмашах подошла к постели и, сев, взяла руку Валиде в свою, поцеловав её. И посмотрела вокруг, сначала убеждаясь, что сёстры в порядке, а затем отметив, что Аслан ага был сейчас рядом с Мехмедом… — Мехмед… А Ибрагим где? — В покоях… Лекари оказывают ему помощь. Ты знаешь, Аслан ага рассказал мне, что это именно он нашёл Валиде. — Он ранен? — Нет, нет, он в порядке, просто его простуда. Хюмашах продолжала сжимать руку Валиде, затем снова её поцеловала. — Я скоро вернусь, матушка… — тихо прошептала Хюмашах и поднялась. Когда Ибрагим паша открыл глаза, то улыбнулся, увидев сидящую на его постели супругу, держащую его за руку. — Хюмашах… — Здравствуй, — Хюмашах провела рукой по волосам мужа. — Лекари сбили жар, как ты себя чувствуешь? — Сейчас замечательно, — Ибрагим с нежностью смотрел на Хюмашах, она же кивнула и отвернулась, будто невольно посмотрев на дверь. Это был момент, но Ибрагим заметил этот взгляд. — С Сафие Султан всё хорошо? — Да, да… Благодаря тебе, да, — ответила Хюмашах, возвращаясь к мужу. — Я рад. — А что за юноша с тобой в покоях? Лекарь так и не смог ничего мне сказать, кроме того, что он тяжело ранен. — Я не знаю, но Сафие Султан просила его спасти. Мы с Асланом агой постарались, но неизвестно, что будет дальше, а пока я отвечаю за него. Хюмашах снова отвернулась, и Ибрагим понял, что она скрывает, сдерживает слёзы. Она боится. Всё равно боится. — Хюмашах, — тихо позвал Ибрагим, — иди, иди к Валиде, не мучай своё сердце. — Ибрагим… — Я в порядке, не переживай. Всё хорошо, иди. — Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, Ибрагим… — Хюмашах благодарно сжала руку мужа и наклонилась к нему, оставляя на щеке нежный поцелуй. — Ты вернул мне матушку… — тихо прошептала Хюмашах. — Ты сделал это уже дважды. Я помню… Вернувшись в султанские покои, Хюмашах застала там только сестёр, которые сидели у постели Валиде. Мехмеда не было. — Как Ибрагим паша? — спросила Фатьма. — Хорошо, — ответила Хюмашах, садясь на кровать и беря Валиде за руку. — Где Мехмед? — Ему что-то сказали, он взял Аслана агу и куда-то ушёл, — ответила Михримах. — Идите отдыхать, вы устали, вечер был тяжелым, да и уже поздно. — Поправляйтесь, матушка. Доброй ночи, Хюмашах, — пожелала Фахрие, обнимая сестру. — Михримах, — Хюмашах протянула руку сестре. Бросив взгляд на Фатьму, Михримах встала и подошла, беря старшую сестру за руку. — Спокойной ночи, сестрёнки, — Хюмашах тепло обняла обеих сестёр. Михримах поцеловала маму и протянула руку Фахрие. — Идём, Фахрие, нам пора. — Ты тоже иди, Фатьма, отдыхай. — Тебе бы тоже это не помешало, Хюмашах. — Я останусь с матушкой. — Не переживай ты так, Хюмашах, — Фатьма внимательно смотрела на сестру. — Твои глаза полны печали. Лекари же сказали, матушка поправится. — Посмотри, — Хюмашах сжимала руки Валиде в своих. Раны на запястьях были обработаны и перевязаны. — Я ещё раньше это заметила, какие глубокие следы от верёвок. Это значит, матушку связывали, тащили… Ты представляешь это?! Затем били… Фатьма помолчала. Глаза, голос сестры, всё, было наполнено болью. — Матушка справится, Хюмашах, Мехмед накажет виновных, всё будет хорошо. — Спасибо, Фатьма, мне было важно это ещё раз услышать. — Постарайся отдохнуть за эту ночь, Хюмашах, хоть немного. Я приду завтра утром. Несколько часов спустя, Сафие заметалась в бреду, пытаясь подняться. — Иссак… Иссак, — сорвалось с губ Сафие тихим стоном. Хюмашах кинулась к матери и крепко-крепко обняла её. — Тише, матушка, тише, — вполголоса говорила Хюмашах, — прошу Вас… — она переживала, ей было очень больно и тяжело наблюдать сейчас за мамой. — Он жив, матушка, тот юноша жив, успокойтесь, — Хюмашах гладила Валиде по волосам, дотрагивалась до её горячих лба, щёк, говорила и говорила, нежно, ласково, и всё крепче сжимала её руку, хотя вот так передать матушке свою силу и веря, что это поможет. — Держитесь, матушка, держитесь, я не отпущу Вас, никогда. Сафие Султан затихла, Хюмашах облегчённо выдохнула и села в стоящее рядом кресло, положив голову на бортик кровати, по-прежнему не отпуская руку Валиде. Султан Мехмед этой дождливой ночью в окружении факелов сидел на принесённом троне во дворе корпуса сипах. Все они стояли перед ним на коленях. А он сам был в красном кафтане и высокой шапке — юсуфи с красным рубином в центре. За спиной же и вокруг Повелителя стояли янычары вместе с Асланом и держали руки на рукоятках своих ятаганов, готовые в любой момент их применить. Уже несколько часов командиры отрядов ему снова присягали, подходили, целовали руку и отходили. Наконец, Мехмед поднялся и, поправив кафтан, объявил всем о прощении. Ятаганы взметнулись в воздух. — Да здравствует, Великий Падишах! Да здравствует, Великий Падишах! Слава Падишаху! Мехмед поднял руку. Воцарилась тишина. — Я так же услышал, что вы сказали, я дам нужный совет своей матери и исправлю ошибки своих слуг, — в этот момент Мехмед сделал знак Аслану, и он вместе с ещё один мощным янычаром вышли вперёд, держа в руках два мешка, с которых капала кровь. Их открыли, и две головы покатились под ноги воинам. — Только Махмуд ага и Хусейн чавуш этого уже не увидят! И Мехмед в сопровождении Аслана направился к выходу из корпуса. Когда Мехмед вернулся во дворец и вошёл в свои покои, он так и застал сестру, уснувшей в кресле и держащей Валиде за руку. Несколько минут брат наблюдал за сестрой, затем приблизился и осторожно дотронулся до её плеча. — Хюмашах, иди в покои, отдохни, уже почти утро. — Нет, — госпожа встряхнула головой, прогоняя остатки сна, — я не оставлю матушку. Ей то становилось лучше, то снова лихорадило, и только сейчас к утру жар действительно начал спадать, — Хюмашах погладила Валиде по волосам. — Я наказал их, Хюмашах, они больше никогда не тронут нашу Валиде! Хюмашах хотела что-то ответить, но в этот миг в покои постучали. — Да. Двери открылись, и в комнату проскользнула Елизавета, а за ней вошёл Бюльбюль. Кошка мягко запрыгнула на кровать и, вытоптав себе ямку, свернулась калачиком в ногах Сафие. — Простите, Повелитель, но она очень беспокоилась, ходила из комнаты в комнату и искала Сафие Султан. Хюмашах легко улыбнулась. — Елизавета легла рядом, значит, теперь всё точно будет хорошо. — И кошки исцеляют. Значит, завтра уже Валиде откроет глаза… Сафие Султан действительно пришла в себя и стала быстро поправляться, но Иссак, несмотря на все усилия лекарей, скончался, не приходя в сознание, словно он и не хотел возвращаться, и больше бороться… Валиде Султан стояла перед двумя свежими могилами. Её волосы развевал ветер, а она с задумчивым видом смотрела на деревянные столбики у изголовья горьких холмов. Люди, которые здесь теперь покоились, спасли ей жизнь, а она… — …защитите моего сына… Не смогла, не сделала… — «Покойтесь с миром, мои друзья»! — мысленно произнесла Сафие, и в этот момент почувствовала, как кто-то взял её за руку, оставляя на ней поцелуй. — Матушка, — услышала Сафие голос сына. — Я наказал того, кто это сделал! И ваш экипаж, дорогой Вам подарок, я восстановлю, обещаю. Сафие ничего не ответила, забрала свою руку и невольно отстранилась чуть в сторону, тут же оказавшись объятьях дочери. — Матушка… — Хюмашах встревожено смотрела на мать. Сафие чувствовала, как в её груди пылает ярость и сожаление. Сожаление о том, что она не может защитить… Сафие посмотрела на Мехмеда… Когда-то и он это сделал… Отобрал того, кто ей дорог, заставил расстаться… А она… Ярость, ярость к собственной беспомощности и слабости… Сафие опёрлась на руку дочери, и они медленно пошли к экипажам. — Вы дрожите, матушка, — Хюмашах с всё большим беспокойством смотрела на мать и сильнее сжимала её руку. — Вам нездоровится? Ей с самого начала не нравилось, что матушка собиралась на похороны, прошло слишком мало времени, чтобы мама окончательно поправилась, её ещё мучили сломанные рёбра, но разве она могла помешать… Только и оставалось, что быть рядом. Матушка была права в своём желании выразить благодарность. Она и сама была очень благодарна и Эсперанце, и Иссаку за всё, что они сделали… Мама снова ничего не ответила, и Хюмашах чувствовала, как её сердце сжимается. В последнее время у неё было полное ощущение, что душевная рана матери, нанесённая Мехмедом, потери её маленького брата, начала наконец-то затягиваться. Удивительно, но причиной этому были ещё одни горькие события. Пришла чума, Фатьма потеряла Махмуда, но беспокойство и забота о её сестре, желание помочь несчастным простым людям, внимание к строительству мечети словно вызвали её маму к жизни. Они снова говорили, она всё меньше чувствовала сковывающий холод… Видела даже несколько лёгких улыбок мамы Мехмеду, когда как-то раз заметила их на прогулке в саду. Рана рубцевалась, а теперь её словно разодрали, заставили кровоточить снова… И маму, с которой ещё несколько дней назад она была в вакфе, наблюдая за ней с улыбкой, как будто всё теперь угнетало. Она видела это по глазам, даже когда матушка говорила, что всё хорошо. Но она всегда могла сказать, когда мама подавлена, счастлива или обеспокоена… Сейчас она была как будто не здесь, а где-то далеко… Хюмашах недолго посмотрела на брата и отвела взгляд. Так они и подошли к экипажам. Сафие поставила ногу на ступеньку и, обернулась, посмотрев куда-то за горизонт, что озарялся последними лучами солнца… И села в карету.