Воспоминания

Полуденная жара была в самом разгаре, поэтому стараясь идти по теневой стороне узкой и извилистой улицы Сафие Султан, укрытая от посторонних глаз накидкой в сопровождении охраны и ханзадер гарема — Разии хатун, направлялась в район Баязид, где и был в Стамбуле расположен жужжащий улей Большого базара или Капалы-чарши. Его строительство началось при султане Мехмеде II Завоевателе сразу после взятия Константинополя в 1453 году на базе рынков византийской столицы. По приказу султана были возведены две каменных постройки, с куполообразными потолками — бедестаны, вокруг которых стал формироваться рынок. В последующие же годы Капалы-чарши неоднократно перестраивался и расширялся. Здесь слышались разные голоса, и казалось, что всё многообразие акцентов, но речь была преимущественно местная. Османские правители извлекали выгоду из торговли армянских, греческих, венецианских и других купцов, собирая с них таможенные сборы и рыночные пошлины, ставшие доходной статьёй султанской казны. Сафие неспешно перемещалась от лавки к лавке, осматривая ювелирные изделия, ковры, ткани, керамику и пряности. Но как бы госпожа не оттягивала момент, с горечью вспоминая, как много лет назад сама была здесь несчастной молодой девушкой, наступило время, когда она подошла к рядам невольничьего рынка. Сафие Султан искала наложницу, которая должна была стать её извинением за последние месяцы, в конце концов, ради будущего своих детей она должна усмирить гордость. И пока Сафие осматривала девушек, обратив внимание на одну темноволосую из них, решив, что её красота, гордый, но с долей смирения взгляд, благородная осанка должны понравиться Мураду, где-то в стороне раздался хлёсткий удар плётки. — Закончи всё здесь, — обратилась Сафие к ханзадер. — Отправь девушку в гарем и сделай всё необходимое, отведи в хаммам, надуши, наряди в роскошные одежды и представь её Повелителю от моего имени. — Госпожа, — поклонилась Разия хатун. Сафие сделала несколько шагов в сторону, откуда доносились звуки ударов, и увидела торговца, а перед ним на коленях обессиленного и измученного юношу, на его спине виднелись глубокие раны и содранная кожа, и он болезненно вздрагивал от каждого нового взмаха плётки. Ещё два последующих удара заставили его сгорбиться и опустить голову, наконец, прикрыв глаза, юноша упал, и как только торговец сделал новый замах, Сафие дала знак охране перехватить его руку. Торговец хотел было возмутиться, но интуитивно почувствовав в Сафие госпожу, сразу покорно опустил руку. — В чём этот человек провинился? — Он слишком слаб, госпожа… Я не могу долго держать его при таких условиях… — Откуда он? — Не знаю, мне недавно доставили его из коптского монастыря в Египте… Обычно оттуда приходят люди стойкие. И легко продаются, в отличие от… — То есть он недавно прошёл процедуру… — Сафие прикрыла глаза, сдерживая гнев, всё происходящее было ей омерзительно. Всё это время юноша инстинктивно и со страхом ожидал новых ударов, но их не последовало, и тогда он слабым голосом прохрипел. — Воды… Сафие протянула руку и один из охранников вложил в неё кожаную фляжку, госпожа открыла её, опустилась на колени и, осторожно приподняв голову юноши, поднесла её к его губам. Голова дернулась. Глаза открылись, посмотрев на Сафие. Они были полны боли, но словно увидели чудесный лик золотоволосого ангела, который на всю жизнь запечатлелся в его сердце. С невероятно красивыми в своей глубине голубыми глазами и волосами, которые переливались в лучах солнца. И на растрескавшихся, сухих губах появилось подобие улыбки. Это состояние длилось несколько секунд, а потом ослабленный юноша потерял сознание. — Сколько ты за него хочешь? — Госпожа, зачем Вам этот слабый, я могу предложить Вам… — Отвечай на вопрос! — 700 акче, — ответил торговец. — Заплати ему, — обратилась Сафие к охране. Так будущий Бюльбюль попал в Топкапы и, вылечившись и окрепнув, стал верно служить Сафие Султан. Султан Мурад стоял на балконе султанских покоев и смотрел на открывающийся с него чудесный вид на Босфорский пролив. — Повелитель, — Сафие присела в поклоне. — Сафие, — Мурад поцеловал любимую в лоб, — наконец-то ты пришла ко мне… Я благодарен тебе за подарок. — Я не могу отрицать, что мне больно принять всё это, но если это необходимо, то, если ты не откажешься от своего обещания, я сделаю это, приму ситуацию… Не так давно ты пообещал мне, что всегда будешь рядом со мной, Мурад. — Сафие, ты всегда можешь быть в этом уверена, я никогда не оставлю тебя. Ты — моя единственная Хасеки… — Мурад склонился над Сафие и впился в её губы поцелуем. — И я очень соскучился по тебе, — хрипло выдохнул он, подхватив любимую на руки, направившись в покои. Покои Валиде Султан. — Газанфер, что-то случилось? — Сафие у Вашего сына сейчас. — Он принял её?! После всего? — Она подарила ему наложницу. — Серьёзно? — Ага кивнул. — Хм, надо отдать ей должное, Газанфер, я её недооценила. Боль должна была спровоцировать её действовать, совершать ошибки, но она ведёт себя идеально. — Только Эдже попалась, госпожа. И она её выгнала. — Это нам никак не поможет, Газанфер, и ты прекрасно знаешь причину этого, поэтому ты должен позаботиться об этом. — Я уже всё устроил, госпожа. — Отлично. — Но она могла её использовать, разве нет, госпожа? Вместо того, чтобы просто выгнать? — Вмешалась в разговор Джанфеда калфа. — Если она не верит, что Мурад бы стал мне врагом из-за одних её слов, и доказательством которых были бы слова какой-то рабыни, то, значит, она действительно умна и мудра. Я должна признать это. Она не допускает даже вероятности ситуации, при которой мой сын перестал бы, напротив, верить ей. — Или просто этого не хочет, чтобы не огорчать Повелителя… — Ты действительно, Джанфеда, веришь, что у неё такой сильный принцип семьи до сих пор? И вообще принципы? — Она могла убить, госпожа, учитывая, в чём именно вина Эдже, но не стала, значит, вопреки всему она ещё не хочет крови на своих руках. — Но принципы рано или поздно сломаются, Джанфеда, как и у всех нас. — Да, госпожа, вопрос лишь в том, кто нанесёт этот последний удар. — Госпожа, вы не станете ничего предпринимать? — Я же сказала, Газанфер, несмотря на то, что мы добились её боли, она ведёт себя идеально, она не даёт мне повода. Мурад принимает наложниц, и если среди них всех он хочет периодически видеть её, пусть так и будет. — Как Вам будет угодно, госпожа. Октябрь, 1579 года. Покои Хасеки Сафие Султан. — Смотри, Хюмашах, вставить иголку сюда и вывести её отсюда, и так шаг за шагом, терпеливо и осторожно. Двери покоев отворились, вошедший Бюльбюль поклонился матери и дочери и поставил на столик напитки, а после направился к выходу. Всё это время Хюмашах внимательно смотрела на агу, словно оценивая, может ли этот человек быть рядом с её мамой. — Матушка, а Эдже? — Она мне больше не служит. — Она сделала что-то плохое? — Да, моя девочка, она очень провинилась. — Она навредила Вам, да… — Хюмашах нахмурилась, вспомнив о недавней и внезапной болезни матери. — Вы поэтому были больны… — дочь внимательно смотрела на Валиде. — А этот человек этого не сделает, матушка, вы ему доверяете? — Его зовут Бюльбюль, Хюмашах, и я уверена, он будет верен мне, и он — хороший человек. — Ладно, — сказала Хюмашах с некоторой неуверенностью, — тогда я тоже ему поверю, — в следующий миг дочь улыбнулась маме, и Валиде ласково поцеловала её в лоб. Неожиданно двери с грохотом распахнулись, и в покои с криком ворвалась Эсмахан Султан. — Это ты убила моего мужа, Сафие! — Что? — Хасеки встала и поклонилась. — О чём вы говорите, госпожа? — Мой муж, Соколлу Мехмед паша, погиб в результате покушения от руки неизвестного дервиша! — Госпожа, я не имею к этому никакого отношения. Жаль, что вы переживаете такую боль. — Сказала Сафие, едва скрывая удовольствие состоянием госпожи. — Ложь! Вот так, значит, ты решила отомстить мне за наложниц… Думаешь больше их не будет… Но учти, я не стану молчать, я всё расскажу брату! И он больше никогда тебя не примет! А наложницы будут приходить и приходить, ведь и сейчас, к слову, мой брат на прогулке с одной из них. — Госпожа, — Сафие из-за всех сил сдерживала слезы, — прошу Вас, успокойтесь, здесь моя дочь… — А если я расскажу, как вы смеете говорить с мамой, что тогда?! — спросила Хюмашах, резко встав. — Хюмашах, не нужно… Эсмахан Султан хотела что-то сказать, но вместо этого смогла только недовольно сжать губы, сестра прекрасно знала, как её брат трепетно относится к своей дочери. — Давайте я помогу, тогда Вам придётся ответить перед Повелителем за оскорбление мамы и её бездоказательные грязные обвинения! — Я не хотела оскорбить твою Валиде, Хюмашах, просто у нас возникло некоторое недопонимание, но мы его обязательно разрешим, ведь так, госпожа? — Конечно, госпожа, — ответила Сафие, склонив голову. Сдержав эмоции и совершив легкий поклон, Эсмахан Султан вышла из покоев. Сафие опустилась на софу, а после рядом осторожно села Хюмашах. Она не понимала почему, но чувствовала, что мама не довольна. — Матушка, вы сердитесь? Но я не сделала ничего плохого, я не должна кому-либо позволять с Вами так разговаривать! — Хюмашах, — Сафие нежно провела рукой по волосам дочери, — моя прекрасная доченька, меня очень трогает твоя готовность оберегать меня, но ты должна пообещать мне, что всегда будешь уважительна по отношению к семье своего отца. — Но, матушка, Эсмахан Султан не была с Вами уважительна… Её слова ранили Вас… Наложницы, о которых она говорила, Валиде Нурбану Султан ведь настаивает на них, да… Они не любят нас… — Откуда у тебя такие мысли? Тебя это не касается… — Достаточно, что они не любят Вас, значит, не любят меня, я ничего им не должна! Но и меня с Мехмедом они не приглашают, мы не общались и практически не виделись всё это время здесь, матушка, кроме формальных встреч… — Гевхерхан Султан подарила тебе на прошедший день рождения замечательную книгу. — Это правда, но только тётя Гевхерхан искренне и рада нам, интересуется, как у нас дела, зовёт на прогулки в сад, дарит подарки… С ней я всегда буду уважительна и буду рада провести время. — Моя справедливая девочка, ты расстроена, я понимаю, но несмотря не на что тёти и ты — представители одной Династии, это важнее всего. Задумавшись, Хюмашах посмотрела на маму и выдохнула, а после подвинулась поближе и обняла Валиде. — Хорошо, матушка, — дочь слегка отстранилась от мамы, — я стану госпожой, достойной нашей династии Али Осман, но сделаю это ради Вас! И я обещаю защищать, оберегать Вас от всего, что может причинить Вам боль, и заботиться о Вас! — С этими словами Хюмашах снова заключила Валиде в свои объятья. — Я тоже люблю тебя, моя девочка, — как только дочь снова села рядом с ней, Сафие продолжила, — и чтобы выполнить своё обещание, тебе достаточно быть тем, кем ты являешься, моей прекрасной доченькой, радовать меня и заставлять гордиться, а со всем остальным я справлюсь, моё бесценное сокровище. Сафие нежно поцеловала дочь в лоб. Покои Султана Мурада после церемонии похорон паши. — Эсмахан, моя дорогая сестра, прими мои соболезнования. Мехмед паша — большая утрата не только для тебя, но и для нашего государства. — Тогда ты должен наказать того, кто это сделал, брат! — И я сделаю это, как только Ахмед паша закончит расследование. — Хм, зачем нам расследование, если и так известно, кто это сделал. Твоя Хасеки Султан! — О чём ты говоришь, Эсмахан?! Ты знаешь, что полагается за подобную клевету?! — Да, и ты сделаешь это со мной? С родной сестрой?! Это не клевета, брат! — Так у тебя есть доказательства сказанного?! — Нет, Повелитель, пока нет… — Тогда, чтобы я больше не слышал подобного по отношению к Сафие! Она мать моего наследника, моих детей и моя Хасеки султан! Ты обязана уважать это, Эсмахан, нравится тебе это или нет. Возвращайся в свои покои! Сестра резко отвернулась от брата и вышла из покоев, даже забыв поклониться. — С вашего позволения, Повелитель, — Шах Султан и Фатьма Султан направились за старшей сестрой. — Повелитель, — обратилась к брату Гевхерхан Султан, — я прошу Вас быть снисходительным к Эсмахан, она сейчас в горе и не понимает, что говорит, позвольте, ей это пережить. — И ты уверена, что Сафие не имеет к этому отношения? — Конечно, у Вас есть в этом сомнения? — Нет, хм, но, по-моему, мы единственные в нашей семье, кто так думает. — Не преувеличивай, Мурад, Шах практически здесь не бывает. А Фатьма, ты знаешь, нашу младшую сестрёнку, она была бы искренне рада принять того, кто делает тебя счастливым, но не меньше тебя она любит Эсмахан и Валиде, поэтому она рядом, но она никогда ничего не сделает против тебя. — Но моя мать и Эсмахан готовы обвинить Сафие в чём угодно. — К сожалению, да, Валиде и сестре трудно принять, что рядом с Вами достойная Хасеки Султан, умная, образованная и мудрая… — Ты видишь это, а они нет? — У всех есть свои слабости, брат, мама и сестра слишком горды, впрочем, как и твоя Хасеки. И тебе это нравится… — Это, правда, сестра, — Мурад тепло улыбнулся. — Откуда ты всё знаешь? Вы общаетесь? — Нет, Сафие слишком закрыта, она не вполне мне доверяет, и я могу это понять и хочу надеяться, что это может измениться со временем. Но твои сын и дочь, ты отец и безусловно любишь их, а поэтому, можешь даже не всегда замечать насколько достойно они воспитаны. Общаться с ними одно удовольствие, тебе очень повезло, брат. И я искренне рада за тебя! — Моя дорогая, мудрая сестра, — сказал Мурад, заключив Гевхерхан в объятья, — спасибо, я очень ценю тебя и твои слова. А как твой второй брак? Ты счастлива с Джеррахом Мехмедом пашой? — У меня всё хорошо, Мехмед паша — очень хороший, спокойный человек. Я благодарна тебе. — Я рад, что ты счастлива, сестра. — Повелитель, — вошедший ага поклонился, — к Вам Сафие Султан. — Пусть войдёт. — Повелитель, госпожа. — Моя Сафие, — султан поцеловал любимую в лоб, — что-то случилось? — Я беременна, Мурад, — Сафие Султан тепло улыбнулась. — Ты сделала меня сейчас самым счастливым человеком на свете, Сафие! — Поздравляю Вас, Повелитель, — поздравила брата Гевхерхан Султан, — прекрасная новость в этот непростой момент. — Спасибо, сестра. — Я оставлю вас. С вашего позволения, Повелитель, госпожа. Как только они остались одни, Мурад протянул Сафие к себе, она обвила руками шею любимого и отдалась волшебству долгого, нежного глубокого поцелуя длиною в бесконечность. Вернувшийся в свои покои после церемонии шехзаде Мехмед заметил, что его в них ждала сестра, она смотрела в окно и была так погружена в свои мысли, что даже не заметила вошедшего брата. — Хюмашах, — позвал сестру Мехмед, осторожно подойдя к ней. — Мехмед… Прости, я ждала тебя, хотела поговорить и задумалась. — Ты чем-то расстроена… — брат осторожно поднял лицо сестры, ловя её взгляд. — Что-то случилось? Тебя кто-то обидел? — Мехмед… Братик… — Хюмашах… Да что случилось-то… — брат осторожно обнял сестру. — Давай, пройдём к камину и ты всё расскажешь мне. — Во время церемонии, пока мы были на Башне справедливости, ты бы видел, как Эсмахан Султан смотрела на Валиде… У меня так и возникала мысль, что только присутствие Валиде Султан её сдерживает. А недавно госпожа ворвалась в покои мамы, когда я там была, и… Она была очень неуважительна, Мехмед, это было ужасно. — Эсмахан Султан считает Валиде виновной в том, что произошло с её мужем? — Да. — Почему? — Просто ей так хочется вместе с Валиде Султан во всём винить нашу маму… — Валиде Султан? — Они не любят нашу маму, братик, я не знаю почему, но они всё время хотят причинить ей боль. Обвиняют, постоянно говорят о наложницах, настаивают на них. Нурбану Султан настаивает. И теперь я очень боюсь за матушку, вдруг они ещё что-то сделают… Я до сих помню, как мама внезапно заболела… — Хюмашах, ты что? Эсмахан Султан не сможет ничего не сделать, госпожа только исполняет волю своей матери и ни на что, кроме этого у неё не хватит ни сил, ни смелости. Она может только говорить. А в присутствии Валиде Султан и без её разрешения, как ты сама сказала, хм, не решается и на это. Наша мама — Хасеки Султан отца, Валиде Султан прекрасно знает об этом, она не тронет матушку, да и, если бы хотела, уже бы тронула, а наложницы, на которых она настаивает… Наш отец — Повелитель имеет на них право, Хюмашах, это никак не влияет на место Валиде в его сердце. — Да, я знаю правила, Мехмед, но ведь маме больно! Я видела, как она плакала! — Хорошо, я всё понял, Хюмашах, ты не хочешь, чтобы маме было больно… — Конечно, не хочу! — Тогда тебе не нужно беспокоиться об этом, я позабочусь обо всём. — Нет, Мехмед, тебе нельзя вмешиваться! Ты ведь помнишь, что говорит мама, ты — главный наследник отца! Зачем я тебе всё рассказала, но мне так было грустно, страшно… — Не волнуйся, Хюмашах, я прекрасно помню, чему нас учит мама. И всегда следую её советам. Не беспокойся за меня и за маму тоже. Всё будет хорошо. Я позабочусь о ней. — Мехмед, если матушка узнает, что я рассказала тебе, она разозлится на меня… Рассердится… Прошу, не говори ей и не делай ничего, а то она узнает… Я не хочу её разочаровать… — Сестрёнка, разве я могу тебя так подвести, когда ты мне так доверилась? Мы просто поговорили, как брат и сестра, и всё останется между нами, обещаю. Ты только не волнуйся больше, хорошо? Я уверен в том, что сказал тебе, нашей матушке нет никакой прямой угрозы. Тон голоса брата был таким спокойным, что Хюмашах улыбнулась и потянулась, заключая Мехмеда в свои объятья. — Спасибо, что выслушал, братик, мне стало гораздо легче. Ты успокоил меня. И, находясь в тёплых объятьях брата, Хюмашах уже не могла физически почувствовать его взгляд холодных карих глаз, которые сейчас смотрели на стену за её спиной. Тем временем покои Валиде Султан. — Матушка, Мурад поймал убийцу, этот человек во всём признался и стоял передо мной на коленях, естественно брат казнит его, но несмотря на всё это, я знаю, Сафие причастна к смерти моего мужа, а Мурад не стал слушать меня… — Конечно, он не стал тебя слушать. Ведь, кроме эмоций и игре на родственных чувствах, у тебя нет никаких доказательств, а Сафие его Хасеки Султан и мать его детей. Хватит, Эсмахан. Хватит бездоказательных и эмоциональных обвинений, эмоциями мы можем говорить с тобой наедине, но хочешь действий, сначала найди доказательства. Вечер. Покои Хюмашах Султан. — Госпожа, — поклонился Бюльбюль, — вы хотели меня видеть? — Матушка верит тебе, и я тоже тебе поверю, но ты должен пообещать мне, что будешь оберегать мою маму и никогда не навредишь ей! Я хочу быть в этом уверенной! Иначе ты не останешься с ней! — Госпожа, Сафие Султан спасла мне жизнь, я никогда этого не забуду и обещаю Вам, что всей душой и сердцем я буду предан ей! И буду делать всё, что в моих силах, чтобы госпоже ничего не угрожало. — Ты говоришь искренне, от сердца, рада слышать это… Хорошо, ты можешь остаться с мамой, — и Хюмашах улыбнулась, будто принимая Бюльбюля в их круг. — Благодарю Вас, госпожа, — слуга почувствовал, как он словно прошёл важное испытание и заслужил большое доверие для себя, и поклонился, — уверяю, я не подведу Вас. — Ещё я хочу, чтобы ты был честным со мной, я не прошу рассказывать мне обо всём и предавать доверие Валиде, но если ей потребуется что-то, если я спрошу тебя о ней, ты не будешь ничего от меня скрывать, как делали это все недавно, когда матушка заболела. И для нашего начала, ты не расскажешь ей об этом разговоре, хорошо? — Обещаю, госпожа. *** — Столько прошло лет с этого разговора, а Бюльбюль всё ещё здесь. И, если бы не он, не знаю, как бы я всё это выдержала. — Хюмашах вновь болезненно посмотрела на постель Валиде. — Надо сказать, что ему пришлось очень быстро подтвердить правдивость и искренность своих слов. Мехмед был прав, Эсмахан Султан ничего не сделала Валиде лично, но Бюльбюля избили по её приказу… Позже он сказал, что она искала любой повод обвинить матушку если не в смерти, так в колдовстве, что она околдовала отца, а поэтому он ничего не слушает, но ничего не добилась и отправила Бюльбюля обратно к матушке… К счастью, он поправился. *** Сад Топкапы. — Синан паша, узнав, что ты из Албании и обратив внимание на твои военные успехи, рада, что не ошиблась в тебе, ты прекрасно всё организовал и заслужил награду, — Сафие Султан протянула паше наполненный мешочек. — Я рад служить Вам, госпожа, — крепкий седовласый мужчина около 60 лет с мужественными чертами лица и аккуратно подстриженной седой бородой поклонился. — Какие новости обсуждались сегодня на совете дивана? — Второй визирь — Семиз Ахмед паша получил печать великого визиря, и в связи с последними неудачами в Иране, разгромом нашей армии под Шемахой и захватом персами провинции Ширван, взятием в плен крымского калги Адил Гирея и бегством Усман паши в Дамур-Капу, Мустафа паша смещён с поста сардара и отозван в Стамбул, командующим армией назначен я. И ещё, госпожа, сипаха, который всё сделал, он не успел скрыться, Ахмед паша поймал его, вскоре он будет казнён, но Вам не о чем волноваться, покойный паша лишил его земельного владения, все решат, что это личная месть, а ничего больше этот человек не знает. — Хорошо. Поздравляю тебя с высокой должностью, Синан паша. И желаю тебе проявить себя. — Я сделаю всё возможное, госпожа. Я должен предупредить Вас, в связи со смертью Мехмеда паши в совет дивана введён Канижели Сиявуш паша. — Муж Фатьмы Султан… Что ж, будем следить за ним, но пока нужно сосредоточиться на достижении наших целей. И, подчиняясь Сафие, Синан паша склонил голову. Семиз Ахмед паша скончался в апреле 1580 года, и на пост великого визиря был назначен Лала Мустафа паша. Июль, 1580 года. Счастливая Сафие Султан тепло смотрела на свою новорождённую дочь и, осторожно качая её на руках, обратилась к старшей дочери, которая тоже была здесь. — Хочешь подержать, Хюмашах? — спросила Сафие с тёплой улыбкой. — Конечно, матушка. Дочь подошла поближе к кровати, и Валиде передала ей младшую сестру, не убирая свои руки, помогая и поддерживая. Лицо Хюмашах озарилась теплой улыбкой при взгляде на сестрёнку, и она почувствовала такую беспредельную нежность в своём сердце к этой новой, бесценной жизни в своих руках, что пообещала себе обязательно оберегать её и заботиться о ней, как и полагается самой лучшей старшей сестре. — Внимание, Султан Мурад Хан Хазретлери! Двери покоев отворились, и в них вошли Султан и шехзаде Мехмед. — Повелитель, — Хюмашах слегка склонила голову, приветствуя отца, и с тёплой улыбкой обратилась к брату. — Мехмед, у нас появилась сестрёнка, я теперь тоже старшая. — Я очень рад этому, Хюмашах, — шехзаде улыбнулся. — Ты будешь прекрасной старшей сестрой, впрочем, такой же замечательной, как и младшей. Поздравляю Вас, матушка. И Сафие улыбнулась, глядя на своих прекрасных детей. — Спасибо, сынок. — Моя счастливая госпожа, — обратился Мурад к дочери. — Ты позволишь мне познакомиться с малышкой? — Конечно, папа. И Мурад осторожно взял новорождённую дочь себе на руки и улыбнулся. — А ты у нас совсем похожа на маму, светловолосая, голубоглазая принцесса, и будешь такой же красивой, да, как она и твоя старшая сестра, — сказал счастливый отец, укачивая на руках маленькую дочь, а после поцеловал её в лоб. — Я назову тебя в честь своей младшей самой милой сестрёнки, твоё имя — Фатьма, твоё имя — Фатьма, твоё имя — Фатьма. И, подойдя к Сафие, Мурад передал ей дочь, а после нежно поцеловал. — Моя любимая, Сафие, ты… Двери покоев неожиданно открылись, и в них вошёл Газанфер ага. — Повелитель, простите, но Нурбану Султан просила передать Вам, что все ожидают Вас у… — Я занят, Газанфер! И приду тогда, когда посчитаю нужным, а сейчас выйди и не смей больше входить без позволения! — Простите, Повелитель. — Прости, нас прервали, на чём мы остановились? А, да… Моя любимая, Сафие, ты осчастливила моё сердце рождением этой прекрасной принцессы, благодарю тебя, — Мурад тепло смотрел на девочку и Сафие своими карими глазами, — а сейчас извини, но я должен тебя оставить. И, поцеловав по очереди старших сына и дочь в лоб, Мурад вышел из покоев. Валиде Нурбану Султан вместе с Эсмахан Султан ожидала Султана Мурада в коридоре около покоев Шахихубан Султан, только что родившей шехзаде. — Где ты был Мурад? — недовольно спросила Нурбану у сына, когда он наконец подошёл к покоям наложницы. — Я давал имя своей дочери. — Дочери? Тогда как здесь мы ожидаем тебя, чтобы дать имя шехзаде, для тебя важнее дочь, брат?! — Её родила любимая женщина, Эсмахан! Пора тебе наконец это усвоить, сестра! — Хватит! Не смейте ссориться передо мной! А где твои старшие дети, Мурад? Они разве не должны поприветствовать шехзаде? — Они сделают это завтра, Валиде, сейчас они со своей матерью и сестрёнкой. Там где должны быть и где я желаю, чтобы они были! Султан прошёл в покои наложницы и взял сына на руки. — Твоё имя — Абдулла, твоё имя — Абдулла, твоё имя — Абдулла. — Поздравляю тебя, Шахихубан, ты снова осчастливила нашу Династию шехзаде. — Благодарю Вас, Валиде Султан, — брюнетка почтительно склонила голову. Оставшись одна в покоях, Сафие продолжала ласково укачивать свою дочь и напевала ей колыбельную. — Госпожа, — вошедший Бюльбюль поклонился Сафие. — Простите, что беспокою Вас, но я должен сообщить Вам, Повелитель ушёл в покои Шахихубан. Она родила шехзаде. — Что ж, это должно было случиться… Не она, так кто-нибудь другой… Остаётся смириться… Можешь идти, Бюльбюль… Что-то ещё? — Я только подумал, госпожа, было бы здорово, если бы это были вы… — Бюльбюль! — осадила агу Сафие, не повысив голос при этом. — Чтобы я больше не слышала подобного в адрес своей дочери! — Простите, госпожа… — Неважно, Бюльбюль, мальчик или девочка, она в первую очередь мой ребёнок, моя долгожданная доченька, я очень рада ей. Слуга понимающе поклонился и вышел из покоев. В августе 1580 года Лала Мустафа паша скончался, и великим визирем стал Синан паша. Некоторое время спустя Нурбану Султан и шехзаде Мехмед совершали прогулку по саду. — Госпожа, зачем Вы позвали меня? — Мехмед. Видя, как ты растёшь, моё сердце наполняется радостью. И я всё больше вижу в тебе твоего отца. — Да пошлёт Аллах ему долгую жизнь. — Аминь. — Но порой и печаль наполняет меня. — О чём Вы говорите, госпожа? — Подумай сам. Ты становишься сильнее, и твоя мать захочет использовать тебя. Разве ты этого не видишь? — Простите, но я — шехзаде, и должен быть источником силы своей матушки. Я счастлив дать её ей. — Конечно, конечно, ты — преданный сын и своей матери, и отца, а поэтому и не стоит потакать ей в том, чтобы видеть во мне врага. — Вы заблуждаетесь, моя матушка ничего подобного не говорит. — Я хотела, чтобы ты подумал об этом, Мехмед. Я хочу, чтобы мы были на одной стороне. — Конечно, госпожа, на одной стороне, но не против матушки. Никогда! Поэтому не ссоритесь здесь со мной и передайте Эсмахан Султан, чтобы она не приближалась к моей матери. А то я слышал, как на недавних похоронах она была неуважительна, в отличие от меня. — и Мехмед склонился в поклоне. — С Вашего позволения, госпожа. — Сын своей матери. Нурбану Султан вышла на балкон своих покоев и посмотрела в сад, где раздавался счастливый смех. Мурад и Мехмед упражнялись в стрельбе из лука. Госпожа мягко улыбнулась, смотря на своего сына. — Госпожа. Услышала Нурбану голос Газанфера и чуть посмотрела на него. — Скоро шехзаде Мехмед отправится в санджак. Какие будут Ваши приказы? Нурбану ещё раз посмотрела на Мурада. — Ты будешь всегда рядом, Газанфер. — И всё? — Да и всё. — А как же… — Этот удар стал бы смертельным, Газанфер, но Мехмед — первенец моего сына. Это особенное чувство. Я не могу причинить Мураду такую боль. Сафие не стоит этого. Разберёмся сами. А для тебя самое главное — Мурад и то, что составляет его счастье. — Как пожелаете, госпожа.